Менеджер подошел и начал монотонным голосом подробно объяснять систему формирования розничных цен на часы у официальных дилеров, я так же подробно и обстоятельно это переводил. Расчет был прост – занудным многословием приглушить фонтан Аркашиного остроумия. Ближе к концу речи Аркаша поскучнел и успокоился.
– Пусть оформляют, хрен с ними, – махнул он рукой. И тут же спохватился. – А что, сувениры-то они какие-нибудь дают? Мне за «Улисс» в Эмиратах кошелек подарили, за «Юбло» причитается что-нибудь, спроси-ка!.
Я перевел. Продавщица переглянулась с менеджером, отошла и через минуту вернулась с большой красивой коробкой. Аркаша просиял и привстал:
– Во! Другое дело! А что это?
– Подарочный каталог.
– Тьфу! – он разочарованно плюхнулся в кресло. – На кой он мне? Клопов бить?
Продавщица вопросительно посмотрела на меня.
– Не нужен?
– Давай! С паршивой овцы шерсти клок. Жене отдам, она эту мишуру любит.
Когда мы оказались на улице, я перевел дух. Но расслабляться было рано, потому что Аркадию нужен был еще ремонт часов, того самого «Улисса», за который ему в Эмиратах подарили кошелек.
У меня есть знакомый часовой мастер, Даниэль Шапиро, я регулярно привожу к нему клиентов за небольшую комиссию. Швейцарские часы – довольно хрупкая вещь. Они ломаются гораздо чаще, чем принято думать. Для сервисных служб это, кажется, тоже большой сюрприз. Авторизированные часовые мастера в бутиках поломавшиеся часы зачастую даже не открывают, сразу отправляют почтой на фабрику, там их не торопясь ремонтируют и высылают обратно. Ремонт часов обычным неспешным порядком может длиться месяцами. Те, кто не хочет долго ждать, везут ремонтировать часы в Цюрих, потому что в Цюрихе есть Даниэль Шапиро – мастер золотые руки. Он оживляет, казалось бы, намертво вставшие часы, вправляет мозги сбившимся со счета календарям, учит заново дышать турбийоны. И хотя Даниэль отличается феноменальной болтливостью, работу свою он делает быстро и качественно. И весьма недешево. Собственно, дешевой работы никто и не ждет, потому что Даниэль не простой мастер, он владелец собственной часовой марки – «Роже де Барбюс». На закономерный вопрос, кто такой Роже де Барбюс, Даниэль всегда откровенно отвечает – никто. Он придумал этого Роже де Барбюса двадцать лет назад, потому что, по его мнению, часы обязательно должны быть персонифицированы, а если написать на циферблате «Даниэль Шапиро», это будет плохо продаваться. «Вокруг так много антисемитов!» – сокрушается Даниэль. – «Пришлось использовать француза, хотя французы мне не очень по душе». Даниэль начинает перечислять свои претензии к французам. Помимо шаблонных – мелочные, прижимистые, – мне запомнилась одна, довольно необычная. Когда Германия напала на Польшу, у французов на немецкой границе было 120 дивизий, у немцев только 9. Если под рукой оказывается листок бумаги, Даниэль, отодвинув часовые инструменты, тут же принимается рисовать схему расположения дивизий. По договору с Польшей французы были обязаны атаковать, если бы они это сделали, Вторая мировая война закончилась бы за три дня. И тогда родственники Даниэля не сгинули бы в Освенциме. К швейцарцам у Даниэля тоже есть претензии – они не пускали беженцев из Германии. Об отношении Даниэля к немцам даже и говорить не стоит, если он заводится на эту тему, остановить его невозможно.
При этом в моем присутствии Даниэль всегда очень хорошо, даже подчеркнуто хорошо, отзывается о русских. «Мать Россия!» – восклицает он, и рассказывает в миллионный раз, что большинство цюрихских евреев, включая его бабушку и дедушку, прибыли из Российской империи, конечно, они сделали это не от хорошей жизни – «Там были эти ужасные казаки!», то есть Россия была суровой матерью, но все равно – матерью. Красноречивый факт: двум своим детям Даниэль дал русские имена.
Даниэль встретил нас с Аркашей в своем рабочем наряде – в нарукавниках и с лупой на лбу. Ростом он был Аркаше по грудь.
Я представил их друг другу.
– Как-как? – переспросил Аркаша. – Херр Шапиро? Ну, ну, – он осклабился.
Даниэль слегка нахмурился, молча взял часы и взгромоздился на свою «кафедру», как он называл рабочее место – высокий стол, заваленный инструментами.
– Нужно будет немного подождать, – сказал я Аркаше.
– А что, кофе в этой жидовской лавочке не предлагают? – громогласно поинтересовался Аркаша.
– Полегче! – процедил я, – Даниэль немного понимает по-русски.
– А что я сказал? – удивился Аркаша. – «Жидовский» – это же не ругательство. По-чешски, например, жид – это и есть еврей. Вся Прага исписана – «жид, жиды»… Это я по-чешски сказал – «жидовская лавочка». – Похоже, Аркаша опять принялся острить. – Так что с кофе-то? Херр Шапиро!
Даниэль поднял голову от часов и указал мне взглядом на кофейную машину в углу.
– Сейчас будет кофе, – сказал я. – Вам с сахаром?
– О! Тут еще и сахар насыпают! Мне пять ложек! Смотри-ка, хозяин испугался. Шучу! – веселился Аркадий.
Даниэль вышел с часами из-за «кафедры».
– К сожалению, я ничем не могу помочь, – сказал он. – Требуется сложный ремонт. Вам лучше обратиться в сервис «Улисс Нардан».
– Он что, обиделся? – удивился Аркаша. – Ты что, обиделся, земеля?
– Сложный ремонт, – Даниэль с непроницаемым лицом вручил часы обратно. – Я ничем не могу вам помочь.
– Что за город мутный, этот Цюрих! – сокрушался Аркаша, выйдя на улицу. – Люди мутные. Шапиро какой-то. Слышь, – сказал он мне, – а что тут еще посмотреть-то?
– Витражи Шагала, – ответил я. – Очень рекомендую. Сейчас налево, потом прямо до Парадеплац, и направо. Собор Фраумюнстер, не промахнетесь. Приятного просмотра! – я развернулся и пошел в сторону Энге, хотя мне тоже нужно было на Парадеплац.
«Шапиро обиделся, – подумал я. – Моей вины в этом нет, хотя, пожалуй, что и есть. Смотреть должен, кого приводишь. Нужно позвонить и извиниться, а еще лучше зайти».
Вечером, после всех своих дел, я снова оказался в мастерской Даниэля. Он не стал дослушивать мои витиеватые извинения, хотя, думаю, ждал их:
– Пустяки, Владимир! Не стоит извиняться. Еще один антисемит, среди русских их тоже много.
– Мы пока еще только учимся быть европейцами, – сказал я, надеясь, что это прозвучит как оправдание.
Шапиро поморщился:
– Европейцы! Тоже мне, образец для подражания! Гитлер что, был африканцем? Кто придумал газовые камеры? Может, австралийские аборигены? Я тебе могу показать по пунктам, на раз-два-три, как «либерте, эгалите, фратерните» превратилось в «Дойчланд юбер аллес». И не могло не превратиться! А! – с досадой махнул он рукой. – Что тут говорить! Хочешь кофе? Сделай и мне, я пока закончу тут кое-что.
Я принес чашку кофе Даниэлю на «кафедру» и устроился рядом.
Я знал, как поднять Даниэлю настроение. Нужно задать всего один вопрос: «Как идет подготовка к БазельУорлду?».
БазельУорлд – самая большая в мире выставка часов и ювелирных изделий. Эти два слова – бальзам для исстрадавшейся души Даниэля. Я наблюдал его в Базеле в течение выставочной недели – он совершенно преображался: в элегантном костюме, в бабочке, сияющий, искрометный, вдохновенный, казалось даже, он в росте прибавлял сантиметров десять. Он царственно привечал журналистов и часовых энтузиастов со всего мира, демонстрировал им новые модели, давал интервью, держался на равных с боссами самых знаменитых марок. Даниэль Шапиро! Владелец часового бренда «Роже де Барбюс»! Бессменный участник БазельУорлда на протяжении двадцати лет. Добро пожаловать на его стенд в Первом зале! Именно в Первом, том самом, где выставляются гиганты часового мира – Ролекс, Патек Филипп, Бланпа, Омега… и в их компании – «Роже де Барбюс». Двадцать лет назад, когда БазельУорлд еще не был такой знаменитой и дорогой выставкой, да еще в разгар очередного экономического кризиса, Даниэль ухитрился подписать многолетний договор об аренде стенда в Первом зале. Тогда и представить себе было нельзя, насколько это удачная сделка. За двадцать последующих лет БазельУорлд расцвел пышным цветом, залов там уже добрый десяток, не считая уличных павильонов. За место в Первом зале, самом престижном, бьются марки с мировым именем, даже на крохотный стенд Даниэля в углу есть уйма претендентов. Каждый год ему предлагают переехать, сулят большие выгоды, но Даниэль не сдается, для него на БазельУорлде существует только Первый зал.
