Керн подошел к столу у высокого окна и открыл том. Он листал страницы, читал ряды имен, написанных витиеватым почерком. Чернила выцвели, стали бурыми. Бесчисленные женихи и невесты ставили подписи по окончании церемонии, подтверждая свое намерение вступить в брак.

Наконец он дошел до страницы, датированной сентябрем 1803 года.

Изабелла родилась 12 июня 1804 года, то есть была зачата в сентябре предыдущего года, в ночь перед свадьбой Аполлона. Поскольку тот венчался в Лондоне, а большинство знати выбирает церковь Святого Георга, оставался неплохой шанс, что его имя могло находиться среди зарегистрированных женихов.

К счастью, сентябрь был не таким излюбленным месяцем для свадеб, как, например, июнь или декабрь, поэтому среди расписавшихся оказалось не более сорока – пятидесяти пар. И все же предстоящее дело устрашило графа.

Он медленно двигал палец по линейкам, стараясь, чтобы все написанное отложилось в памяти. Встретилось несколько знакомых имен, в основном самые уважаемые люди из высшего общества. Но Керн не исключил никого, кроме умерших.

По крайней мере, он составит хотя бы список подозреваемых, опросит всех и установит, кто из них знал Аврору Дарлинг. Может, придется обратиться за помощью к обитательницам борделя…

Палец замер на имени.

Керн перечитывал написанное, не веря собственным глазам. Правда с трудом доходила до сознания. Не может быть! Не может быть!

Но граф уже знал с холодной определенностью, что поиск окончен.

Он нашел Аполлона.

Изабеллу разбудило пчелиное жужжание.

Никаких голосов.

Девушка открыла глаза, моргнула. Сумерки. Куда же подевался день? Мозг казался расплавленным, руки и ноги лежали безвольно, тело подрагивало от жаркой истомы.

Постепенно она начала воспринимать окружающее. Золотые херувимы, поддерживающие балдахин, фривольные розовые шторы, золоченая мебель.

Почему она на кровати матери?

Но прежде чем Изабелла нашла ответ, снова послышался шепот. Из будуара. Керн?

Собрав все силы, она попыталась встать, но голова опять упала на подушку. Комната не переставала кружиться перед глазами.

Нет, не Керн.

Керн был в другой раз, когда они занимались любовью на этой кровати. О, как ей нравилось, когда он гладил ее тело, пока она не закричала от страсти! Даже сейчас в бедрах отдавалось томление. Изабелла погрузилась в волны драгоценной памяти, но что-то заставило ее сопротивляться. И прежде чем снова впасть в забытье, она уцепилась за мысль.

Керн ее бросил. Навсегда. Потому что она отказалась стать его любовницей.

Нет, она жаждала стать его любовницей. Собиралась, к нему. Но дошла ли?

Она наморщила лоб. Последнее, что удалось вспомнить, – как она терла себя губкой в горячей воде. Тетя Кэлли принесла воды, забрала ее платье. А тетя Минни настояла, чтобы она выпила чай. Потом она вылезла и i ванны, покачнулась от необоримой слабости.

Мир померк. Остались только звуки ссорящихся голосов. Один, резкий, принадлежал тете Кэлли…

Но ее голос не напоминал бормотание, доносившееся до Изабеллы сейчас. В будуаре горел неяркий свет. Кто там? Изабелла попыталась крикнуть, издав лишь какое-то хрипение.

Нет, ванну она не придумала. Распущенные волосы еще влажные, пряди у щеки пахнут свежестью и розовой водой Она готовила себя к встрече с Керном. Хотела надеть свое лучшее платье и отправиться в дом Линвуда. Сказать Керну, что она передумала.

А теперь на ней одна легкая ночная рубашка. Неужели она заболела?

В голове дурман, мысли не вязались друг с другом, тело наполняла приятная нега. Изабелла ощущала прохладу простыни, мягкость подушки и воображала себя увядающей розой.

Услышав в будуаре мужские шаги, она сонно улыбнулась. Это Керн вернулся к ней. Решил, что ему следовало на ней жениться. Он крепко обнимет, поцелует, будет любить…

Мужчина вошел в спальню. Высокий, худощавый, со свечой в руке. Пламя колебалось, замысловатые тени скользили по его породистому лицу и редеющим волосам.

Терренс Диккенсон.

Мозг Изабеллы не находил причины для его присутствия. Окончательно сбитая с толку, она попыталась заговорить:

– Ч-ч-что вы… здесь… делаете?

Слова звучали невнятно, язык словно распух, во рту пересохло.

Диккенсон поставил свечу на прикроватный столик. Потом сел, матрас продавился под его весом, наклонился к ней, уголок губ приподнялся, обнажив зубы.

– Проснулась? Ну и славно. Вижу, ты узнала меня. Тревога закралась в неразбериху ее мыслей. Что у него на уме?

– У-уходите. – Слова прозвучали так же хрипло. От его злобной ухмылки по телу побежали мурашки.

– Какой непередаваемый восторг иметь вас в полной своей власти, мисс Дарлинг! Полагаю, от нашей короткой встречи я получу еще большее удовольствие, чем ожидал.

Диккенсон говорил так, будто они условились о свидании. Но откуда он узнал, что она здесь?

Вопрос остался без ответа и исчез под натиском возрастающего беспокойства. Диккенсон развязал галстук, повесил его на спинку, аккуратно снял изысканный сюртук и жилет. Потом, сбросив рубашку, осмотрел себя в зеркале у кровати, втянул дряблый живот и любовно провел рукой по рыхлой груди. Поворачиваясь и так и эдак, он наслаждался своим видом.

Несмотря на дурман в голове, Изабелла почувствовала настоящий страх. Этот человек собирался ее изнасиловать.

Она повернула голову в сторону будуара и попыталась сосредоточить взгляд на двери. Надо как-то убежать, найти тетушек – они ее спасут…

Изабелла напрягла расслабленные мышцы, руки и ноги были словно опущены в патоку, но ей удалось откатиться к краю кровати.

Тут на нее рухнуло огромное тело, стало трудно дышать, захлестнуло отвращение.

– Не спеши, моя красавица. Мы еще не начали развлекаться.

Даже сквозь его одежду Изабелла почувствовала, как он возбужден, мужская плоть упиралась в нее, от сильного запаха одеколона к горлу подступила тошнота. Она изо всех сил пыталась поднять колено.

– Думаешь, я снова попадусь на эту уловку? – засмеялся Диккенсон, заметив ее тщетные усилия. – Нет уж, ты будешь делать все, что я захочу.

Он схватил руку девушки, прижал к чреслам и заставил гладить пах. Глаза Диккенсона загорелись, он застонал от удовольствия.

– Нет! – Крик исторгся из нее в тот момент, когда Изабелла с вывертом ущипнула его за мужское естество.

Диккенсон взвизгнул, она попыталась освободиться, но рубашка сковывала ноги, и он ударил ее по щеке.

– Сука!

Изабелла вскрикнула от боли, в голове закружилось. Она опрокинулась навзничь, сопротивляясь подступающей тьме.

Послышались торопливые шаги, кто-то начал оттаскивать Диккенсона, вес его тела перестал давить на Изабеллу, и она оказалась в заботливых, мягких объятиях.

– Ну-ну, девочка, успокойся, тетка с тобой.

– Тетя Минни! Слава Богу! – вцепилась в нее трясущаяся девушка. – Помоги мне.

– Конечно, я тебе помогу. Не сомневайся. Разве я тебе всегда не помогала? – Минни гладила ее по волосам, и с каждым движением руки страх Изабеллы улетучивался, она чувствовала себя опустошенной, но в полной безопасности, хотя Диккенсон свернулся на полу у кровати.

Тетя Минни словно имела над ним какую-то магическую власть: он не делал ни малейшей попытки сопротивляться, только свирепо вращал глазами.

– Ее следует наказать!

Минни перестала ворковать и подняла голову:

– Неуклюжий сукин сын, ты это заслужил.

– Она же мне не ответила!

– И правильно сделала. Налетел как сумасшедший бык.

– Неправда, другие женщины ценят мое искусство в постели.

– Тоже мне искусство! Я стояла за дверью и все слышала. Девушкам нравится, когда им говорят комплименты, а не сыплют угрозами.

В клубящемся тумане недоверия Изабелла слушала их диалог. Нет, это сон, ночной кошмар. Тетя Минни не могла знать, что Диккенсон здесь. Не могла допустить, чтобы он совершил насилие.

– Не спорю, я переусердствовал, – буркнул Диккенсон. – Но я думал, раз ты дала ей опиум, девчонка будет шелковой.