— Ну, говори теперь, что случилось? Где они?

Вашку, совершенно сбитый с толку всем происшедшим за последние полчаса и к тому же понятия не имевший о том, что сталось с его братом и сестрой, только развел руками.

— Я и сам не знаю. Началось с того, что мы попросили одного из стражников уговорить короля, чтобы он нас принял. В тот же день увели Мафалду. Потом Фернанду. А я остался. Вот и все.

— Ничего, ты не волнуйся. Они у короля, а ты здесь — значит, в тюрьме больше никто не сидит, а это главное. Уже вечер, скоро придет Менду Соареш, а уж он наверняка все знает. Давай посидим, отдохнем, а я расскажу тебе, как ездила к Жералду Жералдешу.

Вашку вытаращил глаза:

— Ты что, хочешь сказать, что этот в капюшоне был сам Жералду Бесстрашный?

— Да.

— Тот, который завоевал Эвору?

— Да нет, он только хочет ее завоевать, но не так-то это просто. Не думаю, чтобы ему удалось.

— А вот и зря. Завоюет, да еще как! Просто дьявол, а не человек! Захватили город вшестером! Влезли ночью на крепостную башню, убили дозорных, потом Жералду послал в замок сигнал, который у мавров означает приближение врага, да так, чтобы подумали, будто враг приближается с противоположной стороны. Пока сарацинские воины, покинув замок, разыскивали воображаемого противника, забыв в суматохе запереть ворота, Жералду уже успел ворваться в город и перебить остававшихся там воинов. Да, для такого дела нужно много мужества!.. Что же ты сразу не сказала мне, Санша, что это он? Я бы с удовольствием пожал ему руку.

Санша смотрела на Вашку с состраданием.

— Ты, видать, нездоров… Конечно, столько просидеть на хлебе и воде!.. Погоди, сейчас я принесу чего-нибудь поесть…

Вашку присел на скамью и повесил голову. Что же все-таки с братом и сестрой? И когда Санша вернулась с тарелкой кислого молока и горстью маслин, она впервые услыхала от него:

— Мне не хочется есть.

Король веселился. В последний раз он так смеялся, когда приезжал папский легат. Афонсу подобрался к нему сзади и схватил его за горло — в шутку, конечно, — а тот разорался, стал звать на помощь всех святых и самого сатану — кто раньше прибежит. Не забыть бы рассказать этот случай чужеземцам, пусть знают, что и он на выдумки горазд!

Но таких шутников, как эти юнцы, только поискать. Он, Афонсу Энрикеш, конечно, не такой дурак, чтобы верить всем их сказкам. А говорят они складно, отчего не послушать? Здорово он им поддакивает: что вы говорите? Да неужели? Как интересно!.. Пусть себе думают, что он поверил. Правда, приятно слышать, что правнук завладеет Аль-Фагаром. Жаль только, что никогда этого не увидишь, не доживешь. И с папой отношения неважные, так что вряд ли можно рассчитывать, что он похлопочет за него перед каким-нибудь святым, и тот принесет ему весточку прямо в рай. Да есть ли они, эти святые, кто их знает? Ха, слышал бы это Святейший! Тут же отлучил бы от церкви, старый черт…

Фернанду как раз с жаром разглагольствовал о праправнуке Афон-су доне Динише и его просветительской деятельности (в ответ на что король только презрительно хмыкал) и уже собирался рассказать о строительстве кораблей, о разведении лесов, о необходимости мира для людей, о роли образования, о законодательстве и университете, когда за дверями послышался шум и в зал влетела растрепанная дона Мафалда в более чем воинственном настроении.

— Дурацкая страна! Я уезжаю! Сколько раз ты обещал мне, что мы поедем в Коимбру? Что-то я не вижу, чтобы ты куда-нибудь собирался! Только и умеешь что обещать! Знала бы я раньше, никогда и ни за что не уехала бы из Савойи. Там, по крайней мере, знают, что такое цивилизация. Сколько раз ты обещал мне новое зеркало? Мое разбилось на том идиотском празднике, который ты устроил не знаю в честь какого святого или дьявола! Сегодня обязательно, завтра непременно… Я сыта по горло обещаниями, слышишь? А твои лекари? Откуда ты взял этих болванов, которые не могут вылечить от жара твоего сына? Один сует его в холодную воду, другой собирается окунуть в кипяток, третий советует подержать его голышом под лунным светом в день святого Сиприана, четвертый намерен завалить всеми одеялами, какие есть в замке. Еще одна умная голова надумала сунуть ребенку в рот две ложки измельченного козьего рога, растертого с горячим маслом, а другому мудрецу вздумалось держать его голодным двое суток. Я с ума сойду! Бедняжка тает на глазах, кожа да кости остались! И кричит день и ночь, у меня скоро уши лопнут! Сумасшедший город, нищий город! Или мы едем в Коимбру, или я забираю свое добро и возвращаюсь к папочке в Савойю!

Афонсу пытался вставить хоть слово, но королева так вопила, что ему оставалось только наглухо задвинуть забрало, чтобы не оглохнуть. Наконец ее величество сделала секундную паузу, которой и воспользовался его величество:

— Мафалда, выбирай слова, что о нас подумают эти чужеземцы?

— А мне какое дело, что они чужеземцы? Для меня все вы чужеземцы — и ты, и твои подданные. Я хочу уехать отсюда! И немедленно найди других лекарей, если не хочешь остаться без наследника!

Брат с сестрой молча наблюдали эту семейную сцену. Фернанду получил наконец возможность перевести дыхание. Забавно, когда у тебя на глазах скандалят король с королевой. Через восемьсот лет о таком нигде не напишут. На всех фотографиях в журналах монаршие особы, а также президенты и их супруги величественно улыбаются, хотя несколько минут назад они, может быть, осыпали друг друга страшными оскорблениями и требовали развода.

И тут Мафалду (нашу Мафалду) осенило:

— Слушай, — зашептала она на ухо Фернанду, — а что, если дать наследнику те таблетки, которые у Вашку? Он наверняка еще ни одной не проглотил.

— Ты что? Разве можно давать антибиотики такому маленькому?

— Во всяком случае, они не так опасны, как та гадость, которой травят бедняжку эти невежды. Нужно попробовать. И потом, это единственный способ вытащить Вашку из тюрьмы. Кажется, ты уже забыл о нем? Не сидеть же ему в этой яме все каникулы!

— Эй вы, о чем шепчетесь? Опять что-то задумали?

— Ваше величество, нам пришло в голову, что наш младший брат мог бы вылечить наследника.

— Наследника? Какой же он наследник, если вы сами только что уверяли меня, что ему суждено умереть, а королевство получит мой будущий сын Саншу? Или это все вранье?

— Никакого вранья! — обиделась Мафалда. — Все на свете знают — то есть через восемьсот лет будут знать, — что ваш сын Энрике умер в раннем детстве, но это вовсе не значит, что он должен умереть прямо сейчас. Во всяком случае, нужно сделать все, чтобы он пожил еще хотя бы несколько лет.

— Несколько лет или несколько месяцев, этого мы знать не можем, — вмешался Фернанду, — но попробовать стоит. Скажу вам откровенно: ваш сын Энрике должен быть от природы очень крепким ребенком, раз он до сих пор выдерживает все эти издевательства. У вас не врачи, а какие-то варвары!

Афонсу Энрикеш задумался. Он и сам не особенно доверял своим лекарям, но что поделаешь, других у него не было.

— А чем ваш младший брат может помочь Энрике? Сказочку рассказать?

— Мы не только сказочки знаем. А у нашего брата есть одно лекарство, которым можно вылечить принца.

Король колебался. Если он согласится, лекари разозлятся и еще, не дай бог, захотят отомстить: придумают какой-нибудь яд и отравят его во сне. А-а, ведь эти двое уверяли его, что он будет жить много лет! В конце концов, кто здесь король? Он что, не имеет права приказывать своим лекарям?

Афонсу хлопнул в ладоши, и появился паж.

— Поди приведи третьего узника. И побыстрее, слышишь?

— Слушаюсь, сеньор, — ответил паж, а про себя подумал: «Ходишь и ходишь… Неужели нельзя было вызвать всех сразу?»

— А я тебе говорю, это был оборотень. Ты вообще в этом ничего не понимаешь. И потом, ты небось спал, когда на тебя напали, а я все видел, вот этими самыми глазами, чтоб им лопнуть!.. Нет, лучше не надо.