Хорош-Гусю не требовалось повторять дважды. Одна нога здесь, другая — там. Пять минут спустя он привел Жана Риммера. Тот был еще слаб и опирался на плечо Йебы.

О! Негритянка успела принарядиться. Еще бы — королевский ужин не шутка. Она так важничала, что Тотор так и покатился со смеху.

Наконец ужин начался.

Тотор попросил Жана рассказать о том, какой злой рок привел его в немецкую армию, да еще в Африке. Они услышали рассказ о несправедливости, о страданиях и унижениях, рассказ, полный гнева, боли и отчаяния.

Жану удалось раскрыть заговор Али бен Тайуба и лейтенанта фон Штерманна.

— Как! — вскричал Тотор. — Ты точно знаешь, что этот негодяй помогает работорговцам в их черных делах?

Жан кивнул. Он давно подозревал что-то неладное. Немец промышлял контрабандой оружия, продавая его арабам. А визит бен Тайуба за несколько часов до кровавой бойни окончательно развеял все сомнения.

Разве Жан не видел собственными глазами, как лейтенант расстреливал невинных детей? Разве не по его приказу солдаты преградили путь тем несчастным, что хотели спастись на немецкой территории?

— Матерь Божья! Я забыл о субординации и дисциплине, бросился на грязного убийцу, но он выстрелил мне в голову из револьвера. Слава Богу, черепок у меня крепкий! Пуля только поцарапала кожу, и я пришел в себя. Смотрю — вокруг никого. Конечно, меня сочли мертвым. Есть только один человек, который стал бы плакать обо мне. Тоже эльзасец, немец, но отважный и честный парень, зовут его Петер Ланц. Ах, как бы я хотел, чтоб он поскорее демобилизовался и исполнил свое обещание: поехал бы к моему бедному старому отцу и рассказал обо мне.

Бедняга запнулся. Ком в горле не позволил ему продолжать, да и вообще Жан был еще очень слаб…

— Гляди веселей! — подбодрил Риммера Тотор, который терпеть не мог меланхолии. — Все обошлось. Ты жив, а остальное приложится. Счастливый случай свел нас всех вместе. Я — король, а значит, по крайней мере еще несколько дней, у нас будет еда и крыша над головой. Погодите! Мы еще провозгласим здесь республику. Король, король! Пакость какая! Идиотский титул! Президент Республики коттоло — вот это дело!

Ай да Тотор! Даже Аколи, которому Хорош-Гусь попытался перевести и объяснить слова Тотора, смеялся до упаду.

Да, под счастливой звездой началось царствование Тотора-Коколя!

Префекту посвящается. — На прусский манер. — Вечный Жид. — Победа или смерть! — Триумфатор.

Четыре недели пронеслись, точно четыре волшебных столетия.

— Скажи, Тотор, — начал как-то Меринос, прогуливаясь по деревне коттоло под руку со своим приятелем-монархом, — как ты думаешь: путешественник, побывавший здесь месяц назад, узнал бы эти края теперь?

— Любишь, когда тебя хвалят? — отозвался Тотор.

— Речь не обо мне. Да или нет? Согласись, тут все преобразилось. Так чисто…

— Словом, парижской префектуре не мешает прислать сюда своих архитекторов поучиться уму-разуму.

Вокруг действительно творились чудеса.

Меринос взвалил на себя тяжкую обязанность — отвечать за расчистку деревни коттоло. Результат превзошел даже самые смелые ожидания.

В считанные дни американец выучил несколько слов, необходимых для того, чтобы руководить работами.

Ни коттоло, ни томба задуманное белыми не пришлось по вкусу. Они уважали в своем прошлом все, даже страшные и темные его стороны, и предпочитали десятилетиями ничего не менять. Повсюду валялись груды мусора, нечистоты сливали прямо возле домов, так что вдоль деревенских улиц журчали мутные, зловонные ручьи. Когда припекало тропическое солнце или порывы ветра возвещали о приближении бури, становилось нечем дышать.

Уполномоченный высшим властителем, Меринос заставил коттоло повиноваться кого силой, кого убеждением. С помощью местных кузнецов он наладил производство лопат и вооружил ими подданных Тотора. Корзинщики вязали метлы, и мало-помалу территория и впрямь заметно преобразилась.

Дело дошло до интерьеров. Инспектор здравоохранения Меринос заходил в хижину, прикрыв нос платком, и заставлял хозяев скоблить, мести, мыть.

Вскоре сами коттоло, их жилища, домашняя утварь и улицы заблестели, как новенькие монетки.

Кое-кто возмущался, мол, кощунство, святотатство. Однако оба колдуна — Хорош-Гусь и Наир-Вазим — просвещали недовольных.

Меринос работал наравне с остальными, показывая всем пример. Он собственноручно, вооружившись американской щеткой, принялся отмывать и самих дикарей. Первая жертва выворачивалась и визжала, точно испуганный поросенок. Но Меринос знать ничего не хотел, и вымытый, выдраенный, выскобленный негр два дня прятался от сородичей, стыдясь своей чистоты. И лишь убедившись в том, что никого не минует чаша сия, сдался, а вскоре стал первым в деревне поборником санитарии и гигиены.

Король Коколь потихоньку распорядился уничтожить столб для казней. Однако, храня верность английской системе, требовавшей уважать веру покоренного народа, устроил для Хиаши, которого представлял на земле, достойный божества алтарь.

Совмещая духовную и светскую власть, Тотор был для туземцев и папой и императором.

А что же Хорош-Гусь? Отошел в сторону?

Ничуть не бывало!

Получив портфель военного министра, заручившись поддержкой умного и бесконечно преданного Аколи, он решил превратить деревню коттоло в неприступную крепость.

В то время как женщины наводили чистоту, Ламбоно превратил мужчин в заправских землекопов. Они вырыли рвы, соорудили укрытия, возвели редуты по всем правилам фортификационной науки. Коттоло-Сити превратился в укрепленный лагерь, надежно защищенный целой системой земляных валов и готовый выдержать любую осаду.

Но и это еще не все. Помимо принадлежавших белым карабинов, в распоряжении короля Коколя оказались трофеи, приблизительно около пятидесяти единиц огнестрельного оружия.

Как только Риммер окончательно поправился, Тотор, посовещавшись с друзьями, поручил Жану, превзошедшему прусскую военную науку, особо важную миссию — генерального инструктора по строевой подготовке и стрельбе.

В помощники инструктору прикомандировали Аколи. Зачарованный небывалыми чудесами белых, экс-вождь служил им верой и правдой. Работа спорилась.

В гвардию отобрали самых красивых, рослых и сильных мужчин. Жану предстояло сделать из них солдат.

Когда негры впервые взяли в руки ружья, да нажали курки, да раздался неимоверный треск, Боже правый, что с ними сталось! Подскочив на месте, они попадали на землю и, точно испуганные страусы, зарылись головой в песок.

Но армия есть армия. Вторая попытка, третья…

Жан отдавал команды четко и невозмутимо. Нельзя было удержаться от смеха, когда совершенно голые чернокожие верзилы прилежно чеканили шаг, стараясь не сбиться с ритма и тянуть носок. И — честное слово! — им это неплохо удавалось.

Они научились стрелять с любой позиции, метко целились, а главное — до такой степени привыкли к звуку пальбы, что пришлось применить силу, чтобы заставить этих взрослых детей расстаться со своими огнестрельными игрушками, когда пришла пора обучать новую партию.

Йеба тоже не сидела сложа руки. Превосходная хозяйка, она охотно передавала опыт женщинам племени.

В общем, жизнь потихоньку налаживалась. Но вот загвоздка: через две недели после счастливого воцарения короля Коколя наступил срок народного праздника, когда по традиции богу Хиаши приносили в жертву человека.

Обычно охотники подкарауливали в округе какого-нибудь заплутавшего бедолагу из соседнего племени. Если же они возвращались ни с чем, Наир-Вазим, свершив варварский обряд, сопровождаемый омерзительными жестами и нелепыми заклинаниями, выбирал искупительную жертву среди самих коттоло.

Итак, всякий раз мужчины покидали деревню в поисках страшной добычи. Они знали одно: то, что должно произойти, должно произойти, — и, встретив в лесу подгулявшего пьянчужку, радовались как дети.