— Само собой, милый.
— Прелесть девочка, взять бы отгул.
— Мы еще свое наверстаем, Вик.
— Ловлю на слове. Пока.
Сколько нервов нужно, чтобы выпроводить мужчину из дома? То не загонишь, то не выгонишь, нестабильные существа. Я собиралась, словно за мной гнались. И тут пробудилась трубка связи с охранником.
— Полина, — раздался измученный голос Крайнева, — мне необходимо с тобой поговорить.
— Мне тоже, Валера. Не поднимайся, я уже бегу.
От чего его избавляли-то? От инициативности и методов работы «а ля американский боевик»? Как мне подходил этот парень. Два сапога могли стать парой. Измайловская контора — поезд, движущийся по рельсам уголовного кодекса. А мы с Крайневым бывшие журналистка и милиционер. И нам больно оттого, что бывшие. «Не ставь на него, проиграешь», — предупреждал Вик. Нет, полковник, рулетка судьбы подсказок не приемлет, ставит играющий. У нас с Крайневым осталось одно дело на двоих. Годы миновали, но дела совести срока давности не имеют. Прости, Вик. Не люби я тебя, мне было бы проще признать, что деньги не без криминала делаются и что все, кто ими пользуется, вынуждены жить по их законам, изображая избранность. Да не избранность это, а экономическая необходимость. Какой любви пойдет на пользу, Вик, выгребание подноготной? Хуже бы ты ко мне относился, не зная, что я могу поступить так, как когда-то с Крайневым? И как ты будешь относиться к себе, расправившись с соперником под сурдинку борьбы с преступлением? А у нас с этим соперником сын. Вот будут у тебя свои дети, проникнешься, каково менять ребенка на порядочность. Впрочем, лучше не надо. Нечего разрыхляться, Полина. Решила — действуй. И я сиганула в машину Крайнева.
— Поехали, Поля?
— Да, на базар, на вокзал, все равно куда.
— Мне вчера погано было. Накатило прошлое и чуть не утопило. Я телик дома расколошматил.
— Как?
— Молотком. Жена сериал смотрела. Я их ненавижу. То, что там творят подростки и люди постарше, выдавая за ошибки юности, нас в детском саду отучали делать. Меня от их шуточек воротит, а она балдеет.
Э, нет, Крайнев, негоже на жен жаловаться. Слишком уж ты сейчас легкая добыча для любой разлучницы, согласившейся смотреть с тобой одну телевизионную программу.
— Валер, люди перед ящиком о чем только не думают. От «вон что выделывают, а про них кино снимают без осуждения» до «я бы так никогда не поступил». Потом, если бы всех в детском саду научили уму-разуму, подлецов бы меньше развелось. Может, сериальщики правдивее нас? Этакие акыны — что видят вокруг, то и поют.
— Может. Я не о них. Поля, встреться мы тогда с тобой в парке, изменилось бы что-нибудь?
— Вероятно, догнивали бы в могилах. Ты почти наверняка. Краски потускнели, Валера? А ведь тебя тогда не в угол загоняли, с края спихивали. Это Самойлов, да?
Кисти, лежащие на руле, крупно дрогнули.
— Ты и про него в курсе?
— Балков брякнул, что он тебе житья не давал. Хотя мой компьютер хранит еще кое-что. Например, материалы, раздаваемые пару лет назад вашим пресс-центром журналистам. Господин Самойлов так цветисто божился вычистить ряды своих сотрудников до блеска, что невольно закрадывались сомнения в его честности. Но ведь начал он, помнится, не с тебя?
— С друга. Тот не сломался. Выбросили из электрички, потравив вдосталь.
— Валера, объясни мне, почему Самойлову поверили? Ведь тебя ребята уважали, начальство поощряло. И вдруг оказалось, что ты идиот, который не в состоянии убрать героин из-под подушки.
— Ты не журналистка, ты хирург. Сразу оперируешь. Полина, тут ведь совпали две пакости. Я настоял на том, что крупная партия товара должна быть в определенном месте. А ее там не оказалось. Пока мы тосковали в засаде, ампулы — тысяча штук — уплыли в неведомом направлении. Так что и легальный повод был.
— Что люди друг с другом делают. Кстати, о молодежных сериалах. Мы когда-то выбрали одно. Теперь подросли, помыкались по жизни. Кто нам мешает выбрать другое?
— Будут мешать, Поля. Я справлялся о тебе у Игоря. Он сказал, что ты человек настоящий, только взбалмошная очень.
— Мне не у кого наводить о тебе справки. Балков считает приличным парнем, и ладно. Но ты прав. Если мы подросли, то кидаться очертя голову позволить себе не можем. Предлагаю подумать недельку, прикинуть свои перспективы. Нам надо выяснить, почему с нами так поступили и кто. Это моя позиция. Ты со своей повремени.
— Договорились. Ты меня будто под завалом разыскала, Поля.
— Ты мужчина, Валера. Тебе тяжелее придется. У меня к тебе еще два вопроса, разнокалиберных. Первый: тебе эти рыла не попадались?
— Фотороботы?
— Меня умыкнули в воскресенье и поколотили. Муж настаивал, чтобы я не обращалась в милицию.
— А ты к Сереге Балкову, да?
Сам-то ты со мной не откровенничаешь, Крайнев.
— Нет, но в редакции, где я рекламу как горе мыкаю, убили женщину. И нам раздали эти картинки. На них — мои похитители.
— Так вот почему я тебя охраняю. Серьезно ты попалась, Полина. Этих сукиных детей я не встречал. Но запомнил. Буду посматривать по сторонам.
— Спасибо. Второй вопрос…
Я подробно описала ему состояние мужа в аэропорту, не называя имен.
— Твой бывший, — мгновенно определил Крайнев. — Замечал за ним с ранья подобное. Наши треплются, мол, зажрался и чудит. Но я тебе по-другому оттрактую. Это какие-то опиаты, Поля. Нестандартного способа приема, согласен, но опиаты.
— Не кокаин?
— Нет. Кокаинисты агрессивны, а он, скорее, вяловат.
— Значит, довели деньжищи до потребности расслабиться?
— Похоже.
— Но почему утром, Валера?
— Наркотик, бывает, сам диктует человеку условия, Поля. А твой пока не наркоман, балуется. Но это опасно.
— Конечно. Как мыслишь, спец, он потребитель, торговец или сочетающий?
— Потребитель, ручаюсь. Не тебе в утешение. Он элементарно опоздал, Полина. Его на выстрел не подпустят к наркобизнесу. Там все уже схвачено. Чтобы протиснуться, нужна война.
— Спасибо.
— Отлегло?
— Спасибо, Валера. Я его славным парнем помню.
— Хочешь домой?
— Хочу, не хочу, пора.
Дорога бросалась под колеса, текли мимо окон городские кварталы, мы с Валерием Крайневым молчали. У меня внутри было тепло. Все могло оказаться не в счет, кроме его сочувственного «отлегло». И когда он вместо «до свидания» сказал: «Я тебе друг», я не стала медлить:
— Взаимно.
Слышал бы меня Измайлов.
Измайловскому плану я следовала с тщательностью нашкодившей феи. Балков, никогда не упускающий случая замолвить за меня словечко придирчивому полковнику, сделал это своеобразно:
— Виктор Николаевич, Полина сегодня смирная, будто подменили.
— Лучше поздно, чем никогда.
Ну, Вик, мог бы похвалить, не развалился бы. Мы втроем прогулочным шагом двинулись к отдаленной скамейке. Я даже не решилась попроситься поближе к слиянию волн и света, к трехпалубной плавучей хоромине, к толпе разминающихся иностранцев. Там было празднично и праздно, а мы устроились в темноте и скованности.
— Доставайте бутылку, мужики, — потребовала я соответствия стилю. — Самое то местечко, почти подворотня.
— О, трепыхаться начала, — хмыкнул Вик.
— Разряжается, — заступился за меня Сергей.
— Так-с, начнем пялиться на дам, — посоветовал нам вид досуга полковник.
— Проститутки сплошные, — определил Сергей.
— Я предложил пялиться, это бесплатно.
— А мне чем заняться? — потребовала к себе внимания я.
— Пялься на мужчин, — мученически вздохнул Вик. — За тем и привезли. Оторвись в кои-то веки
— Который час?
— Полина, ты неисправима. Без четверти девять Не боись, тебе же только подойти к нему. Ты не продешевила? Почему вымогала десять тысяч долларов, а не сто?
— Объясняю с кротостью, которая тает по-апрельски. Я вымогала то, что дороже баксов.
— Товарищ полковник, почему он нам дважды соврал?
— Представления не имею, Сергей. Скорее всего, он даже предположить не в силах, кто его потревожил. А вдруг да намерен прокатить крошку к себе, как Полину? В двадцать два прискачет, порыщет с нами и назад, пытать шантажистку каленым железом.