Филипп ошарашенным взглядом смотрел на жену.

– Ты уходишь?

– Да, Филипп, я вернулась только за вещами.

– Но я не понимаю... – медленно проговорил он, совершенно ошеломленный происходящим.

– Ну конечно, не понимаешь, – едко заявила она. – Ты никогда меня не понимал и никогда не поймешь!

Филипп зашатался от ее жестоких слов. Жена была центром его жизни. Она была его миром, его вселенной.

– Эвелина, скажи, что случилось... я сделаю все, что смогу.

– Слишком поздно, Филипп.

– Слишком поздно? Что ты такое говоришь?

– Я встретила другого мужчину...

– Кого, Эвелина? Клянусь, я убью этого мерзавца!

– Он будет заботиться обо мне, Филипп. Он даст мне все то, что обещал дать ты, когда мы поженились!

Она обвиняла его.

Филипп смотрел на жену с неверием и растущей яростью.

Она была с другим мужчиной?

Когда же она бесстрашно встретила его взгляд, не выказывая при этом ни малейшего стыда, он взорвался. Филипп схватил жену за руку и резко привлек к себе.

– Кто посмел украсть тебя у меня?

– Я никогда не принадлежала тебе, поэтому меня нельзя украсть! – огрызнулась Эвелина.

Она наслаждалась тем, что причиняла ему боль. Она хотела быть жестокой сейчас, хотела именно так ответить на все те унижения, от которых страдала годами. Она выросла в состоятельной семье. Филипп клялся, что ее жизнь ничуть не изменится. Он лгал.

– Эвелина, я не дам ему забрать тебя у меня...

– Это я решила уйти от тебя, Филипп, я! Я хочу уйти от тебя!

Эвелина улыбнулась ему холодно и злобно.

– Я убью любого, кто до тебя дотронется!

– Не утруждай себя, Филипп! – фыркнула она, высвобождаясь от его руки, причинявшей боль.

– Эвелина, послушай... Даже после того, что ты мне сказала, я не изменюсь по отношению к тебе, к нашей жизни здесь, в Уиндоуне.

Филипп всегда возносил жену на пьедестал. Он безоговорочно обожал ее, считая самой совершенной женщиной в мире, но в это мгновение его слепая любовь к ней померкла. В первый раз он увидел ее такой, какой она была в действительности, – испорченной эгоисткой. Эвелину интересовала лишь она сама. Филиппу было больно думать, что он мог так долго ошибаться. Осознание этого ошеломило его.

– Ах ты...

– Оставь при себе свое осуждение, Филипп! – Она отмахнулась от его гнева беззаботным жестом изящной руки и снова взглянула на него. – Меня больше не интересует твое мнение. Я устала от тебя и от твоей лачуги, которую ты называешь плантацией!

Лицо Эвелины превратилось в маску отвращения, когда она оглядывала комнату: потертые занавески, истершийся ковер, старая мебель...

– Мы были женаты четырнадцать лет, и это все, что я получила!

– Не делай этого, Эвелина! Дай мне еще время! Просто дай мне еще несколько лет!

– Еще несколько лет? – с издевкой проговорила она. – Ты дурак, Филипп! Эта разоренная ферма никогда не будет приносить доход!

– Нет, у меня есть планы...

Он собирался рассказать ей о том, что хочет превратить Уиндоун в лучший конезавод штата, но Эвелина слушать не захотела.

– Я хочу уехать, Филипп! Хочу наслаждаться жизнью, а не состариться раньше времени! Я нашла человека, который будет содержать меня так, как я хочу. Я ухожу к нему.

– А как же брачные обеты? Ты знаешь, что я люблю тебя!

Он говорил с трудом. Филипп был гордым человеком: в жизни никогда ничего не просил.

Эвелина взглянула на него с обидой.

– Я не люблю тебя, Филипп. Иногда я думаю, что никогда не любила.

После этих слов Филипп побледнел, а сердце в его груди превратилось в камень.

– Я упакую вещи и тут же уеду.

– А как же Клэй?

Она безразлично пожала плечами. Кроме безграничной любви к себе, в ее сердце не было места ни для кого другого. Она считала сына скорее обузой, чем Божьим даром. Да, он красивый мальчик, но что она будет делать с ребенком?

– Ему будет хорошо здесь, с тобой! – отрезала она.

– Ради Бога, Эвелина, подумай о том, что ты делаешь!

– Я думала об этом, Филипп! Месяцами не думала ни о чем другом! Я больше не могу жить в бедности!

– Я тебя не отпущу!

Ее глаза опасно сощурились, их серые глубины отливали почти серебром. Она и раньше предполагала, что он будет ее удерживать.

– Не пытайся остановить меня и не преследуй. Добром это для тебя не кончится! Я окончательно приняла решение.

С этими словами Эвелина повернулась спиной и к мужу, и к прошлой жизни. Она уже выходила из комнаты, но неожиданно столкнулась лицом к лицу с Клэем.

– Ты слышал?

Она надеялась уехать, не повидавшись с сыном, но в этот момент поняла, что разговора с ним не избежать.

– Да... – заикаясь от замешательства, ответил Клэй.

– Хорошо, – холодно проговорила Эвелина. Хорошо, что он подслушивал, теперь ей не придется проходить через все это еще раз.

– Я могу поехать с тобой? – спросил он голосом, полным надежды.

Он любил плантацию и свою лошадь, но в этот момент больше любил мать.

– Нет! – огрызнулась она, даже не подумав.

Меньше всего ей сейчас был нужен ребенок. Ответ был таким резким и отчужденным, что Клэй не сдержался. Руки его сжались в кулаки.

– Но почему нет? Я буду хорошо себя вести, мама, я обещаю... – искренне умолял он.

Он не хотел, чтобы их разлучили. Очень хотел остаться с ней. Сын не понимал, почему вдруг стал не нужен своей матери.

– Я сказала «нет», Клэй! И кончим на этом. Ты останешься здесь с отцом.

Она направилась прочь, расчетливо выкинув его из своей жизни, но сын вцепился ей в руку, не желая отпускать.

– Я чем-то разозлил тебя? Если так, прости меня, мама!..

Эвелина стряхнула его.

– Ради Бога, веди себя как мужчина! – Она зло выбранилась. – С отцом тебе будет хорошо.

– Но я хочу, чтобы и ты была здесь, – настаивал Клэй с детским упрямством.

– Не всегда, Клэй, – ответила мать холодным тоном, – мы получаем в жизни то, чего хотим.

– Но, мама... – пробормотал он и запнулся, увидев ее безразличие.

– Отец позаботится о тебе.

Не проронив больше ни слова, она направилась вверх по лестнице, оставив сына одного. Оглядываться она не стала. Жизнь в Уиндоуне, причинившая ей столько мучений, была теперь позади. Ее интересовало только будущее, а оно сулило счастье.

Бледный и потрясенный Филипп неподвижно стоял посреди кабинета, пытаясь справиться с пережитым потрясением. Весь его мир был разрушен в течение нескольких минут. Эвелина всегда была единственным смыслом его существования, а теперь...

Нуждаясь в восстановлении сил, он подошел к шкафчику с напитками, схватил бутылку виски и выпил прямо из бутылки. Жидкость обожгла его горло. Филипп с отчаянием подумал, как будет жить дальше. Жизнь для него больше не имела смысла. Он так задумался, что не услышал, как открылась дверь и вошел Клэй.

– Папа!..

Клэй... Голос сына, так близко прозвучавший за его спиной, потряс Филиппа до глубины души. Он отчаянно пытался взять себя в руки. Как же, Господи, рассказать ему, что произошло? Отставив бутылку в сторону, он помедлил, сделал глубокий вдох и наконец повернулся к сыну.

Клэй стоял в дверях. Выражение его лица было вопросительным и одновременно полным страха.

– Ты слышал?

– Да. – Клэй кивнул.

– Прости, сын.

Было еще больнее от осознания того, что Эвелина стала причиной печали сына.

– Но я не понимаю...

– Я тоже, – с трудом ответил отец. – Вероятно, твоя мать хочет немного отдохнуть от нас.

– Она собирается вернуться, да?

Надежда в голосе Клэя заставила Филиппа разозлиться. Сын отчаянно нуждался в заверениях, что все будет хорошо, но Филипп не знал, что ответить. Его раздирали любовь и ненависть к Эвелине. Он отчаянно желал ее и ненавидел одновременно. Ее жестокие слова, полные злобы, ее поведение наносили удар за ударом его любви. И вот это нежное чувство умерло. Его теперь переполняли ненависть и ярость.

И все же Филипп не мог причинить такую боль сыну. Невозможно было сказать Клэю, что его мать – аморальная сволочь, не любящая никого, кроме самой себя, и жаждущая только собственного удовольствия. Движимый отцовским желанием защитить сына от очередного удара, Филипп обнял Клэя за плечи.