Катриона прилагала немалые усилия: как бы ни вышло, что сейчас она сидела на кровати королевы, одновременно она лежала в собственной постели, за много лиг оттуда. Ее сердце колотилось слишком часто, и дышать было трудно, как если бы тело вдруг оказалось слишком большим для сердца и легких, а от ощущения постельного покрывала, давящего снизу на ноги, ее заметно мутило.

– Я… – заговорила она так, словно каждое слово приходилось заново создавать из хаоса. – Я забрала ее с собой, вашу дочь, в день ее именин. Это была я. Я действительно существую. Я взяла ее домой. Она по-прежнему у меня, у нас с тетей. Мы ее любим. Рассказы, которые вы слышали от меня за эти четыре года, правдивы все до единого. Ей с нами настолько безопасно, насколько… насколько это позволяет ее внешняя обыкновенность. Мы ее не оставим…

Королева и ее спальня внезапно исчезли, и Катриона осталась сидеть, хватая ртом воздух, словно лесной дух, чье дерево только что срубили. Тетушка заключила ее в объятия.

– Я хочу, чтобы ты полностью проснулась и лишь потом снова попыталась заснуть, – сообщила тетя, когда дыхание Катрионы выровнялось. – Спускайся вниз. Я разведу огонь и заварю тебе травяной чай.

Катриона спустилась, дрожа от потрясения, голова у нее все еще гудела, а в груди ныло, как будто ей пришлось слишком долго задерживать дыхание. Она села на свой обычный стул, откинув голову, и взгляд ее притянула ниша, где стоял маленький железный котел. В полумраке казалось, что от него исходит красноватое свечение, хотя, возможно, это были всего лишь отблески огня, который ее тетя раздула в очаге. Катриона опустила взгляд, наблюдая за тем, как хлопочет Тетушка: выбирает несколько листочков из маленькой корзинки, капает из бутылочки, добавляет воды из большого чайника, всегда стоящего на огне. Выглядела она мрачной и измученной.

Наконец Тетушка протянула Катрионе чашку, и та мгновенно ее осушила, ошпарив рот. Зато в голове у нее несколько прояснилось.

– Прости, – проговорила она. – Я не знала…

Но потом она вспомнила о скорби королевы.

– Я не знала, – уточнила она. – Но не уверена, что сожалею.

Тетушка смотрела в разгорающееся пламя.

– Я понятия не имела, что твоя магия уже настолько сильна, – сообщила она. – Я знала – с тех пор как тебя привезли ко мне, совсем кроху, слишком маленькую для своего возраста и совершенно измученную тем, что в тебе крылось. Именно поэтому я отбила тебя у прочих родственников, которые хотели тебя забрать, после того… после того как закончились припадки. Я знала: то, что в тебе кроется, непременно проявится, будь то к добру или к худу, и хотела, чтобы оно проявилось к добру. – Она слегка улыбнулась и добавила: – Возможно, я все равно поборолась бы, потому что любила тебя, но тогда я опасалась бы, что поступаю так из чистого себялюбия.

Глаза Катрионы наполнились слезами.

– Тетушка… Моя магия вовсе не просыпается. Я хотела, чтобы ты оказалась права, хотела стать феей, как ты… Как же я этого хотела!..

Слез стало слишком много, и они хлынули по щекам Катрионы.

– Но ты впустую тратишь время, пытаясь меня обучить, и тебе стоило бы взять настоящую ученицу… Не потому, что она приходится тебе племянницей, как я. Магия… Я чувствую ее иногда. Но она просто просачивается сквозь меня, не задерживаясь. Ты же знаешь, я даже не могу разговаривать с животными, как раньше. Возможно, я и впрямь каким-то образом отдала эту способность в тот жуткий день именин. Хорошо, что она продержалась достаточно долго и позволила нам вернуться домой. Теперь она почти исчезла, если не считать кошек и лисы – всего пару раз. Я думала, может, меня найдет фамильяр…[2] или получится как у тебя с малиновками… но никто так и не пришел, и разве это не означает… в остальном это просто огромная темная пустота с несколькими клочками, которые мне удается использовать, когда я их нахожу. Ты по-прежнему учишь меня самым простым вещам и еще не знаешь, что дальше я пойти не смогу. А мне не хватало духу тебе сказать.

– Милая, это мне следует извиниться. Я-то все гадала, чем занимается твоя магия, потому что чувствовала ее присутствие, но знала также, что она почему-то тебе недоступна. Все, что я смогла придумать, – это оставить тебя в покое еще на некоторое время, не давить на тебя, как не стоит требовать слишком много работы от ребенка, переросшего собственную силу. Я понятия не имела… Моя вина. Мне стоило быть повнимательнее. Кэт, я учу тебя не только простым вещам. То, что ты сейчас описываешь, случается со всеми: магия проскальзывает сквозь тебя и исчезает, а позже возвращается в каком-то ином виде. И мне жаль тебе это говорить, но там, где обитает твоя магия, всегда будет огромное темное пространство с клочьями, которые тебе придется ловить наугад. Ты должна научиться чуять их в темноте. Что до твоего звериного языка, я всегда подозревала в нем некий род детской магии. Не всякая детская магия непредсказуема и длится всего лишь пару месяцев или лет. Последовательность и долговременность твоей – я не рассказывала тебе о собственной детской магии? – еще раз подтвердили, что я права на твой счет. Но ты волей-неволей повзрослела, когда проломилась сквозь барьер, чтобы спасти принцессу, и твоя детская магия тебя покинула. То, что у тебя до сих пор нет фамильяра, ничего не значит. Креситанова, одна из величайших фей, которых знала эта страна, нашла своего только в сорок пять лет. Сегодня ты сотворила потрясающую магию. Неудивительно, что нам тут оставалось так мало того, с чем можно было работать. Ведь это же был не первый раз, когда ты разговаривала с королевой, так?

Катриона расстроенно покачала головой.

– Почти с самого начала – чем дальше, тем чаще. Но мне казалось, что я это просто выдумываю. Я считала это просто фантазией…

– Побуждения у тебя были самыми лучшими, – заметила Тетушка, – а там, где замешана магия, благонамеренные ошибки чуть реже оборачиваются дурными последствиями. Ты называла ей свое имя?

– Нет. Она запретила мне его говорить и рассказывать, откуда я, а еще сказала, что мне нельзя больше приходить.

Только теперь Тетушка слегка расслабилась.

– Мудро с ее стороны – мудрее, чем можно было бы ожидать от матери, разговаривающей с незнакомкой, у которой находится ее ребенок. Ты упоминала, что Рози живет с двумя феями?

– Нет. Но она обязательно поймет, что тут не обошлось без магии. Разве нет?

– Нам следует тревожиться не о королеве, а о Перниции. Но Перниция может недооценивать королеву и, если вдруг узнает о магии, которая сегодня побывала на королевской постели, возможно, предположит, что виной тому какая-нибудь иллюзия, сотворенная придворным волшебником ей в утешение. В конце концов, у нее нет ни имени, ни дома. На это мы и будем надеяться.

Они не знали, чтó именно Перниция выяснила или угадала насчет той ночи, но всего шесть недель спустя Туманной Глуши достигла весть, что некто или нечто проникло в глубину западных гор и, хотя принцессу успешно защитили и невредимой увезли прочь, Фордингбридж больше не считается надежным местом.

– И на этот раз нам уже не говорят, где ее прячут, – добавил Шон, возчик из Туранги, ближайшего города за пределами Двуколки. – Сейчас они оборудуют и укрепляют несколько крепостей и будут защищать их все. Возможно, ее спрячут в одной из них или будут тайно возить из одной в другую. А может, у них есть еще крепости, о которых никто не знает, и ее укроют там. Они вербуют новых солдат, и несколько виднейших академиков оставили Академию ради службы королю. Все считают, что оно того стоит – делить вот так силы и мозги.

Ведь люди помнили, что первую крепость защищали два лучших полка армии и большинство придворных магов, но этого оказалось недостаточно.

Среди слушателей поднялся заинтересованный шепот. Появление Шона в деревне всегда притягивало к трактиру хоть нескольких обитателей деревни, надеющихся услышать новости, но яснее других Катриона расслышала голос Кернгорм.