Когда они, едва волоча ноги, выползают из харчевни на улицу, уже ярко светит солнце; его лучи ложатся на коричневатые, цвета пальмовой коры, камни шоссейной дороги; гладкие плитки напоминают чешую гипсового дракона, который изображается обычно на каменных ступенях у входа в монастырь. По шоссе проносятся велосипеды. Старина Кхуан мрачно глядит на проезжую дорогу, исчезающую в чаще леса. Вокруг кольцом стоят горы, в знойных лучах дневного солнца они кажутся подернутыми туманной дымкой. Господин Кхэнг мерно кивает головой в такт шагам.

В это время к приятелям не спеша подкатывает темнозеленый велосипед.

— Э, да никак это ефрейтор Хо? — Господин Кхэнг резко останавливается. — Слушай, старина! Я теперь депутат! — гаркает он во все горло.

— Опять напился! Шел бы лучше домой! Горланишь здесь — только людей беспокоишь!.. Ну, погоди, дождешься, что «старик» отправит тебя в участок!

Господин Кхэнг бессильно опускается на землю и осоловело смотрит в спину полицейскому. Фигура в серой форме исчезает за поворотом.

— А наш учитель здорово дерется! — слышатся Кхэнгу голоса. — Самого ефрейтора Хо несколько раз сбивал с ног и по земле валял!

— По правде говоря, мы тогда по очереди валялись на земле: то он, то я! — едва слышно, будто про себя, произносит Кхэнг.

Весть о том, что господин Кхэнг Канли, прозванный «учитель» Кхэнг, собирается выдвигать свою кандидатуру на выборах в Ассамблею народных представителей, мгновенно облетела весь город. Дошла она и до городской управы. Чиновники хохотали до колик. Однако всем было известно, что баллотируются на выборах именно такие люди. Щедрость их не знает границ: они поят водкой, угощают табаком, а иной раз и денег дают. Целыми днями они шумят и кричат о каких-то своих никому не понятных делах. И многие в городке решили, что в общем-то «учитель» Кхэнг — кандидатура вполне подходящая.

Когда наступил день регистрации кандидатов, господин Кхэнг, Старина Куй и Старина Кхуан вместе явились в городскую управу. Кхэнг принес три тысячи батов залога и фотокарточку, сделанную вскоре после ухода из монастыря. Регистрация прошла благополучно. С того дня маленький пограничный городок словно ожил и забурлил…

На этот раз было зарегистрировано десять кандидатур, среди них — отставные чиновники, юристы, дворяне в рангах кхун и луанг[147]. Кроме господина Кхэнга, местного жителя, все другие кандидаты были из столицы или из соседних областей. Волнующие события надвигались. Многие помнили, что на прошлых выборах кандидаты раздавали деньги и кормили избирателей. В довершение всего теперь стоял сухой сезон — время осеннего отдыха от полевых работ. Поэтому жители далеких горных селений толпами стекались в городок.

Чем ближе был срок выборов, тем больше скапливалось народу. Некоторые кандидаты захватили с собой киноленты и ночи напролет развлекали своих избирателей. Иной раз фильмы демонстрировались сразу в двух-трех местах. Тут-то и разгоралась предвыборная борьба. Соперники рекламировали себя любыми средствами. Все было пущено в ход!.. А если поживиться было нечем, толпа, жаждавшая угощений, денег и развлечений, немедленно отправлялась на поиски оных, безо всякого стеснения покидая своего кандидата. Старожилы должны были признать, что таких многолюдных сборищ не было уже очень давно.

Господин Кхэнг и его подручные, позабыв обо всем на свете, напивались, шумели и скандалили. Но, увы, господину Кхэнгу до сих пор еще не удалось выступить с речью. Да если бы даже и представился такой случай, бывший монах не знал бы, что следует сказать избирателям. В лучшем случае он мог бы затеять ссору или устроить потасовку…

Как-то раз вечером два кандидата-соперника показывали фильмы на городской площади. Обе стороны из кожи лезли, превознося собственные таланты, положение, известность. Один хвастался, что обязательно починит дорогу, выроет колодцы, заново отстроит храм Будды и даже подарит жителям городка общественную уборную. Его противник сулил своим избирателям новые жилища, огороды, просторную школу и табачную фабрику. Люди внимательно слушали выступавших. А тем временем господин Кхэнг собрал несколько парней, выстроил их поодаль и велел им шуметь и орать во все горло, надеясь взбаламутить толпу.

— Вон! Не надо нам колодцев и общественной уборной! Не слушайте их! — громче всех кричал сам господин Кхэнг. — Не верьте им! Не…

Крик оборвался: чей-то дюжий кулак сбил господина Кхэнга с ног, так что «почтенный учитель» растянулся на земле.

— Люди ждут денег, а ты здесь орешь попусту, сволочь! — рявкнул кто-то.

У незадачливого политика была разбита губа, глаз заплыл и не открывался, ухо распухло. Все пошло прахом! Господин Кхэнг уныло потащился домой.

— Плохо дело! — жаловался Кхэнг приятелям. — Мне решительно не везет!..

И впрямь, известный всему городу забияка выглядел теперь довольно жалким.

В ту ночь, когда все в городе спали как убитые, Кхэнгу не спалось. Он все думал о том, как одолеть противников. Эта мысль уже давно не давала ему покоя. Наконец-то он отыскал верный путь к победе! Кхэнг потрогал губу и тихонько застонал. Он попробовал улыбнуться, но разбитая губа мешала. Ничего, это им так не пройдет!.. И, немного успокоившись, Кхэнг задремал…

Поднялся он чуть свет, сонный, неотдохнувший. Шатаясь, побрел к двери, но, не сделав и трех шагов, наткнулся на Старину Кхуана, спавшего тут же, на циновке.

— Вставай, Кхуан, вставай! — Кхэнг слегка пнул его ногой в спину.

Тот повернулся и, опираясь на руки, попробовал сесть. Попытка не увенчалась успехом: не удержавшись, Кхуан снова бессильно шлепнулся на пол. Так повторилось несколько раз. Наконец Кхуан сел. Скосив глаз, он глянул на господина Кхэнга.

— Учитель, вы так осунулись! — Отыскивая медную чашку, которую всегда носил при себе, Старина Кхуан бормотал: — Наверно, много вчера выпили, учитель, а теперь не выспались…

— Ну, довольно! Заладил одно и то же! «Выпил» да «не выспался»!.. Тебе-то какое дело?

Кхуан растолкал Старину Куя. Утренний воздух был прохладен, небо безмятежно голубело. Тонкая завеса утреннего тумана таяла под косыми лучами солнца. Господин Кхэнг устало взглянул на своих собутыльников.

— Куй, Кхуан, — медленно заговорил он, — наконец-то я нашел способ, как проучить этих болтунов… Многие в городе считают, что кандидаты будут раздавать деньги своим избирателям… Кое-кто лишь за этим сюда и явился!.. — Кхэнг потер опухшее лицо. — Ступайте-ка вы оба в город и потолкуйте с этими баранами избирателями… Скажите им: кто хочет получить денег, пусть приходит ко мне. А уж я научу их уму-разуму…

Приятели Кхэнга ушли, а сам он, прихрамывая, вернулся в дом досыпать. Проснулся Кхэнг около полудня. От усталости не осталось и следа, он почувствовал себя бодрым и свежим. С улицы в комнату долетали крики и гомон толпы. Легко ступая, Кхэнг подобрался к стене и осторожно глянул в щель: народу собралось гораздо больше, чем он ожидал. Измятая одежда, пыльные лица.

Кхэнг вышел из дому. Кхуан и Куй, как по команде, сложив руки рупором, дважды прокричали, приветствие. Услышав сигнал, толпа рявкнула что было мочи — многоголосый вопль замер в небесах. Приложив руку к разбитой губе, Кхэнг сипло заорал:

— Здорово, братья и сестры!

Сотни глаз, точно иглы, вонзились в него.

— Несколько богатых и высокоодаренных людей смело вызвались быть нашими депутатами. — Кхэнг глубоко вздохнул, набрал побольше воздуху в легкие и продолжал: — Они утверждают, будто могут сделать для нас и для нашего города все! Да, именно все! Один обещает починить дорогу, другой — расчистить русло реки, третий — открыть школу… Но это только обещания! — Он остановился перевести дух. Разбитая губа саднила. — Братья и сестры, нужны ли нам эти посулы? Чего мы жаждем больше всего на свете?

— Денег! Мы хотим денег! — дружно заревела толпа. — Денег! Денег! Денег!

— Так, хорошо! Теперь мы знаем, чего мы хотим… Мы пойдем и потребуем от них денег! Раз они могут починить проезжую дорогу или построить школу — значит, у них наверняка есть деньги! Раз они могут расчистить русло реки или возвести храм Будды — значит, у них есть деньги! Наверняка есть!.. Где они остановились? — деловито осведомился Кхэнг.