– Я не уверен, – задумчиво отвечает Платон, – что свяжу свою судьбу с Россией.

– Это гордыня, – твердо говорит мать.

– Может быть, может быть. Кстати, мама, я давно хотел спросить, а Чубайс – хороший?

– Безусловно, – отвечает Надя, – а теперь иди читай своего Джойса.

Так мальчика Платона учат любить жизнь во всех ее проявлениях.

И вот я думаю: ведь не будь финансового кризиса, ни родители Виталика, ни Настины родители, ни мама Платона не смогли бы научить своих детей таким сложным вещам, как любовь к родному пепелищу и в то же время к отеческим гробам. То есть, возможно, и смогли бы, путем, например, покупки черепахи вместо собаки, но это заняло бы гораздо больше времени, сил, и неизвестно еще, принесло бы результаты или нет. Ведь не все дети так восприимчивы, как я. Поэтому, если б финансового кризиса не было, его бы стоило придумать.

Иногда, правда, мне кажется, что его и придумали. Просто для того, чтобы объяснить нам что-то важное и нужное про жизнь и Родину. Как детям. Мы ведь, в сущности, и есть дети. Их дети – Правительства Российской Федерации, Государственной думы, Ассоциации российских банков, товарища Сороса. А они – наши родители.

Мы их спрашиваем: «Когда ж это все кончится?»

А они нам в ответ: «Чего?!»

«Московские новости», 25.08.1998

Детство, да. Так ведь? Ведь именно детство вы любите вспоминать, мои крошки? Дневной сон, Новый год, мама в кримплене и папа на футболе. Да? Ну что ж, щас вам будет детство.

Молоко. Кипяченое, с тонкой пенкой, сморщенной, как обезьянья ладонь.

Пряники. Каменные, как пол в метро.

Ирис. «Золотой ключик», в котором навсегда остались молочные зубы в количестве четырех штук.

Суп. В нем плавали ошметки мутно-прозрачного, как медуза, репчатого лука.

Горчичники.

Снова молоко. Но уже в качестве лекарства, с содой, маслом и боржомом. Не рецензируемо.

И вот – вступают медно-духовые, затем ударные, к ним присоединяются струнные щипковые – апофеоз всего, смерч вкуса, ураган аромата, атомная бомбардировка, фашистские эксперименты на людях, ну как, как это еще назвать?! РЫБИЙ ЖИР, короче говоря. Лекарство для маленьких негодяев. Вспомнили, тютьки? Вижу, вижу, что вспомнили. Но недостаточно. Сейчас будем сильно вспоминать, по-взрослому. Сначала вспомним вкус.

В детстве меня окружали гады. Мама с папой были гадами. Бабушка с дедушкой – тоже гады. В детском саду – сплошные гады, больше там вообще никого не было. Самые гады сидели в поликлинике, это было такое сборище гадов, такое! И вот все эти гады собрались вместе, в какой-то своей не известной никому гадской норе, и придумали змеиное слово «рахит». У меня, прелестной плоскостопои девчушки, рахит! Сперва они загадили воздух, накормили меня смесью «Малыш» из металлической крошки, не дали мне света и тепла, заставили мандарин расти только зимой, а потом они же и заявляют, что у меня рахит! И вот для этого рахита они стали меня травить рыбьим жиром, в котором есть витамин D.

По вкусу рыбий жир не напоминает ничего. В природе просто нет ничего, что имело бы такой вкус. Вы скажете – рыба. Так нет же, вы, у рыбы совсем другой вкус, у нее вкус рыбы, а не вот этого вот. Маслянистая жидкость стекает по подбородку, жесткая салфетка в руках мамы-гадины растирает жидкость по лицу, а папа-гад держит меня за руки. Мой рот крепко закрыт. И тогда эти люди безнадежно портят то, что мне дороже всего на свете, – бородинский хлеб. Они капают эту вещь на мой любимый бородинский хлеб.

«Пойди сюда, деточка, – говорят они с добротой на лицах. – Съешь кусочек хлеба».

Я ничего не забываю. Никогда. Я помню все: и как они не купили мне красный шлем витязя, а купили только красный меч витязя; и гречневую кашу; и «не рисуй слюнями на обоях»; и рейтузы – боже, как же я ненавижу рейтузы! – зеленого цвета; и «не ешь козявки»; и как меня не забрали в среду.

И вот я мщу. Я все продумала.

Проснувшись утром и от души порисовав слюнями на обоях, я умылась, быстро поела козявок и пошла по аптекам. Я обязательно должна была найти рыбий жир. Настоящий, масляный, в желтом отвратительном аптечном пузырьке. Таков был мой страшный победоносный план. И такое горе.

Нету. Нету нигде рыбьего жира. А где был, там кончился. В аптеке на Ореховом бульваре, которую мне посоветовали в справочной, я спросила:

– У вас есть рыбий жир?

– Жидкий или в капсулах?

Ах в капсулах! Никаких капсул мне в детстве не давали, чтоб все жидкое было, я сказала!

– Норвежский или отечественный?

– Отечественный, солнышко, отечественный.

– А отечественного нет. И я не солнышко. Я вас вдвое старше.

– Как нет отечественного? Как не солнышко? Тогда норвежский, мамаша.

– Я вам не мамаша. Тридцать семь тысяч, отдел готовых форм. Пробивайте.

Ну что делать, я пробила. А зря. Просто выброшенные деньги. Это не то! Не то, вы понимаете?! Нет вкуса. Нет ВООБЩЕ никакого вкуса! Это не рыбий жир, это профанация. Будем искать отечественный. Со вкусом.

Для начала я позвонила в Минздрав. Я хотела узнать, где и в каких количествах производят российский рыбий жир. Но задача, представлявшаяся мне поначалу элементарной, оказалась дьявольски сложной. Очень скоро мне пришлось осознать, что если я найду рыбий жир, то это будет венцом моей карьеры.

Из приемной министра меня любезно отправили в приемную первого заместителя министра. Из приемной первого заместителя я была отослана в комитет по питанию. Оттуда мой телефонный путь лежал в инспекцию по контролю за качеством лекарственных препаратов. В инспекции очень удивились и посоветовали обратиться в фармакологический комитет. На третий день я дозвонилась в фармкомитет и была отправлена к начальнику группы.

Начальник группы, женщина Татьяна Александровна, первой стране честно сказала мне, что не знает, где у нас производят рыбий жир. И в каких количествах. Может быть, сказала смелая женщина, его не производят совсем, потому что у нас отравлены воды и в этих водах плавают отравленные рыбы.

Я задумалась. Я уже поняла, что помощи мне ждать неоткуда, надо действовать в одиночку. Может быть, придется даже нарушить какой-нибудь закон. Например, убить кого-нибудь. Или что-нибудь выкрасть. Я чувствовала, что мне понадобится вся моя хитрость, вся мощь моего изворотливого ума. Итак, я снова позвонила в справочную. Мне сообщили адрес единственной аптеки в Москве, где в тот момент был отечественный рыбий жир. Я поехала на Каширское шоссе, предварительно приклеив себе бороду. В аптеке мне, естественно, сказали, что рыбий жир только что закончился. Я не удивилась.

Возможно, за мной следили и уже сообщили в аптеку о моих странных пристрастиях. Спокойно выйдя на улицу, я пошла искать телефоны-автоматы, внимательно наблюдая, нет ли за мной хвоста. Из третьего автомата я позвонила в ту же аптеку, в которой только что была. В отделе готовых форм мне сказали, что про рыбий жир надо звонить в отдел приемки.

Любовь Нишановна, руководитель приемки, принимала товар. Она принимала его два часа сорок пять минут. Через три часа я уже разговаривала с Любовью Нишановной.

– Нет, я не знаю, кто производит рыбий жир. Но поставляет нам его фирма «Медэк-Москва». Запишите их телефоны.

В фирме «Медэк-Москва» телефон был занят навсегда. Но зато на складе фирмы телефон работал. Мне решительно везло. Мой банальный план положиться на русскую безалаберность сработал! Что за страна! Воистину у нас правая рука не знает, что делает левая. Я позвонила в отдел реализации, и мне сразу же сообщили, что рыбий жир они получают на Тверской фармацевтической фабрике.

Сотрудники отдела просто забыли, что производство рыбьего жира – военная тайна.

Я ликовала. И я поехала в Тверь.

Для любого жителя столицы выезд из Москвы – это несколько пугающая, но важная встреча с родной страной. Поэтому по дороге в Тверь я предавалась конвульсивному патриотизму.