— Женщина в безопасности. Смотри сам, — мозг Тревера был направлен в русло, совершенно новое для него. Он почувствовал странный легкий толчок и вдруг взглянул из какой‑то точки в небе вниз, в загон с многочисленными крошечными фигурками. Те глаза, какими Тревер пользовался сейчас, хоть и были зоркими, как у орла, но не различали цвета — только черное и белое и их оттенки. В одной из фигур он узнал Джун. Он хотел подойти поближе, как можно ближе, и точка, откуда он смотрел, начала снижаться плавными кругами. Джун смотрела вверх. Тревер увидел прошедшую по ней тень широких крыльев и понял, что видит глазами ящера. Он потянул тварь вверх, чтобы не пугать.

— Я хочу, чтобы эта женщина была моей, — сказал он Шеннечу.

— Она принадлежит Гелту. Я в это не вмешиваюсь.

Гелт пожал плечами.

— Бери, не жалко. Но держи ее на цепи — она теперь слишком опасна.

Корабль находился недалеко от города. Он лежал на боку рядом с низким отрогом каменного барьера; некоторые из основных плоскостей прогнулись, но снаружи повреждения не выглядели непоправимыми. Прочный металл внешней оболочки неплохо продержался три столетия в меркурианском климате. Он проржавел, и там.

где были пробоины, внутреннюю оболочку проела коррозия, но все же корпус сохранил сходство с кораблем.

И триста лет назад его можно было заставить летать снова, но те, кто был в состоянии сделать это и страстно желал спасти корабль, умерли, а каторжники по понятным причинам хотели остаться здесь.

— Будет он летать? — нетерпеливо спросил Шеннеч.

— Пока не знаю, — ответил Тревер.

Гелт зажег факел и протянул его Треверу:

— Возьми и остальные. Там темно. Тревер влез внутрь через зияющий люк и с большой осторожностью ступил на наклонную, рыжую от ржавчины палубу. Внутри корабль был сильно разрушен. Все, что могло пригодиться колонистам на новом месте, было взято, остались только голые каюты с облупившейся эмалью на стенах и кучами мусора. В отделении перед воздушным шлюзом Тревер нашел множество скафандров. Материал сгнил, но некоторые шлемы были еще исправны, уцелело также несколько кислородных баллонов.

Шеннеч в нетерпении понукал Тревера:

— Займись главным, не трать время на ерунду!

Рубка была не тронута, хотя многослойный глассит в больших экранах покрывали паутинообразные трещины. Тревер осмотрел пульт управления. Несколько приборов ему были неизвестны, хотя теоретически он представлял себе принцип их действия.

— Лететь недалеко, Тревер. Только через горы. Я знаю из твоих мыслеобразов и благодаря проникновению в мозг тех, кто умер уже после посадки, что за горами лежит мертвая каменная равнина, более сотни миль по вашему счету, потом гребень, а за ним плодородная долина — там живут земляне. Только часть ее плодородна, и там рудники, основательно выработанные колонистами. Но некоторые корабли еще совершают там посадку, и остался кое‑кто из людей. Неплохо. Начинать на относительно небольшом пространстве…

— Что начинать?

— Ты не поймешь. Сотни лет я точно знал, что буду делать.

Тревер отправился дальше изучать приборы. Электропроводка, защищенная слоями непроницаемой пластиковой изоляции и трубами, сохранилась в отличном состоянии. Гласситовый кожух генератора внизу был разбит, но не окончательно. Имелись запасные батареи. Изрядно проржавевшие, конечно, но если с ними поработать, они некоторое время продержатся.

— Полетит он?

— Я же сказал, что пока не знаю. Тут куча работы.

— Для этого есть рабы.

— Да, но без горючего все бесполезно.

— Посмотри, есть ли оно.

Очертания того, что было спрятано в недоступном месте мозга, стали теперь проясняться. Он не хотел вытаскивать их на свет, где Шеннеч их тоже увидит, и поэтому думал о генераторах, батареях и о монтаже.

Он полз в темных потрохах мертвого корабля, пробираясь к хвостовой части. В нижних трюмах, больше всего пострадавших при падении, было множество шахтного оборудования и сельскохозяйственных машин. Все это, непоправимо искореженное, тем не менее выглядело внушительно — ржавые лезвия и зубья странной неуклюжей формы. Они наводили на мысль об оружии, и Тревер продолжил развивать эту мысль, украсив ее образами людей, падающих под крутящиеся катки. Шеннеч уловил это:

— Оружие?

— Можно использовать как таковое. Но металл следует очистить.

Он обнаружил бункеры с горючим, и в некоторых из них, судя по показателям шкал, кое‑что осталось. Немного, но может хватить…

В сердце Тревера зашевелилось возбуждение, слишком большое, чтобы его можно было спрятать в тайный уголок мозга. Он и не пытался скрывать свои чувства, выпустив их на свободу, и Шеннеч тут же отреагировал:

— Ты доволен. Корабль полетит, и ты полагаешь, что в другой долине среди своих ты найдешь средство уничтожить меня. Возможно, но мы еще посмотрим.

Тревер улыбнулся. Мысли, как и слова, тоже могут быть лживыми. А Шеннеч, что ни говори, был всего лишь человеком.

— Мне нужна помощь. Вся, какую ты можешь мне предоставить.

— Будет.

— Потребуется время. Не торопи и не отвлекай меня. Не забывай, что я не меньше тебя хочу перебраться через горы.

Шеннеч засмеялся.

Тревер занялся генератором. Он чувствовал, что Шеннечу сейчас не до него: он занят тем, что сгоняет коринов и рабов. Однако Тревер продолжал оставаться начеку. Открытая область его мозга была занята мыслями о мщении. Постепенно настойчивая борьба с частично поломанными механизмами отогнала все посторонние размышления в сторону. Прошли день, ночь и половина второго дня, прежде чем один скрипучий генератор заработал в четверть своей нормальной мощности, а батареи были заменены лучшими из запасных.

Тревер вышел из освещенной факелами темноты в рубку, моргая на свету, как крот, и увидел сидевшего там Гелта.

— Он доверяет тебе, — сказал корин, — но не чрезмерно.

Тревер нахмурился. Прочная защитная оболочка создала вокруг его мыслей маленькую внутреннюю крепость, так что сознание его было скрыто даже от самого Тревера, и он почти поверил, что улетит на этом корабле в другую долину и будет сражаться там с Шеннечем. Так что он не удивился, услышав Шеннеча:

— Ты, вероятно, попытаешься улететь один. Я бы не хотел этого.

— Ты контролируешь меня настолько, что я не могу даже плюнуть, если ты запретишь это.

— Я могу управлять тобой, Тревер, но не кораблем.

— Не беспокойся. Вряд ли ты смог бы поднять корабль в воздух, пока его корпус неисправен, — это было чистой правдой, Тревер говорил искренне.

— Тем не менее, — продолжил Шеннеч, — Гелт будет там — мои руки и ноги, дополнительный страж у того предмета, который ты называешь приборной доской и которая является, как мне поведал твой мозг, ключом к кораблю. Тебе запрещено касаться ее, пока не настанет время лететь. — Тревер услышал молчаливый смех Шеннеча. — В твоем мозгу таится измена, Тревер. Но у меня хватит времени. Импульс идет быстро и не может быть просчитан заранее, но между импульсом и его реализацией есть интервал. Пусть он длится долю секунды — я успею остановить тебя.

Тревер не спорил. Его трясло от усилий скрыть жалкие остатки своей индивидуальности, поэтому он твердо направил свои мысли на следующий шаг к тому, чего желал Шеннеч, не отклоняясь от этого пути ни вправо, ни влево.

— Трюмы должны быть очищены. Корабль не поднимет еще раз такую тяжесть, да и металл понадобится для ремонта корпуса. — Он снова и настойчиво подумал об оружии. — Пришли сюда рабов.

— Нет. Все сделают корины. Я не дам в руки рабов никакого потенциального оружия.

Тревер пустил через свой мозг волну разочарования и пожал плечами:

— Ладно. Тогда давай их сюда.

Он стоял у большого экрана и смотрел на равнину перед городом. Рабы были собраны на безопасном расстоянии от корабля и ждали, как стадо, когда понадобится их сила. Их охраняли несколько всадников и ящеры.

Двигаясь медленно и с откровенной неохотой, маленькая армия коринов подошла к кораблю. И Тревер ясно чувствовал их мысли. За всю свою жизнь они ни разу не испачкали своих рук работой и теперь злились, что их заставляют трудиться.