– Вам не кажется, что, сами того не сознавая, мы способствуем их сближению?

– Давайте подождем и посмотрим, понравится ли ей гениальное произведение искусства. Ее может не устроить носик пуговкой и стройная фигура нимфы.

– В таком случае фамильный герб ее успокоит.

– Не уверена. Дяде не приходилось рисовать стоящих на задних лапах львов. Он может сделать из льва домашнюю кошку. Что касается единорога, то не станет же он уродовать животное, рисуя ему рог. Его-то он удалит полностью.

Разговаривая, они углубились в заросли терновника. Дэмлер предложил оставаться на виду у родственников.

– Почему? – спросила Пруденс.

– Моя кузина настоящий троянец, беспощадна в вопросах приличий, – объяснил он. Но больше всего Дэмлеру хотелось продемонстрировать свое новое отношение к вопросам морали.

Пруденс это показалось настолько глупым после того, как они подолгу оставались наедине в ее кабинете, что она расхохоталась.

– Не иначе, как в вас вселился Святой Дух, Дэмлер. Не удивлюсь, если в следующее воскресенье вы будете читать псалмы в церкви.

Пруденс побежала дальше, чтобы окончательно скрыться с дядиных глаз, Дэмлер охотно последовал за ней, помня, однако, о необходимости не забывать о знаках глубочайшего уважения.

– Если вы и в Лондоне намерены вести себя как святоша, друзья будут крайне разочарованы, – предупредила Пруденс, поддразнивая маркиза. Ей новый Дэмлер импонировал гораздо меньше прежнего, и она решила вернуть его в первоначальное состояние.

– С тем, кто будет разочарован, я порву знакомство, – заверил Дэмлер.

– В самом деле? И со мной тоже?

Он остановился и повернулся к Пруденс.

– Я хочу стать почтенным и уважаемым джентльменом, Пруденс, а вы мне только мешаете сделать это.

Пруденс насупилась.

– Раньше вы не относились ко мне так официально. Зачем вообще понадобилось меняться?

– Чтобы доставить удовольствие вам. Зачем еще, как вам кажется, я бы поселился в этом бараке, который кузина называет своим домом, ходил на лекции и диспуты и терпел бы нудную компанию стариканов? Только, чтобы угодить вам.

– Угодить мне? Я бы на вашем месте ни за что не согласилась пройти через эти мучения. Почему я должна ожидать это от других?

– У меня нехорошее прошлое, его нужно искупить.

– Если будете вести подобный образ жизни, то вам грозит еще худшее будущее. Вы уже разучились смеяться и шутить и тому подобное.

– Особенно и «тому подобное».

Искушение было слишком велико. Маркиз схватил Пруденс в объятия и попытался поцеловать ее.

В свои двадцать четыре года Пруденс еще не знала мужских объятий. Никто ее не целовал раньше. Она не ожидала такой решительности от Дэмлера и оттолкнула его.

– Этого я никак не могла предполагать, – сказала она, задыхаясь.

– Если не хотите, чтобы это повторилось, не дразните меня. Я еще новичок в правилах респектабельного поведения и могу сорваться. Вы соблазнительница, Пруденс, ваши декольтированные платья и кокетливый тон… Если действительно хотите, чтобы я стал достойным человеком, перестаньте меня искушать.

– Я не пытаюсь соблазнять вас, – возмутилась Пруденс.

– Как только мы приехали сюда, вы начали подталкивать меня к неправильному поведению. Я горел решимостью примерно себя вести и заслужить вашу благосклонность. Если бы не эта цель, я бы не вынес последние две недели А вы отвечаете тем, что изо всех сил стараетесь совратить меня с истинного пути.

– Ничего подобного.

– Вы знаете, что я прав, поэтому и злитесь.

– Откуда мне было знать, почему вы ведете себя так необычно? Вы ни слова мне не сказали.

– А вы, которая знает меня лучше меня самого, вы не могли догадаться? Вы не поняли зачем я примчался в Рединг и выставил себя на посмешище перед вами и Севильей? Вы не видели, что меня раздирает ревность, и не поняли, что я люблю вас?

Пруденс не знала, что сказать, и молчала с минуту. Потом спросила:

– Почему вы не остались?

– Вы дали ясно понять, что не нуждаетесь во мне. Я спросил, можно ли сопровождать вас в Бат, но вы стыдились компаньона с запятнанной репутацией. Вот почему я решил стать другим, тем, кто был бы вам приятнее. Но теперь все. Я не святой и не собираюсь им притворяться. Не нравился вам прежний, в новом виде я вас тоже не устраиваю. Вам доставляет удовольствие мучить меня. Если вы превратились в кокетку и ветреницу, то играйте эту роль до конца. И не вздумайте снова перевоплотиться в старую деву.

– Я не ветреница!

– Очень правдоподобно ее изображаете. Знаете, как называют женщин, которые завлекают мужчин, а потом отталкивают их в последнюю минуту? Не стану оскорблять ваш девственный слух этий именем, но скоро вы его услышите от кого-нибудь другого, если будете продолжать в том же духе.

– Зачем вы мне все это говорите, если я так безнравственна?

– Вам хочется уязвить меня побольнее, мисс Мэллоу, но теперь мы поменяемся ролями. Вы знали с самого начала, что я собой представляю. Меня можно было считать дураком, но не лицемером.

– Лицемером вы не выглядели, пока не явились сюда с неестественной осанкой, словно аршин проглотили, и дурацкими речами напыщенного индюка. Подумать только, вы и читаете мораль – кому бы вы думали? – мне!

– Да, роли переменились.

– Я никогда не читала вам нравоучений, хотя вы их заслуживали.

– Как бы не так! Вам доставляло несказанное удовольствие выпытывать все подробности моих греховных занятий. Но теперь все, конец! Больше я не стану вам исповедоваться.

Раздался удар грома, небо прорезала вспышка молнии. Упали первые капли дождя. Пришлось прервать спор и бежать к экипажу. В присутствии графини и Кларенса препирательства были невозможны. Они решили продолжить сеанс позирования в доме леди Клефф. Пруденс пожелала вернуться домой.

Мисс Мэллоу была уверена, что Дэмлер для нее потерян. Она проанализировала его слова и, хотя была зла и раздражена, не могла не признать, что во многом он был прав. Он вел себя безупречно в Бате, а она его подзадоривала и старалась вернуть к прошлому. И чем сильнее он сопротивлялся, тем упорнее действовала она. А ведь он любит ее, сам об этом сказал. Теперь поздно, она не сумела воспользоваться его признанием, распорядиться им разумно. Как можно было довести его до желания порвать с ней?! «Теперь конец!» Слова стучали в висках и не давали покоя.

Лорд Дэмлер ехал на Пултни-стрит еще более удрученным. Опять он наговорил лишнего вспылил, опять сделал из себя посмешище. Возможно, в какой-то степени он говорил то, что есть, но нужно было вести себя иначе, более терпимо, проявить мягкость, не вызывать гнев Пруденс. Мудрая Пруденс видела его насквозь, знала, что ничего из его маскарада не выйдет, ей было неприятно его притворство. Он ей больше нравится таким, каким он был на самом деле, он станет опять самим собой. Все равно он не сможет носить эту маску до конца жизни.

Маркиз повернул в город, купил шесть дюжин красных роз и распорядился доставить их мисс Мэллоу в тот же день и двенадцать дюжин на следующий день и послал лакея в аббатство за фамильным обручальным кольцом. После этого он поехал в дом кузины и расположился в Пурпурном салоне, наблюдая за стекавшими по стеклу струйками дождя.

Первые шесть дюжин роз были доставлены в Лаура-плейс и вызвали большое оживление.

– На этот раз он намерен обставить предложение на самом высшем уровне, – сказал Кларенс. – Сегодня он будет здесь, даже если придется ехать всю ночь.

– Он живет рядом, на Пултни-стрит, – напомнила Пруденс.

– Ах, да! Он будет здесь с минуты на минуту. Пруденс не надеялась увидеть Дэмлера в тот же день, так и получилось. «Это напоминание мне, – улыбнулась она про себя. – Когда джентльмен присылает огромные букеты и бриллианты, добра не жди». Она поискала в цветах коробочку с украшением, но не нашла. Он говорил, что такая кокетка заслуживает лишь carte blanche, – вспомнила Пруденс разочаровано. Она ожидала другого. Ее даже не очень обескуражила эта мысль. Единственное, что ее заботило, был вопрос, когда он явится сам. Когда на следующее утро посыльный принес двенадцать дюжин роз, миссис Мэллоу забеспокоилась.