«ВСЕ УВЕРЕНЫ, ВОЙНЫ МЫ ИЗБЕЖИМ». На призывные участки шли с легкой душой. Французы, австрийцы, немцы, сербы и русские были свято уверены в скорой победе. Естественно, в своей, а не врага. У каждой страны имелся замечательнейший план. У немцев — Шлиффена. У русских — наступления в Восточной Пруссии. Сербы надеялись на свою стойкость. Французы — на свой «эллан» (в переводе — «порыв»). Мало кто понимал, какое испытание в действительности ожидает легкомысленные народы. Даже профессиональные военные. Генерал Брусилов, срочно выехавший из Германии, где он проходил лечение на курорте, домой, как только разразился Сараевский кризис, вспоминал слова своего коллеги — помощника командующего войсками Варшавского Военного округа, которого он встретил на вокзале: «Пока мобилизуется лишь Киевский военный округ, но все уверены, что войны мы ИЗБЕЖИМ».

Среди бесчисленных произведений о Первой мировой есть одно совсем короткое, но особенно трогательное — рассказ Ивана Бунина «Холодная осень». В имение к невесте приезжает только что получивший погоны молодой офицер. Первые сражения уже прогремели. Становится ясно, что война будет долгой и страшной:

«Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому:

— Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер…

Я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо.

— Как блестят глаза, — сказал он. — Тебе не холодно? Воздух совсем зимний. Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня?

Я подумала: «А вдруг правда убьют? И неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок — ведь все в конце концов забывается?» И поспешно ответила, испугавшись своей мысли:

— Не говори так! Я не переживу твоей смерти!

Он, помолчав, медленно выговорил:

— Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне.

…Убили его — какое странное слово! — через месяц»…

2 августа 2014 г.

Революция — это путь к диктатуре. Майданы рождают только деспотов.

В конце 80-х один из моих университетских преподавателей вспоминал, как семью его дедушки посетил Нестор Иванович Махно. Историческое событие произошло примерно в 1919 году в одном из маленьких городков нынешней Южной Украины. Дедушка был фельдшером — то есть человеком более-менее интеллигентным. В его доме имелась маленькая библиотека. Именно по этой причине волосатый батька решил зайти в нему в гости, чтобы разжиться книжкой на ночь. Предводители «народных» армий тоже ведь хотят что-то почитать время от времени.

Колоритная троица. В центре правая рука Махно — бывший матрос линкора «Иоанн Златоуст» Федор Щусь. Рядом его друзья-черногвардейцы.

Однако первое, что привлекло внимание Махно, были чудные карманные часы провинциального фельдшера. «Я возьму у вас часы, — сказал Махно. — Мне нужно для руководства военными операциями. Я их вам верну потом». Здоровенный адъютант Нестора Ивановича, услышав это, не сдержался и хмыкнул: «Ничего вам батька не вернет».

Нестор еще походил немного по комнате, полистал книжки на этажерке, выбрал подшивку «Нивы» (самое легкое чтиво, какое тогда можно было придумать, — в основном для уездных барышень) и, засовывая пачку журналов подмышку, снова обронил: «Я их почитаю и вам верну».

И вновь адъютант главного анархиста весело подмигнул, повторив ту же историческую фразу: «Ничего вам батька не вернет!». Слова адъютанта оказались пророческими — и часы, и подшивка «Нивы» навсегда исчезли из домика фельдшера. Да и сам Махно дематериализовался, растаяв в дымке гражданской войны. Словно никогда и не заходил в тихий фельдшерский домик.

Воспоминание это никогда не публиковалось. Считаю своим долгом поделиться им с читателями. Сколько фильмов снято о Махно. Сколько книг написано. А, по-моему, вся суть его именно в этом эпизоде. Мне надо. Я вам верну. И не вернул. Вроде бы борец с государством. Идейный анархист. А ведет себя как самое настоящее государство. Гребет все под себя, ничего не отдавая взамен. Просто по Ницше: «Если долго вглядываться в бездну, то бездна начинает вглядываться в вас». Всматривался в «аппарат насилия» до одури, возмущался его устройством, требовал справедливости и сам этим аппаратом стал. В одном лице и суд, и налоговая, и армия с полицией.

Родина Махно — Гуляйполе. Официально в начале прошлого века это было село. Неофициально — самый настоящий город. Тогда его населяло тысяч шестнадцать жителей. И сегодня — примерно столько же. Ровно такой же величины был Александровск — нынешнее Запорожье. Гуляйполе относилось к Александровскому уезду. Только за годы советской власти Александровск дорос до областного города. А Гуляйполе стало всего лишь райцентром, ничуть не изменившись в размерах. Время в нем словно застыло. Те же тихие домики с садами на улицах, перекрещивающихся под прямым углом (царское правительство в конце XVIII века закладывало пограничное с Крымским ханством поселение весьма «регулярно», не подозревая, какая вольница в нем вырастет), кирпичное полуразрушенное здание городской мельницы с цифрами «1894» на фронтоне, чудом уцелевшие особняки местных богатеев, имена которых канули в Лету.

На фотографии 1921 года Махно не похож на себя. Скорее какой-то бывший вахмистр, а не вождь анархистов.

Я был в Гуляйполе. Место действительно фантастическое. Больше всего меня там поразил шест для стриптиза в гостиничном кафе. Завтракая, мы спросили официанта: «Что, и стриптиз вечером будет?» «Нет, стриптиза не будет. У нас не бывает стриптиза». «А зачем же шест?» «Так положено. Хлопцы в Запорожье такой же видели и решили тут установить, чтобы и у нас такое было».

В общем, Гуляйполе во всем соперничает с Запорожьем — как Киев с Москвой. Недаром Нестор Иванович когда-то начинал свои подвиги с налета на Александровск — стремился удаль свою показать. А потом еще дальше пошел — на Екатеринослав. И тоже взял его. Причем два раза. Еще не подозревая, что большевики переименуют его в Днепропетровск.

После взятия Екатеринослава по страницам газет и книг пошла гулять про Махно легенда. Мол, ездил батька по улицам и приказывал бить по вторым этажам из пушки — чтобы были дома в городе не выше, чем в его родном селе.

Фактически это ложь. В Гуляйполе полно двухэтажных домов, существовавших уже во времена детства Махно. Если они замечательно дожили до наших дней, то никакого резона не было батьке сносить вторые этажи и в Екатеринославе. Не страдал он фобией на «многоэтажность».

Но суть конфликта байка передает точно — пришли в Город какие-то хлопцы из села и качают права. Говорят, что они теперь главные. Кстати, дожило это вечное противостояние и до наших дней. Сегодня Село снова побеждает в Украине Город — вон даже редиску на Майдане в Киеве вырастило! Но лично меня это не слишком тревожит. В Риме на Форуме овец тоже одно время пасли. После нашествия вандалов. А теперь «пасут» туристов со всего мира, взимая с них дань. Вернется городской дух и в Мать городов русских. Как не раз возвращался. Не все же кулачным бойцам править столицей святого Владимира.

А мы вернемся к Махно. Вспомнить о нем меня заставили нынешние лихие времена. Теперь тоже везде полно энергичных личностей, сбивающихся в банды под различными вывесками и стремящихся радикально поменять мир. И цвета времени те же — украинский желто-синий, российский триколор и пролетарский красный снова выясняют между собой отношения на землях древней Скифии в незнаемом Поле Половецком. С неясным пока исходом.