Позднее, когда я уже собрался уходить, появился Поулсон. Он объездил весь кантонмент, переехал по Мандиргейтскому мосту на тот берег и по Тюремной улице доехал до тюрьмы, чтобы проследить за тем, как арестованных членов Конгресса перевезли на вокзал и там благополучно погрузили в особый вагон и увезли в место назначения, которое держится в секрете. Я поговорил с Поулсоном, он явно смотрел на ближайшее будущее не столь оптимистично, как его начальник. Он очень волновался за жену, она тогда была беременна. Одна маленькая дочка у них уже была и находилась тут же, в Майапуре. Двое детей Уайтов, мальчики-близнецы, за год до войны уехали в школу в Англию. Миссис Уайт, несомненно, тяжело переживала разлуку с ними в такое время, но это была женщина неутомимая и решительная, внешне, пожалуй, более властная, чем ее муж, тот, скорее, был из породы «мыслителей». Она никогда не сокрушалась вслух, что не увидит своих сыновей до самой победы, но я знал, как эта мысль ее угнетает.

Я надеялся повидать и Меррика, но он был занят розысками пропавшей девушки, мисс Мэннерс, которая жила у некоей леди Чаттерджи в одном из старых домов недалеко от сада Бибигхар. Леди Чаттерджи была дружна с сэром Генри и леди Мэннерс, когда сэр Генри был губернатором провинции. Сэра Генри уже не было в живых, но с леди Мэннерс я был немного знаком в Равалпинди и вспомнил, что видел эту девушку, мисс Мэннерс, несколько раз и в Пинди, и в Майапуре. В Пинди она жила у тетки, а после переезда в Майапур поселилась у леди Чаттерджи и работала добровольной помощницей в Майапурской клинической больнице. Тамошние дамы были несколько шокированы ее привязанностью к одному молодому индийцу. Я вспомнил, что об этом упоминала Кристина, жена начальника штаба моей бригады. Вообще-то я с приездом в Майапур был слишком занят, чтобы уделять внимание сплетням, но, когда сообразил, кто эта пропавшая девушка, не мог не взволноваться от предчувствия серьезной беды.

Попросив Уайта держать меня в курсе, я вернулся к себе на квартиру и связался по телефону с командующим. Мне было приятно услышать от него, что во всей провинции — более того, во всей стране — царит спокойствие и порядок. Конгрессистские комитеты запрещены правительством, многие их члены в виде меры предосторожности арестованы согласно Закону об обороне Индии. Генерал сказал, что, по его мнению, аресты в корне пресекли мятеж Конгресса и мы теперь можем сосредоточиться на своей основной работе — обучать и снаряжать наши войска. Я рассказал ему о том, что произошло в этот день в подведомственном мне районе, но он сказал, что это всего лишь разрозненные происшествия, вспыхнувшие раньше времени, а теперь те люди, которые, видимо, их готовили, прочно упрятаны за решетку. Я лег спать немного успокоенный и крепко заснул, только теперь почувствовав, как утомил меня выезд к ранпурцам, занявший целые сутки.

Мой ординарец разбудил меня в 7 часов, как я распорядился с вечера, и доложил, что меня желает видеть начальник полиции. Поняв, что дело важное, я велел тотчас провести его ко мне. Он вошел через несколько минут и просил прощения, что потревожил меня так рано. Он был, как всегда, аккуратный и подтянутый, но по его усталому и напряженному лицу я догадался, что он в эту ночь не ложился. Я сказал: «Ну. Меррик, чем порадуете?»

Он рассказал мне, что вчера поздно вечером шайка хулиганов напала на ту пропавшую девушку, мисс Мэннерс, в Бибигхарском саду и изнасиловала ее. По счастью, он во второй раз за вечер заехал к леди Чаттерджи буквально через несколько минут после того, как несчастная девушка вернулась домой в ужасном состоянии, бегом проделав весь путь по безлюдным, почти не освещенным улицам. Меррик тотчас поехал к себе в управление, собрал отряд и помчался в район Бибигхара. Неподалеку от сада, на той стороне от Бибигхарского моста, он обнаружил в какой-то хибаре пятерых мужчин, пивших самогон. Он немедля арестовал их (гнать и потреблять этот напиток, во всяком случае, было запрещено законом), а затем ему посчастливилось найти в канаве, у одного из домов в новом квартале Чиллианвалла велосипед мисс Мэннерс, украденный одним из преступников. Войдя в тот дом, он узнал, что там живет тот молодой индиец, с которым водила дружбу мисс Мэннерс. У этого молодого человека — звали его, сколько помнится, Кумар — все лицо было в синяках и ссадинах. Меррик тут же арестовал его, после чего запер всех шестерых в камерах у себя в управлении.

Я похвалил его за такую оперативность, но спросил, почему он в столь ранний час явился лично ко мне. Он ответил, что на то есть несколько причин. Во-первых, он хотел, чтобы я как можно раньше узнал об «инциденте», который он расценивает как весьма серьезный. Во-вторых, хотел заручиться моим разрешением на перевод арестованных в караульное помещение беркширцев, если сочтет нужным содержать их в более надежном месте. В-третьих, он хотел сообщить мне, что, по его мнению, комиссар явно недооценивает серьезность обстановки — ведь на протяжении нескольких часов произошли зверские нападения на двух англичанок и убийство индийца, сотрудника христианской миссии. Затем он напомнил мне, что я еще в начале лета просил его в случае надобности «проявлять инициативу».

Я не мог удержаться от вопроса, в чем он сейчас видит проявление собственной инициативы. Он сказал, что по его твердому убеждению люди, которых он накануне арестовал, и есть обидчики мисс Мэннерс, но доказать это будет трудно. «Почему же, — возразил я, — ведь бедная девушка сможет их опознать». Но он в этом не был уверен. Он спросил ее, узнает ли она кого-нибудь из задержанных, но она сказала, что нет, потому что «все произошло в темноте» и она даже не разглядела их толком. Поскольку одним из них был человек, с которым она заведомо общалась, Меррик полагал, что она ответила неправду, но не терял надежды, что она изменит свои показания, когда немного придет в себя и поймет, кто ее настоящие друзья. А пока он посадил их под замок и чуть не всю ночь их допрашивал. Они упорно отрицали всякую причастность к этому делу, он же убежден, что они виновны, особенно Кумар, который украл ее велосипед и в момент ареста пытался смыть следы ушибов и ссадин, которые девушка успела ему нанести до того, как он одолел ее.

Я спросил Меррика, известно ли, как мисс Мэннерс оказалась в Бибигхаре. К сожалению, сказал он, похоже на то, что она назначила там Кумару свидание; надо надеяться, что эту сторону дела удастся замять для ее же блага. Сам он несколько раз встречался с ней и считал себя ее другом, во всяком случае, счел себя вправе еще не так давно намекнуть ей, что это ее общение с индийцем следовало бы прекратить. Однако она, видимо, целиком подпала под влияние Кумара. Этого Кумара, сказал Меррик, однажды доставили на допрос, когда полиция разыскивала по всему городу одного сбежавшего из тюрьмы заключенного. На допросе, между прочим, выяснилось, что Кумар знал этого человека, звали его Моти Лал, но в то время не было оснований не поверить его словам, что знакомство это было самое поверхностное. Меррик не скрывал, что в его глазах Кумар, при всех своих западных замашках, в высшей степени отталкивающий субъект, он сознает свою мужскую привлекательность и не задумываясь готов овладеть белой женщиной, чтобы затем с особенным удовольствием опозорить ее. Работал он в одной местной газете, вел себя как будто тихо, но было известно, что до этого он водил дружбу с молодыми людьми, которых подозревали в анархической и революционной деятельности — словом, с молодыми людьми типа остальных пяти арестованных. Некоторых из них и раньше видели с Кумаром, и все они уже были на заметке у полиции Меррик решил, что эти пятеро сговорились воспользоваться знакомством Кумара с мисс Мэннерс. В тот вечер, придя в Бибигхар, где рассчитывала застать только Кумара, она застала там не только его, но и еще пятерых, которые и совершили это подлое и презренное злодейство.

Печальный этот рассказ произвел на меня самое тяжелое впечатление, и я согласился с Мерриком, что, чем меньше говорить о ее увлечении одним из подозреваемых, тем лучше, особенно если дело дойдет до открытого суда. А пока что я согласился с тем, что у него имеется достаточно оснований держать этих людей под стражей по подозрению в одном этом преступлении, и это хорошо уже потому, что стоит распространиться слуху, будто англичанка подверглась такому оскорблению, и во всей стране не останется ни одного белого человека, будь то мужчина или женщина, который не возликовал бы, узнав, что эти люди уже арестованы. И для индийцев, если они узнают, что такие вещи не проходят безнаказанно, это тоже послужит полезным предостережением.