– Не вздумайте слагать с себя, лейтенант, обязанностей главнокомандующего. Вы, я вижу, хороший строевик, поборник уставов и субординации. Я тоже поборник, но у вас в отряде не останусь. Считаю партизанство бесперспективным занятием. Надо во что бы то ни стало пробираться к армии, к фронту, чтобы стать в строй. То, что вы затеваете, – кустарщина. Бирюльки!

И он каждый день что-нибудь критиковал из того, что делалось в отряде, высмеивал, хотя при этом извинялся – тоже шутейно. Скворцов выслушивал его хмуро, но спокойно, и в душе был благодарен за одно – тот высмеивал отрядные порядки с глазу на глаз. Может быть, капитан Белозерский прав? Зря тратим порох на все это? И, задав этот вопрос, Скворцов ответил: не прав. Почему? Не потому ль, что он здесь гость? А Скворгчв хозяин – в том смысле, что отряд во многом его детище. Он передал бы командование капитану Белозерскому – старше по званию, комбат, – но теперь уяснил: остаюсь в командирах. Что ж, быть по сему. И, наверное, урок на будущее: с приходом старшего по званию строевика не торопись уступать ему место, если даже тот и согласится остаться в отряде. Белозерский не согласился остаться. Прожив пяток дней, отдохнув, прихватиd на дорогу еды, он натянул на гимнастерку свитку, обнял Скворцова и сказал без шуток:

– Будь здоров, лейтенант. Желаю боевых успехов.

После ухода Белозерского Павло Лобода сказал:

– Скатертью дорожка. Я не тужу по нему.

– А я тужу, – сказал Скворцов. – Отряду бы он пригодился. Ведь комбат!

– Ну и что – комбат? Бабушка надвое сказала… Проверить его надо бы покрепче, поковыряться. Документики еще раз в руках подержать… Товарищ Сталин чего в той речи по радио требовал? Требовал: покончить с благодушием, беспечностью там всякой, повышать бдительность…

Скворцов взглянул в его прищуренные, непримиримые глаза и смолчал. Да, здорово изменила война Павла Лободу, как и его, Игоря Скворцова. Лобода стал жесток и подозрителен. Все сомневается. Скворцов тоже кое в чем сомневается. Даже в одном из указаний той речи по радио, ну, третьего июля, там указано партизанам: взрывать мосты и дороги, портить телефонную и телеграфную связь, поджигать леса, склады и обозы. Все правильно, кроме – поджигать леса. Как же поджигать, если это – убежище партизан, без леса им крышка; поле, степь, голое место – им каюк. Что даст уничтожение лесов? Только выгоду немцам. Нет, леса он поджигать не будет. Между прочим, и правильные указания в речи от третьего июля не всеобъемлющи, кое-что упущено: надобно листовки для местного населения выпускать, нападать на вражеские гарнизоны, военнопленных освобождать из заключения, агитировать среди немцев и оуновцев и так далее. Но не упивайся своим умом: нельзя же всего предусмотреть, находясь в Москве, за сотни верст отсюда. Поэтому кое-что ты должен соображать и лично. Посомневайся, потом соображай. Правильно соображай, без ошибок, без заскоков. И действуй по обстановке, есть такая золотая армейская заповедь. На границе ты частенько к ней обращался.