Кстати, начальства в Издательском доме всегда было много, все оно было разное, неизвестное простому народу и сосредоточенное в каких-то своих таинственных норах – то «на 4-м этаже», то «на Ордынке». Вниз доходили только смутные тревожные слухи о его жизнедеятельности. Про начальство было известно, что оно играет на бильярде, часто куда-то уезжает, все время что-то покупает и что оно очень строгое.

К тому моменту, как я увидела владельца и президента Издательского дома Владимира Яковлева, я работала в «Коммерсанте» полтора года. В общей сложности за три года службы я встречала Яковлева семнадцать раз. Восемь из них я с ним разговаривала. Один раз – пятнадцать минут, один раз – десять, два раза – по пять минут, остальные разы были использованы на приветствия и прощания. Я до сих пор могу дословно повторить все, что мне сказал Яковлев. И не то чтобы слова его были так уж значительны, но сама встреча с Яковлевым для рядового сотрудника являлась вехой, огромным событием в жизни. Я знаю нескольких людей, служащих в «Коммерсанте» года по четыре, которые так и не знают, как именно выглядит Владимир Егорович.

В международном менеджменте существуют два противоположных метода управления. При одном всякий сотрудник корпорации не только знает в лицо главу фирмы, но и имеет возможность поговорить с ним хотя бы раз в год. При другом методе рядовой работник никогда не видит владельца компании. Оба метода считаются одинаково эффективными и несовместимыми. Но блеск и нищета Издательского дома «КоммерсантЪ» всегда состояла в обязательном изобретении велосипеда. Сотрудник «Коммерсанта» мог никогда не видеть Яковлева, а мог и встретить, быть удостоенным дружеской беседы с обращением на «ты» (Яковлев со всеми на «ты»), во время которой означенный сотрудник икал, мычал и тряс головой от суеверного ужаса.

Достоверно про Яковлева было известно несколько вещей. Все знали, что Яковлев – сын своего отца и отец своего сына, буддист, муж Ксении Махненко – доброй и обаятельной женщины, возглавляющей журнал «Домовой». Также было известно, что Яковлев не переносит, когда его зовут Вовой, не ест мяса, живет в Жуковке, Амстердаме, Шотландии и где-то еще, много раз бросал курить, не пьет. Все многочисленные перемещения по миру «Володи» (так Яковлева зовут за глаза все в ИД), о которых долетали слухи в редакцию, многократно обсуждались и уточнялись. Когда Яковлев в России, по Издательскому дому бесконечно перекатывался шелест: придет – не придет? Время от времени сотрудники горячо спорили по вопросу, сошел ли Яковлев с ума. В серьезном, медицинском смысле.

Однажды темным зимним вечером мы шли со службы с Ларисой Юсиповой, тогда заведующей отделом культуры в газете «Дейли», а ныне сотрудницей журнала «Вог».

– Скажи, Лара, ты часто думаешь о Яковлеве? – спросила я.

– Довольно часто, – задумчиво ответила Лариса.

– А скажи, он тебе когда-нибудь снился?

– Снился пару раз. Просыпалась в холодном поту. А тебе?

Мне тоже. Вот я и думаю: представляешь, какое количество людей, о которых Яковлев ничего не знает и знать не хочет, с утра и до ночи размышляют о нем, причем в самых разных выражениях. Ведь, наверное, все эти мысли где-то там скапливаются и потом падают на голову Яковлеву в виде каких-нибудь метафизических осадков. Ведь это же ужас!

– Не знаю. Яне Яковлев.

Дальше мы шли молча, размышляя о том, хотели бы мы быть Яковлевым или нет. Я для себя решила этот вопрос отрицательно: уж очень все-таки страшно. Страшно быть человеком, от которого столько зависит. Страшно одним своим капризом или мнением решать судьбы нескольких сотен незнакомых людей. Но это мне страшно. Яковлеву не страшно. Во всяком случае, не было страшно.

Насколько я понимаю, первоначально в Издательском доме все задумывалось на благо человеку. Спортзал, массажист, мануальный терапевт, сауна, тренеры, утренние медитации, психологи, буфет, столовая, ссуды на квартиры, премии, автомобили, – предполагалось, что ИД создает нам все условия для эффективного труда, а мы в ответ отдаем ИД лучшие годы своей жизни. Обмен вполне адекватный. Всем этим можно было и не пользоваться. Но разумнее было пользоваться. Через это ты приобщался к корпоративному духу.

Я помню, как Издательский дом последовательно пережил повальное корпоративное увлечение сперва бадминтоном, а потом водным поло. Объяснялось это тем, что в обе игры с удовольствием играл Яковлев.

Я знаю нескольких технических сотрудников, в разное время удостоенных головокружительной близости к руководству благодаря увлеченным занятиям восточными единоборствами и буддизмом. Какие блистательные карьеры делались водителями или буфетчиками, отдававшими должное тантрическим премудростям! С какой молниеносностью взлетали зарплаты тех, кто пару раз поплавал в бассейне! Как легко было уведомить начальство о горячей к нему любви через психолога, консультировавшего и низших, и высших!

Все это, как вы понимаете, обсуждалось, обмусоливалось и комментировалось в редакции. Мы этим всем жили. С раннего утра до поздней ночи главными темами разговоров молодых, умных, половозрелых людей были не секс, наркотики и рок-музыка, а перестановки в правительстве и сплетни родного холдинга.

Видимо, для того, чтобы все это прекратить, в конце концов был создан электронный информатор ИД. Когда начальство хотело что-то сообщить сотрудникам, в компьютере появлялись либо сообщение, либо развернутые интервью главных начальников. Беда только в том, что так называемые новости 4-го этажа появлялись на мониторах как минимум через месяц после того, как редакция уже была доведена до белого каления разноречивыми интерпретациями этих же самых известий. То, что сотрудники читали в информаторе, всегда оказывалось полуправдой, к тому же чрезвычайно бедной подробностями.

Венцом этого демократического информирования общественности был на моей памяти случай со снятием очередного главного редактора газеты «Дейли». Мало того что главный редактор узнал о своем снятии последним, как рогатый муж. «Дацзебао» по этому поводу позвало сотрудников к голубому экрану через две недели после того, как газетой руководил уже совершенно другой человек.

Другой вечной причудой ИД была стратегия. Я пришла в «КоммерсантЪ» на гребне так называемой федеральной программы. Руководство было увлечено идеей сделать газету «Дейли» федеральной. По этому поводу в довольно чахлые корпункты вгрохивались большие деньги. Через год, когда федеральная программа стала давать какие-то результаты, ее было решено свернуть. Что-то там у начальства не срослось, и оно изящно перепорхнуло к идее усиления роли выпускающих.

Потом и выпускающие начальству надоели, и оно вдохновилось изменением макета и новостной политики. Параллельно с удивительным постоянством холдинг реорганизовывал рекламное агентство «Знак». Где-то на Петровке буквально годами в виртуальном режиме делался журнал «Столица», купленный ИД в минуту умоисступления.

Этот самый журнал стал последним прихотливым фуэте, исполненным руководством на моих глазах. В январе прошлого года «Столица» перестала быть виртуальной. Издательский дом сотрясался от слухов. Сказочные зарплаты, радиотелефоны всем сотрудникам «Столицы», две поездки в любую страну за счет ИД, машины всем и шоферы всем – «вот что было обещано Сыщику, если он отыщет беглянку и вернет ее во дворец» (Ю. Энтин, В. Ливанов «Бременские музыканты»). Финал этой блистательной эскапады известен. Призы Союза журналистов России и фестиваля «Золотой Остап» настигли журнал «Столица» как раз тогда, когда холдинг ИД его закрыл.

Потом еще были объединенная редакция всех изданий, создание группы спецкорреспондентов ИД, увеличение зарплат, сокращение зарплат, пятьсот шестнадцатая реорганизация рекламного агентства «Знак», но это уже было без меня, я про это ничего не знаю. Хотя представляю себе очень живо. И вот Издательский дом продается. Яковлев больше не будет его президентом.