– Откуда ты знаешь?

– Просто… чувствую. Многие события я предвижу, о многих узнаю в тот момент, когда они происходят… А о некоторых – только потом. Иногда – слишком поздно. Ровена была в “пещере”, но вернулась оттуда целой в невредимой, и слава Богу. Это я виновата. Я надоумила ее прийти сюда, дала ей…

– Что ты ей дала?

– Куклу. Не надо было этого делать, потому что кукла связала нас друг с другом, и эту связь нелегко разорвать.

– Но что же здесь происходит?

– Я уже говорила тебе сегодня – сама не знаю, но чувствую, что все замыкается на мне. Возможно, здесь всегда было так, однако мне кажется, это началось с драки рокеров. Во мне тогда проснулись стыд и ненависть.

– Ничего не понимаю. – Рой обнял Джейн за плечи, опасаясь, что она сбросит его руку. Но она не шевелилась.

– Один из них… – Рой уловил дрожь в ее голосе, – …изнасиловал меня.

– О Господи! Бедняжка…

– Что было, то было. Но я никогда не прощу себе…

– Глупости, что ты могла сделать? Сопротивляться? Тебя бы убили.

– Я не сопротивлялась – это было бессмысленно. Но… я и в душе не противилась. Хотела, чтобы со мной это сделали, наслаждалась, внешне оставаясь бесчувственной. Даже оргазм испытала… А после прокляла этого подонка самым страшным проклятием, но было уже поздно.

У Роя свело челюсти от ревности и ненависти к безвестному Ангелу Ада. И вместе с тем он ощутил эрекцию.

– Я опозорила свою благородную расу, нарушила священный обычай шайеннов, – бесцветным голосом, словно исповедуясь окружающей тьме, продолжала Джейн. – Женщины нашего племени дорожат своей честью, девушки до замужества носят пояс целомудрия. Блюсти этот обычай надлежало и мне, но теперь я – нечистая, и мой удел – под покровом темноты забираться на ложе какого-нибудь мужчины. Как последняя шлюха! Нет, я хуже, чем шлюха, – я убийца!

– Ну что ты! Ведь ты же никого не убила!

– Нет, убила. Я прокляла того, кто лежал на мне, и того, кто помогал ему. И они погибли до захода солнца. Я прокляла солнце и веселье, которое оно дарило людям на этой мерзкой ярмарке – и к вечеру пошел дождь. И до сих пор идет.

– Совпадения, – прошептал Рой.

– Может быть. А может быть, и нет. Как бы там ни было, здесь ожили существа, против которых я бессильна. Напрасно я просила тебя о помощи – никто не способен помочь мне, кроме Маниту, который сделал меня ясновидящей. Но даже он отвернулся от меня, потому что я предала мой народ. Если я уйду отсюда, все беды и напасти, возможно, последуют за мной, и этот город избавится от проклятья индейских богов.

– Нет! – При мысли о том, что он потеряет Джейн, Роя охватила паника. Он притянул ее к себе. – Не уходи, Джейн! Не покидай меня.

– Плохие мысли внушила я тебе. – Она провела пальцами по упругой выпуклости на его брюках. – Но это потому, что я – плохая женщина.

Рот индианки соприкоснулся со ртом Роя, зубы дразняще куснули его нижнюю губу, и он ощутил, как к его груди прижимаются мягкие нагие полушария. – Я поступила дурно, попросив тебя прийти этим вечером. Но с первого взгляда на тебя мне стало ясно, что так будет. Даже я не в силах изменить путь судьбы… Но ты должен обещать, что после вернешься к жене. И к Ровене, потому что ты нужен ей.

– Обещаю. – Он знал, что отступать поздно – путь судьбы, как сказала Джейн, изменить нельзя.

Ему казалось, он спит – эротические грезы обернулись явью, но в любой миг она может рассеяться, как осенний туман под лучами утреннего солнца. Но этого не случилось. Ее обнаженное тело стало частью его собственного. Мягкий ритм – словно покачивание детской колыбели; обещания, которые исходят из самого сердца, но никогда не исполняются. Постепенное убыстрение ритма, наслаждение, растущее с каждой секундой, и вот наконец волна, смывающая обоих в пропасть наивысшего блаженства – в пропасть, где не существует никого, кроме них двоих. Медленное возвращение в реальность, смутное ощущение вины под взглядом невидимых глаз. Торопливое одевание.

– Да, я плохая, – губы Джейн оторвались от губ Роя, – но лишь потому, что я – жертва судьбы. Что произошло, то произошло.

– Не уезжай! – взмолился Рой.

– Там будет видно. А пока мы с тобой должны оберегать Ровену. Будущее не желает открывать свои тайны. Больше всего я боюсь Салина.

– Салина?

– Горбуна, который чистит зверинец. Это самый омерзительный тип на ярмарке. У него гнилая душа. Мне не понравилось, как он на вас смотрел, когда вы с женой и Ровеной уходили домой. От него даже лев с гориллой прячутся.

– Я вернусь. – Выйдя в дождливую ночь. Рой услышал, как за спиной щелкнула дверная задвижка. Он быстро пошел прочь, стараясь держаться в тени и опасливо посматривая в ту сторону, где стояли полицейские машины.

Проходя мимо зверинца, он заметил движение в тени, присел на корточки, съежился, до боли в глазах всматриваясь во мрак. Но ничего не увидел. Он пошел дальше, и к тому времени, как добрался до Променада, убедил себя, что у него просто разыгралось воображение. Померещился ему, наверное, и далекий взрыв визгливого смеха.

Как Рой и ожидал, до его возвращения Лиз не заснула. Когда он, крадучись, вошел в спальню, освещенную только лучами уличных фонарей, жена в напряженной позе сидела на краю кровати, рядом свернулась калачиком дочь. Наверное, Ровене приснился кошмар, но она цела и невредима – значит, ничего страшного.

– Ну, – с металлическим тембром произнесла Лиз, – где же ты пропадал, интересно узнать?

– Я же говорил, что пойду подышать свежим воздухом.

– Два часа шлялся под дождем? – Лиз усмехнулась и включила свет, чтобы видеть лицо мужа. – Рой, ты чего-то не договариваешь. Я вижу.

Рой почувствовал, как его покидает отвага. Он редко спорил с Лиз, когда она бывала не в духе. И напрасно – надо было обуздать ее сразу после женитьбы. Сейчас поздно брать реванш, но он все равно решил попытаться.

– Что значит – не договариваю?

Лиз задержала дыхание. Она кипела гневом, но не позволила ему выплеснуться наружу, поскольку не верила, что ее муж действительно способен на это. Боже, точь-в-точь как в дамских журналах – поздней ночью муж возвращается домой, жена подозревает, что он был у другой, от его одежды пахнет духами, на пиджаке – два-три длинных волоса. Нет, Рой не мог! Он не такой.

– Я… мне кажется, – она не знала, с чего начать, – … что… что ты с кем-то встречался.

Он рассмеялся, но смех получился натянутым.

– Совсем сдурела? Что мне, больше делать нечего под таким дождем? Нет, я осматривал одно место.

– Какое?

– Ярмарку.

– Боже! Зачем?

– Там происходит что-то странное. Помимо убийств.

– Допустим, но какое тебе дело? Кажется, мы договаривались держаться подальше от этой ярмарки.

– Да. Но сегодня Ровена каталась на “поезде призраков”.

– С чего ты взял?

– Я… знаю.

– Потому что снова говорил с индианкой?

– Да. Мне было необходимо выяснить…

– Ты лжешь. – Лиз чувствовала, что вот-вот разразится – но не потоком гневных обвинений, а рыданиями. – Я хочу домой. Завтра соберемся и уедем. И постараемся забыть эти проклятые выходные.

– Не получится. – В голосе Роя едва не прозвучала насмешка. – Машины нет. И не будет до пятницы, а то и до субботы. А тогда нам и так надо будет возвращаться.

– Господи! – Лиз спрятала лицо в ладонях, больше не сдерживая слезы.

– Мы в западне.

– О чем ты?

– Не могу объяснить… Но неужели ты ничего не замечаешь? Ярмарке полагается быть веселой, беззаботной, а там кругом злоба и тоска. Как будто вот-вот должно произойти что-то страшное.

“Сейчас она начнет спорить, – подумал Рой. – Назовет меня идиотом и неврастеником”. Но Лиз молчала. Когда она подняла голову. Рой увидел, что у нее высохли слезы. Гнев угас, остались только подавленность и безнадежность.

– Да, – произнесла она. – Я сразу заметила, в первый же вечер. Эта ярмарка – не такая, как все. Обслуга смотрит на тебя с ненавистью, будто ты – незваный гость, и им наплевать на твои деньги. И хуже всех этот карлик…