Умер он своей смертью, но последователей его гнали палачи Вихинга, многие умирали в заточении, другим пришлось покинуть родину.

В те времена ослабло могущество римской курии; светские и церковные князья выслушивали папских легатов без почтения и послушания. Святополк видел упадок Рима и в поисках новых друзей заключил договор с герцогом Арнульфом, немцем по крови. Так спор между Великой Моравией и франками обернулся дружеством. Так прекратил Святополк военные походы. И настал мир.

Никто не был счастливее от этого, никто не радовался этим переменам больше, чем епископ Вихинг. Он вообразил, что миролюбие герцога усыпит бдительность Святополка, что старость уже взяла в тиски воинственное сердце князя, что обещание мира обманет его. И отправил Вихинг посланца к герцогу Арнульфу, и посланец этот посоветовал начать войну.

В те поры в придунайские области вторглись венгры, чей образ жизни и способ ведения боя напоминали гуннов и авар. Венгры тоже были кочевники, дикие лошадники, и война была их средством пропитания. Рассказывают: ужас и страх летели впереди их конницы. Пастухи и земледельцы не могли ей противостоять, и правители старались направить ее путь в земли соседей.

Подобная мысль занимала и герцога Арнульфа. Он задумал сделать венгерский меч своим мечом и, готовя — по совету Вихинга — поход на Святополка, вступил в союз с этими дикими племенами. Летом 892 года вместе с венграми он двинулся на Моравию.

Тогда потоптаны были белые поля, персть взлетала из-под копыт лошадей, горели селенья, и дикие всадники вместе с герцогскими войсками сеяли смерть широко-далеко.

Святополк, собрав армию, сблизился с неприятелем. Победа вела его скакуна. Видно было — скачет она бок о бок с ним, и из всех людей разве один лишь Вихинг верил, что настанет конец славе великого князя. Один только Вихинг видел мысленным взором, как падает Святополк с боевого коня, как разжимается длань его и звенит, упав на камень, меч, — и безмерное счастье распирало грудь епископа.

Он ждал этого, в таких мечтаниях проходили его дни.

Когда кончилась битва и стали возвращаться очевидцы сражений, когда сам победитель с войском своим приблизился к Девину, Вихинг узнал в нем Святополка и задрожал в страхе. Княжеский конь шагал впереди дружины и ржал. Высокая фигура князя рисовалась на фоне пылающего заката, и видно было, как встает на стременах Святополк. Подняв меч, издал он победный клич, и все войско подхватило его.

Такова была мощь князя, такова и в старости была сила его мысли, что вскоре добыл он новую победу над Арнульфом и над болгарами, сражавшимися на стороне герцога. Святополк рассеял, разгромил их полки и в славе необычайной вернулся домой.

Навстречу ему вышла из замка процессия. Были тут все диаконы и священники, одного не хватало: епископа Вихинга. Он бежал. Не дождался возвращения князя. Бежал к Арнульфу, и Святополк не стал его преследовать. Князь презирал измену, лишенную силы, презирал тех, кто скрывается, ибо сердце князя отдано было войнам и славным сражениям.

И остался Святополк одиноким. Одиноким среди своих сыновей и советников. Остался одиноким, но сила не покинула его даже в час кончины. Умер он без страха. Умер на ложе, осененный крылами ангела, крылами посланца, что дарует беспредельные желания, жажду боя и волю к победе. Умер князь, обремененный проступками. Умер обремененный славой.

Едва разнеслась весть о кончине правителя Великой Моравии, поднялись на преемника Святополка, Моймира II, чехи и стали под руку Арнульфа. Тогда разбилось единство и настала пора смятения. Дрогнула Великоморавская держава, ибо всякие шептуны и служители разброда побудили одного из сыновей Святополка взбунтоваться против Моймира II, умножив хаос. А тогда ударили по Моймиру и бавары; пришлось князю защищаться и на чешских рубежах, и на границах Моравии. Тогда отпала от Моймира Чехия, а с нею и сербские области.

В то же время венгры вторглись в Германию, и король, устрашенный их силой, заключил с Моймиром II мир в Регенсбурге. Договор этот гласил, что франки и князь, в дружеском союзе, будут стоять заодно против вторжения диких венгерских племен.

В период недолгого мира, сменившего войны, вспомнил князь Моймир о Христовом учении и отправил в Рим посольство с просьбой восстановить в Великой Моравии самостоятельнее управление церковными делами. Папа дал свое согласие, но архиепископ Зальцбургский и другие епископы поднялись против мудрости Иоанна VIII и возроптали. Ненависть, которую ничто не могло преодолеть, побудила их писать бесконечные жалобы. Одна из них заканчивалась даже угрозой: хочет того папа или нет, а Моравия будет подчинена нашей власти!

Возобновившиеся раздоры среди церковников опять приблизили войну с громом сражений. Наступали сумерки памяти и смерть. Наступил 902 год, когда в последний раз дарована была оружию Моймира решающая победа. С тех пор все глубже проникали венгры в земли Великой Моравии. С тех пор теряется след Моймира II, и лишь 904 год еще напомнит нам о его победоносном мече. Далее уж одни только ангелы вели счет поражениям, бедам и годам Великой Моравии.

Во времена Святополка в стране, ограниченной Шумавой, лесами Крушных гор и Судетским горным массивом, жили славянские племена. По нижнему и среднему течению реки Огры селились лучане, к западу от них было место седличан, в крае, позднее названном Хебским, сидело хбанское племя; далее на север жили дечане, лемузы и литомеричи; а еще дальше, в краю Болеславском — пшоване. Северо-восточные пространства были уделом хорватского племени, юг принадлежал дулебам, а меж ними жили люди, называвшие себя зличанами. Но ядро, но середина той страны отдана была чехам, которые впоследствии сумели поставить братские племена в зависимость от себя и объединить их.

В древности племена редко вступали в добровольные союзы. Властвовали над ними князья, и эти князья стремились расширить свою власть войной и коварством; они нападали друг на друга и боролись между собой. Раздоры разъединяли их, и только победа пробивала дорогу из края в край. В жажде сражений ходили племена в походы по дремучим лесам или вдоль рек, которым тесно было в их руслах; ходили и походами к границам селений, спускались к равнинам с гор, с низин поднимались на холмы, и вели их пути от края леса к его середине или из темных чащоб к лугам, где широко разлились озера. Так каждое племя ходило из своих владений к владеньям другого, чтоб насладиться победой и возвысить могущество своего рода.

В те военные времена шум битв разносился по лесам, В те безжалостные времена победителям навечно отдавалась свобода тех, кто попадал в плен, и всадники перегоняли с места на место стада рабов. Тут можно было видеть мужчин, женщин и жалких стариков, падавших под тяжестью зерна и добра, когда-то принадлежавших им самим; так, падая, шли они к городищам своих господ. Там их уделом становились горе, лишения и боль, и ни одной утехи не насчитывалось во все их дни. Засыпали в тревоге, а едва намечался рассвет, их гнали рыть колодцы, и возделывать пустоши, и корчевать лес. Иной раз, когда вновь племя поднималось на племя, невольников понуждали идти в бой и биться за своих господ. Так рабским трудом и грабительством возрастало в одной стороне могущество чешских князей, в другой же усиливалась власть рода Славника, повелевающего зличанами. Оба рода держались дедовских обычаев. Страсти кипели в их сердцах, хотя ведомо было им учение о любви, которое князь чехов Боривой принял от архиепископа Мефодия. Некоторые высшие люди чешские уже тогда крестились, да и знатные семьи прочих родов легко уживались по крайней мере с наружным принятием веры Христовой. Они признали единого Бога, но оставались язычниками, если говорить об образе мыслей и действий. Так без пользы слушали они слова Евангелия, но жили по-прежнему как варвары: племя воевало с племенем, род с родом, князья и сыновья одного отца соперничали друг с другом. Сила была им судиею, и меч был их правом.