Лицо и шея Итана начали медленно покрываться краской. Он молчал.
— Ты написал их в честь Джона… капитана Ренделла, твоего друга, — тихо сказала она. — О, Итан, как это прекрасно…
— Это мое дело, — угрюмо бросил Итан, сунув книжку в карман сюртука. — И я был бы тебе благодарен, если бы ты об этом никогда больше не упоминала.
Присутствующие загалдели. Джейн понимала: люди были поражены, узнав о том, что самый легкомысленный повеса во всем Лондоне способен так тонко чувствовать. И несмотря на страх перед предстоящим объяснением, она испытала гордость за Итана.
Взяв его под руку, она сказала:
— Простите нас, ваша светлость и миледи, но нам пора идти. У нас с мужем назначена важная встреча.
Итан бросил на нее испепеляющий взгляд.
— Это точно.
И незаметно подтолкнул Джейн к открытым дверям.
— Подождите! — крикнул кто-то. — Скажите нам, пожалуйста, где мы можем приобрести ваш сборник стихов?
Наступила тишина. Все с нетерпением ждали ответа.
— Боюсь, вам придется довольствоваться творчеством лорда Байрона и мистера Шелли, — ответил Итан с напряженной улыбкой на лице. — До свидания.
Держась неестественно прямо, он вывел Джейн из гостиной. Они спустились по парадной лестнице в просторный холл, освещенный хрустальной люстрой. Звук их шагов, отражаясь от светлого мраморного пола, эхом разносился вокруг. Один лакей подал им накидки, другой распахнул входную дверь и поспешил за каретой.
Погода испортилась. Небо было серым, дул холодный ветер. Итан метался взад и вперед по длинной галерее, не в силах сдержать раздражение.
Чувствуя, что больше не может выносить гнетущего молчания, Джейн заговорила:
— Итан, прошу тебя, пойми, я не хотела, чтобы кто-то…
— Замолчи! — выпалил он. — Дома поговорим!
Джейн пала духом. Она знала — Итан ненавидит, когда кто-то лезет в его личную жизнь. А она невольно способствовала тому, что тайна, которую он так тщательно берег от людских глаз, выплыла наружу. Остается только надеяться, что он ее выслушает, по крайней мере когда утихнет его гнев. А пока нужно хорошенько продумать, как убедить его в том, что она действовала из самых лучших побуждений.
Наконец изящное черное ландо подали к крыльцу. Итан помог Джейн спуститься по широким мраморными ступенькам, сесть в карету, после чего уселся напротив. Повисла напряженная тишина, и вдруг Джейн показалось, будто она сидит рядом с абсолютно незнакомым мужчиной.
— А теперь, — рявкнул Итан, — я готов выслушать твои объяснения!
Джейн заставила себя смотреть ему прямо в холодные глаза, хотя это и было нелегко.
— Я переписала несколько твоих стихотворений и отнесла их в типографию, чтобы их напечатали и сброшюровали в книгу, — дрожащим от страха голосом сказала она. — Это был мой подарок тебе на день рождения.
— А что, у Кибла сегодня тоже день рождения?
— Нет! Я не давала ему эту книгу! — Джейн наклонилась к Итану, не зная, как пробиться сквозь его недоверие. — Я попросила владельца типографии напечатать только одну книгу.
Только одну! Он не должен был никому давать читать стихи.
Но… Кибл с Даксбери, должно быть, видели, как я входила в типографию или как выходила из нее, и сумели убедить хозяина показать им твои стихи.
— Деньги — отличное средство убеждения.
«Он прав, — подумала Джейн, — именно так все и было».
— Значит, ты понимаешь? Веришь, что эта книга предназначалась лишь для твоих глаз и ни для чьих более?
Выражение лица Итана оставалось таким же суровым.
— Я понимаю только одно: ты взяла мои бумаги без разрешения. Ты читала то, что я никому не даю читать. И из-за тебя все мои ничтожные стишки стали достоянием широкой публики.
— Это вовсе не ничтожные, а прекрасные стихи! Всех присутствующих они задели за живое.
— А моя репутация покорителя женских сердец Полетела ко всем чертям!
— Не шути так. — Вскинув голову, Джейн в упор посмотрела на него. — По правде говоря, Итан, я не жалею о том, что произошло. Люди должны знать, что ты не никчемный ловелас, а человек, умеющий тонко чувствовать и глубоко сопереживать.
Наступила тишина, нарушаемая лишь стуком копыт. Карета качнулась: они поворачивали на подъездную аллею Чейзбурн-Хауса.
Итан застыл в угрюмом молчании и не отозвался на последние слова Джейн. Уговаривать его больше не было времени. Ландо остановилось, и вышколенный лакей открыл дверцу.
Чувствуя себя опустошенной после всех этих разговоров, Джейн ступила на мостовую. Порыв ветра чуть не сдул с ее головы шляпку и швырнул ей в лицо холодные капли дождя.
Не желая, чтобы кто-то заметил, как она несчастна, Джейн поспешно пошла к парадной двери огромного особняка. Как величествен ее новый дом, с высокими колоннами и широкими окнами. А она отдала бы его весь, до последнего камня, за любовь Итана.
Внезапно Джейн почувствовала, что Итан за ней не идет.
Она обернулась. Муж стоял у передка кареты и о чем-то разговаривал с кучером. Неужели он собирается уезжать, не позволив ей вымолить у него прощение? Охваченная паникой, Джейн побежала к нему. Итан уже садился в карету.
— Куда ты собрался? — шепотом спросила она.
— Туда, где самое место ничтожным светским повесам. — И, мрачно взглянув на нее, добавил:
— Не жди меня.
Он захлопнул дверцу, и Джейн машинально отступила.
Карета загрохотала по булыжной мостовой.
Пораженная страшной мыслью, чувствуя, что у нее дрожат колени, Джейн медленно побрела к дому. Не нужны Итану ее объяснения. Плевать ему на то, что она заказала сборник его стихов, руководствуясь самыми лучшими побуждениями. Он считает, что она выставила его на посмешище перед всем светским обществом, и никогда ей этого не простит.
Для него подарок, в который она вложила всю душу, обернулся еще одним предательством.
Итан вернулся домой за полночь пьяный в стельку.
Выйдя из кареты, он пошатнулся и едва не упал. Лакей бросился ему на помощь, однако Итан его оттолкнул.
— Н… не н… надо. Я с… сам, — заикаясь, пробормотал он, удивляясь тому, что с трудом ворочает языком.
Он повернулся к дому, и тот почему-то начал раскачиваться. Бросил взгляд на парадную дверь — по обеим сторонам от нее висело четыре фонаря, а не два, как было, когда он уезжал. Как сквозь сон он услышал стук колес: кучер повернул к конюшне. Итан глубоко вздохнул, и прохладный воздух немного взбодрил его. Вполне достаточно для того, чтобы войти в дом.
Шаг, другой… Левой, правой… Он поднимался по широким ступеням, и память тут же услужливо подсунула ему неприятное воспоминание. Он, мальчишка, несется стремглав по этой же лестнице и, зацепившись за последнюю ступеньку, падает прямо к ногам отца. На лбу тотчас начинает вздуваться шишка, однако пятый граф Чейзбурн, не обращая внимания на такие мелочи, делает сыну строгий выговор, что тот не умеет себя вести. Итан горько плачет от боли и обиды, и за это его отправляют в детскую.
На глаза Итана и теперь навернулись слезы. От воспоминания более свежего и более мучительного. Джейн… Сборник стихов… Как ни пьян он был, но сердце у него сжалось от боли.
Поднявшись на галерею, Итан покачнулся, с трудом удержавшись на ногах, и стукнулся плечом о высокую колонну.
Дворецкий бросился ему на помощь. Итан оттолкнул его. Заходить в дом не хотелось, и Итан перевел взгляд с ярких фонарей у двери — их все-таки оказалось два, а не четыре — на темневший за железным забором сад.
В грудь ему уперлось что-то твердое. Книга, вспомнил Итан, сборник его стихов. После того как он расстался с женой и отправился заливать горе виски, он не смог удержаться и, надев очки, начал перелистывать страницы.
Он читал и перечитывал знакомые строки, теперь уже не написанные его рукой, а напечатанные, и чувствовал, что, как ни странно, настроение его постепенно улучшается.
В темноте сада мелькнула какая-то тень. Мужчина, высокий, отметил про себя Итан, ощутив вдруг смутное беспокойство.