С самого начала Тетушка и Катриона отмечали день рождения Рози на следующий день после дня рождения принцессы. Придумала это Катриона, заявившая, что это будет еще одной подробностью, делающей Рози обыкновенной девочкой, а не принцессой. Но и Катриона, и Тетушка знали, что празднуют очередной благополучно пережитый день рождения принцессы. Хотя Тетушка не преминула пояснить для племянницы и ученицы, что добавленная Перницией в последнюю минуту злобная оговорка, будто заклятие может убить принцессу в любое угодное Перниции время, почти наверняка не была правдой.
– Почти? – переспросила Катриона.
Но Тетушка пропустила ее вопрос мимо ушей, продолжая рассуждать сухим учительским тоном, как будто то, о чем она говорила, было явлением того же порядка, что и состав болеутоляющего средства.
– Она должна была приурочить это ко дню рождения, потому что в свой день рождения человек наиболее восприимчив к магии, доброй или злой. Именины тоже неплохо подходят, но день рождения лучше всего. И если она сказала, что отложила это до двадцатиоднолетия принцессы, то почти наверняка так и сделала…
– Почти… – пробормотала Катриона.
– Тем более что она, очевидно, подстроила все так, чтобы проклятие каким-то образом связалось с уже врученными именинными подарками, а это достаточное осложнение, чтобы с ним пришлось разбираться по ходу. Однако то, что она произнесла это вслух, к тому же при слушателях, помогло чарам воплотиться. Магия любит, когда о ней объявляют. И конечно, это придает ей дополнительную силу…
Во второй половине того года, когда Катриона каким-то образом очутилась на постели королевы, чтобы рассказать про ее ребенка, королева появлялась на людях еще реже, чем в первое время после пропажи дочери. Молва утверждала, будто виной тому потрясение из-за того, что Фордингбридж оказался уязвимым. Ведь, возможно, даже лучшей крепости короля и лучших его войск и магов (и фей, хотя защита не считалась сильной стороной их волшебства) окажется недостаточно, чтобы уберечь принцессу от Перниции. Может быть, им просто повезло, что на этот раз ее удалось благополучно увезти.
Но спустя десять месяцев и восемнадцать дней после той ночи, когда Катриона сидела на постели королевы, королевский герольд на усталой лошади въехал в Туманную Глушь и объявил, что пять недель назад у королевы родились сыновья-близнецы.
– Это входит у нее в привычку – не предупреждать о таком заранее, а? – заметил Грей.
– А ты можешь ее в этом винить? – тут же срезала его Кернгорм. – Она пятнадцать лет дожидалась первенца, и что из этого вышло?
– Да, но то был первенец, и к тому же девочка, – уточнил бармен Бол.
– Бьюсь об заклад, они проведут закрытые именины и никто не узнает о них, пока все не будет закончено, – оживился Гаш, но никто не принял пари.
Гаш оказался прав. Четыре месяца спустя Шон привез новость о том, что маленьких принцев назвали Колином и Терберусом. А на закрытые именины позвали так мало гостей, что епископ даже оскорбился.
Маленьким принцам фей в крестные не приглашали.
В тот год, когда Рози исполнилось восемь, а ее братьям три, у королевы родился третий сын. Малыша назвали Осмер, и на этот раз на именины созвали достаточно гостей, чтобы епископ остался доволен. Колин и Терберус присутствовали на празднике, и все говорили о том, какие прекрасные у принцев манеры, как они спокойны и сдержанны для своих трех с половиной лет.
Катриона глянула на Рози и покачала головой.
– Ты же… э-э… ничего не делаешь, правда? – спросила она у тети.
Она знала, что Тетушка спрятала чарами прибытие Рози так, чтобы все помнили, будто она ездила за Рози через неделю после того, как Катриона вернулась с именин принцессы. («Мне придется, – пояснила она. – Жаль, что без этого не обойтись. Я сделаю морок настолько слабым и сбивающим с толку, насколько это вообще возможно». Когда магия Катрионы укрепилась, она присмотрелась внимательнее и впечатлилась изобретательностью тетиного воображения. Морок, скрывший прибытие Рози, тесно переплетался с проходившим в Дымной Реке состязанием сказителей по выдумыванию историй. И то, что удавалось об этом вспомнить (весьма немногое), казалось всего лишь одной из баек, примерно такой же правдоподобной, как и все остальные, где говорилось в том числе об огромных серебряных повозках с длинными жесткими крыльями, летающих по воздуху, словно птицы, о немагических устройствах для разговоров на дальние расстояния и о семействе огненных змеев, попросивших короля о вечном мире и готовых поселиться в дворцовых подвалах и заменить собой центральное отопление. В истории не упоминалось, что при этом сталось со всеми лесорубами, угольщиками и истопниками, оставшимися без работы.)
Тетушка покачала головой:
– Нет. Э-э-э… сильный характер Рози не имеет ко мне никакого отношения. Впрочем, это любопытно. Я не ожидала такого от этой семьи. Мне казалось, их воспитывают так, чтобы добиться не только отсутствия магии, но и покладистости.
Они трудились в огороде, занимаясь рассадой. Предсказатель погоды уверенно обещал, что поздних заморозков этой весной не будет. Домик, в котором они жили, стоял в четверти часа быстрой ходьбы от деревни, на собственной тропинке, как раз перед развилкой, с которой правая дорога уходила к огромному жутковатому дому лорда Прендергаста, Вудволду, а левая – к Дымной Реке. К нему прилагался собственный огород, что было удобнее, чем права на клочок общинной земли позади деревенских домов, пристроек и сараев. Давным-давно Тетушка оказала лорду Прендергасту некую особенную услугу, и наградой ей стала постоянная аренда этого домика, до тех пор пока он ей нужен.
Возможно, награда оказалась именно такой, поскольку лорд Прендергаст, будучи внимательным сеньором, понимал, что люди обычно предпочитают, чтобы могущественные феи селились в некотором отдалении от них. Соседи профессиональных фей почти всегда страдали от сурового засилья пыли, а их лозы джа – если, конечно, они выращивали лозы джа – разрастались за год примерно на лигу во всех направлениях и требовали жестокой и частой подрезки. У хорошо разросшихся лоз джа пробивались шипы, рядом с которыми колючки шиповника выглядели так, будто они даже не стараются вырасти. Жилища фей также привлекали странную погоду: краткие порывы ураганного ветра, пылевые бури, туманы необычных цветов – и небольшие нашествия зачарованных или отчасти зачарованных существ, которых притягивала магия, пульсирующая под их шкурами. Вели себя эти создания порой так, что приводили в замешательство обычных людей, которые к тому же не могли снять с них чары или прогнать прочь. Фея же, разумеется, могла и делала это ради поддержания дружеских отношений, но соседям порой могло показаться, что действует она недостаточно быстро.
– Невозможно… э-э-э… Что ты имеешь в виду, говоря про покладистость? – уточнила Катриона, перед внутренним взором которой внезапно вспыхнуло видение советников, согнувшихся над пергаментами с генеалогическими древами, как это делал лорд Прендергаст, решая, какие кобылы достойны внимания его прославленных жеребцов. – Нельзя же… нельзя измерить покладистость, как…
– Рост, вес и магию? – закончила за нее Тетушка. – Верно. Но покажи мне где угодно сборище советников, которые, будь у них выбор, предпочтут для своего правящего монарха уверенную в себе супругу с сильной волей, а не мягкую и уступчивую. Интересно, не скрывается ли в нашей королеве больше, чем мы предполагали?
От мыслей о королеве Катриона всегда делалась раздражительной и несчастной. Она принялась с такой силой втыкать рассаду в грядку, что земля выступала гребнями вокруг каждого крошечного, едва ли не испуганного растения, и казалось, что между этими редутами только что произошли миниатюрные битвы.
– Двадцать одна! – внезапно взорвалась она. – Два десятка и еще одна из самых могущественных и значительных фей в стране! Они могли сделать ее неуязвимой к проклятиям! Они могли сделать ее невидимой для любого, кто желает ей зла! Они могли бы… Они могли… А вместо этого всучили ей золотистые волосы!