В это время снаружи донеслись крики, похожие на те, что поднимаются при пожаре. Княжеская чета разжала объятие. Бржетислав схватился за меч, Юдита приложила ладони к вискам. Прислушались — и различили топот коней, и жалобные вопли, и чей-то прерывающийся голос, повторявший:

— Князь Ольдрих освободился из заточения! Ольдрих ослепил князя Яромира! Ольдрих спешит сюда, чтобы погубить нас!

В тот же день в замок прискакало несколько слуг Яромира, которым удалось бежать, а за ними еще и гонец от Вршовичей. Ибо этот вероломный род, не останавливаясь на полпути в предательстве, помогал не только Ольдриху, но и Бржетиславу.

— Да покарает их Господь! — вымолвил Бржетислав. Тем не менее он подарил посланцу Вршовичей драгоценное украшение и говорил с ним, хорошо понимая, что в такой беде нельзя отталкивать даже бесчестных союзников.

Приготовились в путь; жену с младенцем Бржетислав решил отправить в Баварию, сам же думал отступить с наскоро собранным войском так, чтобы прикрыть тыл передовой дружине и в то же время следить за движениями приближающегося полка Ольдриха. Но вскоре он получил известие, ужаснувшее его. Он узнал, что Ольдрих собрал такое войско, как если бы задумал большую войну. Бржетиславу оставалось только спасаться бегством. Так он и поступил, хотя сердце его было сломлено, врученный, он видел в гневном движении отца замысел императора и желал отплатить злом за зло. И вся злоба его обратилась против Генриха, короля и властителя Баварии.

Вскоре после этих событий, когда Ольдрих ел и пил на пиру, добродушно похваливая блюда и со смехом постукивая пальцами по краю чаши, посреди шуток и веселья, он вдруг побледнел и почувствовал дурноту. Он поднялся, но тотчас снова сел. Почудилось ему — какое-то дуновение перехватило его дыхание, почудилось, будто он бешено скачет куда-то и будто мгновение и безмерность времени сочетались, как сочетается лук с полетом стрелы. Лицо его выразило изумление и восхищенность. Тут он упал и отдал душу Богу.

Эта смерть даровала свободу Яромиру. Он вышел из узилища, но он был уже стар. Был недужен. Был слеп. Мрак окружал его, и пропасти зияли с обеих сторон. Он ступал неуверенно, на ощупь.

На дворе лежал снег, с прояснившегося неба все еще слетали белые хлопья. Стоял чудесный день, и множество людей собралось во дворе замка, приветствуя князя, — но Яромир не отвечал. Он шагал вперед и знаком отстранил вельмож, ведших его под руки. Далее он двигался коротенькими шажками, нащупывая дорогу носком сапога. Тут рабы и те, кто прежде служил ему, да и кое-кто из вельмож снова стали выкрикивать приветствия, но князь жестом велел им замолчать.

Иной голос вел его. Князь испытывал силу своих чувств. Вопрошал душу свою, может ли считаться человеком тот, кто — не мужчина, да еще незрячий. И ответом ему было безмерное сожаление. Он вытянул руку сначала ладонью вверх, а потом повернул ладонь так, чтобы порхающие снежинки опустились на тыльную ее сторону. Так играл он ледяными звездочками, и во время этой трагической игры созревала в нем мысль, что не дано ему княжить, ибо телесная слабость этому помешает.

Тогда велел он собраться всем вельможам, с тем чтобы явился и Бржетислав.

И вот, спустя время, настал назначенный день, и все сошлись пред лицом Яромира. Впереди всех на возвышении, но пониже княжеского престола, стоял Бржетислав. Тогда Яромир спросил, с какой стороны стоят Вршовичи. Ему ответили, но князь попросил, чтобы тот, кто ответил, взял бы его руку и протянул в том направлении. Это было исполнено, и князь заговорил. По хорошо сохранившемуся свидетельству сказал Он вот что:

— Поскольку судьба моя не допускает, чтобы стал я вашим государем, ставлю князем над вами Бржетислава и желаю, чтобы вы повиновались ему и хранили должную верность. Тебе же, сын, говорю и повторяю, и всегда буду повторять: чти старших вельмож, как отца своего, и во всех делах спрашивай их совета. Дай им в лен народ и города, ибо ими стоит Чешская земля.

Так поступайте верными, но тех, кто носит имя Вршовичей, недостойных отцов негодных сыновей и рода нашего внутренних недругов, остерегайся, как сломанного колеса, и избегай союза с ними. Зри: меня, своего князя, они связали и издевались надо мною, а затем коварными советами привели к тому, что мой брат меня, брата, лишил очей!

Слушая это, Вршовичи скрипели зубами, и сердца их распирала злоба. С тех пор старались они отомстить, и Кохан нанял убийцу, который впоследствии и убил Яромира. Умер Яромир жалкой смертью, после ужаснейших мучений: все самое унизительное, все, что означает несчастье человека, дано было испытать ему в последний час. Он был ранен, когда опорожнял чрево. Копье проникло в задний проход, разрывая кишки, и острие сломалось в костях таза. Долго умирал Яромир. Не мог ни стоять, ни лежать и мучился страшной жаждой. Лишь на девятый день окончились муки его.

Бржетислав покарал за смерть дяди без жестокости. Он желал положить конец беззакониям и злодеяниям, желал освободить свою страну из-под владычества мести, хотел укротить страсти, вырваться из юдоли теней и рассеять тучи порабощения.

Всего этого ему в конце концов удалось достичь. Что же дало ему для этого силы? Благородство? Честность души и ума? Пожалуй, ничему не помогли бы эти великие свойства, если б не отвечали им сила сердец и общая воля. Ибо — что есть князь?

Господин над людьми, повинующимися ему. Господин над людьми, готовыми исполнять его желания, — и не более.

Он может назначить поход на врага, может вершить правосудие, он правит, приказывает, стремится вперед, подобно течению, по некоему руслу — но русло-то это и сообщает ему движение, и ограничивает его.

И, как течение соотносится с руслом, таковы нее соотношения между поступком одного человека и действиями остальных людей, ибо ни одно существо и никакую силу невозможно отделить от жизни, соединяющей всё.

А чтобы сравнение с водой и берегами не страдало слишком малой убедительностью и не слишком хромало, можно рассказать другую притчу.

В некоей земле долгое время стоит жара. Трескается иссушенная почва. Пересохли последний источник, последний ручеек, ушла вода из колодцев, в реках вода осталась лишь в самых глубоких местах, и тоненькая, как ниточка, струйка связывает их. Нагрянули бедствия. Семена засохли в земле, кусты шелестят увядшими листьями; от лесов, от моховых болот, от хрупких соцветий поднимаются к небу последние капли влаги. Но, поднимаясь, они скапливаются там, наверху, образуют тучу, и туча летит по ветру. Это — время созревания бури, время, когда накапливают силу дожди. И когда придет час, хлынут на землю ливни, и зазеленеют луга, а в руслах речек и рек побегут бурные воды.

Не сходны ли мысли и деяния людей с написанным образом? Не бывают ли они подчас потаенными, подобно испаряющейся росе, подобно неуловимым ощущениям?

Несомненно, и они могут испариться без следа — но сколь часто возвращаются они в новом облике и порождают деяния! Тогда начинается суд между одной эпохой и другой, начинается возрождение источников — и настает время славы.

А слава и есть то ядрышко, к которому устремлено наше повествование. Слава и есть содержание периода, носящего по старому обычаю имя Бржетислава.

Так вот, когда сей прекрасный князь принял власть, осуществились смутные чаяния народа и сделались всеобщей волей. Упрочился порядок в земле, а отсюда проистекала прибыль, от нее же — возросла гордость. По прошествии трех лет Бржетислав думал уже о военном походе.

В один прекрасный день сошлись по его повелению в просторной зале вельможи, и епископ, и все знатные люди. И Бржетислав держал перед ними такую речь:

— Польские князья чинили нам противности и расхватывали земли, издавна принадлежавшие. Чешскому престолу. Ныне же отошла сила от их оружия, опустилось оно, колотясь о шпоры всадников, скачущих прочь. Настал час отомстить за их неправые дела. Наступило время возмездия.