– Да, происходит всеобщее волнение, – заверила его Вилма.

– Пойдем пораньше, чтобы не испытывать неудобство. Хочу посмотреть на шарж в витрине. Ты забыла описать его мне, Вилма. Хорошо сделано? Они сумели придать хороший профиль? Эти ребята не могут передать точного сходства. Что касается ресниц…

– Сходство очень хорошо передано. Сижу за столом со стаканом минеральной воды, но кто-то его опрокидывает, протягивая книгу для автографа, другой лезет с книгой сзади и передает ее через плечо.

– А, вот оно что. Хорошо, что я здесь, буду защищать тебя от толпы почитателей.

– На самом деле такого ажиотажа нет. В рисунке все преувеличено. Защищать не придется – для меня большая честь, что люди просят мой автограф.

– Ты слишком терпелива. Я считаю, что они беззастенчиво воруют твой покой, – заявил Кларенс, не скрывая удовольствия.

Следующий вопрос был о маркизе.

– Где Дэмлер? Я думал, что он здесь с тобой. Где же обручальное кольцо?

– Кольцо? – Пруденс охватило беспокойство. Она рассчитывала, что придется объяснять отсутствие Севильи, но последний вопрос Кларенса поверг ее в ужас.

– Он поехал за тобой, чтобы надеть тебе обручальное кольцо, разве не так?

– Нет. Здесь его нет. Он и не приезжал в Бат. Вы… возможно, читали, дядя, о том, что он останавливался в одной с нами гостинице в Рединге.

Пруденс считала, что появление Дэмлер а в гостинице, от которого она все еще не оправилась, было чистой случайностью.

– Читал? Он сам сказал мне. В день вашего отъезда он приходил, к нам и заверил, что перехватит вас в Рединге, даже если придется ехать всю ночь.

– Что?! Он был у нас? – переспросила Пруденс, стараясь угадать, где кончается правда и начинается вымысел.

– Был очень расстроен. Ревновал к тому испанцу, как его?.. Барселона или Мадрид?

Имя Севильи Кларенс словно начисто забыл. В газетах о нем не упоминали.

– Как он узнал, что Севилья будет в Бате? Кто-то сообщил ему об этом в Файнфилдз?

– Не догадался спросить, кто ему сказал, но он определенно знал.

– Уж не вы ли сказали ему?

– Не знаю, не помню.

Кларенс впервые признался в том, что может чего-то не знать.

– Но ему все было известно. Попросил твой адрес и сказал, что застанет тебя в Рединге даже если нужно будет ехать всю ночь. Очень негодовал, что ты отправилась на курорт с Севильей.

– Я не отправлялась с ним. Он уехал из Бата до нашего приезда.

– Опять хитришь, тебе нравится натравливать их друг на друга.

Пруденс не могла отрицать того, что говорил дядя Кларенс, потому что сама дала ему основание думать, что едет в Бат ради Севильи. Но ей хотелось узнать все подробности о визите Дэмлера.

– Дэмлер считал, что я поехала с Севильей?

– Нет. Я сказал ему, что ты выехала с матерью, он был вне себя от ревности. Сказал, что свернет Севилье шею. Очень ревновал, но так и должно быть.

Последнее заявление пахло личным творчеством Кларенса.

– Но где же он в любом случае? – допытывался дядя. – Поехал, чтобы привести в порядок имение перед свадьбой?

Кларенс слишком часто выдавал Пруденс замуж за ее знакомых, чтобы принимать его слова всерьез.

– Речь не идет о свадьбе, дядя – сказала она.

– Ты ему тоже отказала? – Кларенс был разочарован. – Мне он кажется весьма неплохим молодым человеком.

– Он не делал предложения.

– Ха, благоразумна, как всегда. Но чего здесь стесняться? Маркиз, пишет хорошие стихи, насколько мне известно. Хотя теперь, когда тебя пригласили в Карлтон-хаус, ты можешь сделать лучшую партию. Подумаешь, бедный поэт с физическим недостатком. Может, для тебя переделают закон о браке членов королевской семьи. Они не хотят, чтобы к ним проникли актрисы и паписты. Герцог Кларенс к тебе благоволит…

Пруденс взглянула на мать и вздохнула. Дядю надо было принимать таким, каков он есть. Пока он не выдал ее замуж за члена королевской семьи, лучше было уйти.

Пруденс заключила, что Дэмлер действительно заходил на Гроувенор-Сквер, но что он говорил, уже никто никогда не узнает. Осталось отгадать, зачем он явился в гостиницу «Джордж». Так как у дяди он был днем, значит, он ехал всю ночь. И устроил сцену ревности. Это давало основание для самоуспокоения, даже удовлетворения. Значит, он должен скоро опять появиться. Но прошли десять дней, а маркиз не подавал признаков жизни.

Первые десять дней в Бате Пруденс провела интересно. Ее всюду приглашали. У нее появились спутники для прогулок, поездок и танцев на балах – пожилые офицеры в отставке, вдовцы и тому подобное. Среди прочих оказался Рональд Спрингер. Годами она вздыхала по нему, и теперь, когда ей было уже все равно, он, казалось, воспылал нежными чувствами. Не проходило и дня, чтобы он не заглянул под тем или иным предлогом. Пруденс уже не впечатлял этот сельский щеголь, к тому же в нем было что-то от Ашингтона: тоже любил щегольнуть классической цитатой, слишком часто вспоминал о годах в Кембридже, входил так, словно оказывал большую честь своим визитом. Пруденс забавляло его ухаживание хотя он сам не вызывал в ней никаких романтических чувств. Она с улыбкой вспомнила, что Дэмлеру он никогда не был симпатичен. Частые приглашения на вечера и прочие увеселительные мероприятия потребовали пополнения гардероба. Теперь изысканная молодежь Бата смотрела на мисс Мэллоу как на законодательницу мод и копировала ее фасоны. Если в воскресенье Пруденс появлялась в церкви в зеленой шляпке и желтом шелковом платье, то в каком-либо из магазинов на центральной Милсом-стрит в понедельник обязательно появлялся подобный ансамбль. Когда однажды она приколола на зонтик букетик цветов, на следующий день не меньше дюжины дам сделали то же самое. Воодушевленная этим небольшими победами, Пруденс пошла дальше. Раньше она не позволяла себе слишком открытые платья, теперь же решилась появляться в более изысканных нарядах, более открытых, и полковник Бересфорд сказал, что у нее плечи, как у Венеры Милосской.

Мисс Мэллоу не могла остаться в долгу у представителей светского общества, наперебой приглашавших ее на приемы, и открыла маленький салон, куда приглашала избранных людей, которые могли вести беседу на литературные темы.

Дважды Пруденс позволила себе смелость появиться в обществе без сопровождения дамы, только в компании джентльменов. Она специально выбрала пожилых мужчин для этой цели, чтобы не дать повода для лишних слухов. Однако Спрингеру это не понравилось, хотя он и не стал реже навещать ее.

Некоторые дамы тоже заметили смелость мисс Мэллоу и приняли это как вызов. Графиня Клефф, имевшая репутацию Оплота Приличия, нахмурила брови. Двадцатью годами раньше она считалась главным арбитром в вопросах хорошего тона, но с годами условности стали менее жесткими, и ее мнение устарело. Все же леди обладала значительной властью, и никто не решался намеренно оскорбить ее устои. Когда до Пруденс дошли слухи о неудовольствии графини по поводу ее появления без сопровождения старшей леди, девушка решила больше не играть с огнем. «Оплот» еще не высказала официального осуждения в адрес молодой писательницы. Графиня любила, когда ее город посещали молодые знаменитости, и решила выждать.

Да, Бат оказался для мисс Мэллоу более приятной переменой, чем она надеялась. Но как ни странно, ее тянуло назад в Лондон, в свой маленький безвестный кабинет, если это означало снова увидеть Дэмлера. Она часто с грустью вспоминала его визиты экспромтом, забавные шутки и розыгрыши, которые ее так развлекали. Иногда приходила мысль, что она потеряла возможность установить с маркизом более теплые отношения. Эта догадка девушку очень беспокоила. Десять дней без весточки от ее друга казались нестерпимо большим сроком.

Наутро после приезда в Бат Кларенс должен был посмотреть витрину библиотеки с шаржем, посвященным его племяннице, и посетить бювет, где она пила минеральную воду.

– Сегодня в галерее концерт, – сказал он, прочитав афишу.

– Да, но это просто какой-то итальянский певец. Нам не обязательно приходить.