В свое время Тристано вернулся, пошатываясь от усталости – ему пришлось скакать всю ночь, а затем переплыть Лир на рыбацкой лодке в штормовую погоду. Эйлас и Ейн с интересом выслушали его отчет. На десятую ночь после утечки информации никакие необычные меры предосторожности не принимались. По прошествии двух недель сотня тяжело вооруженных бойцов устроила на берегу засаду; всю ночь они ожидали нападения, каковое не состоялось.

Для того, чтобы не оставалось никаких сомнений, Тристано подождал, пока не наступила двадцатая ночь; в эту ночь ничего не произошло, и он вернулся в Домрейс.

«Стали очевидными три факта, – заключил Эйлас. – Во-первых, корабль действительно строится по заказу Казмира. Во-вторых, предатель – один из моих министров. В-третьих, это либо Малуф, либо Пирменс».

«Оба – подходящие кандидаты, – сказал Ейн. – Что дальше?»

«В ближайшее время следует вести себя исключительно осторожно. Если мы спугнем шпиона, его будет гораздо труднее вывести на чистую воду».

Эйласу сообщили, что в Южной Ульфляндии, недалеко от Оэльдеса, обнаружили богатые залежи болотного железняка, и он поручил Малуфу оценить затраты, необходимые для строительства плавильни.

Цифры, представленные Малуфом на рассмотрение короля, казались явно завышенными. Некоторое время Эйлас просматривал отчет, не высказывая никаких замечаний, затем отложил пергамент в сторону: «Ясно, что потребуется дальнейшее изучение этого проекта. В данный момент меня занимают другие мысли – в последнее время сны не дают мне покоя».

Физиономия Малуфа изобразила почтительное беспокойство: «Хорошо вас понимаю, государь! Сны предрекают будущее. Предчувствиями, посещающими нас во снах, нельзя пренебрегать!»

«Прошлой ночью я видел на удивление яркий сон, – продолжал Эйлас. – По-видимому, он связан с предстоящим визитом короля Казмира. Мне снилось, что его корабль заходит в гавань – Казмир стоял на палубе с непокрытой головой. Я видел его так же ясно, как вижу вас. Он отвернулся, но в моих ушах прозвучал его голос: „Смотри внимательно! Если на мне будет шляпа с двумя перьями, синим и зеленым – значит, я твой друг и верный союзник. Если на моей шляпе будет одно желтое перо, значит, я – подлый враг, и меня необходимо уничтожить любой ценой!“ Три раза его голос повторил эти слова! Казмир собрался надеть шляпу, но во сне меня кто-то позвал – я отвернулся и не заметил перья на шляпе».

«Достопримечательный сон!» – заметил Малуф.

Позже Эйлас поведал о своем удивительном сне лорду Пирменсу, но в несколько иных выражениях: «Голос говорил со мной – таинственный и гулкий, как голос оракула: „Внимательно следи за шляпой, когда Казмир ее наденет! Если на ней будет серебряная кокарда в форме птицы, он твой друг и союзник! Если на ней будет золотая эмблема, изображающая льва, значит, он замышляет измену!“ Так говорил оракул, и теперь я не знаю, что делать. Не могу же я принимать государственные решения, руководствуясь сновидениями! И все же, невозможно игнорировать знамения, предвещающие опасность. Что вы думаете по этому поводу?»

Пирменс пригладил серебристую бородку: «Здравый смысл подсказывает, что следует учитывать любую ценную информацию, независимо от ее источника. Вы не помните, какую именно шляпу держал в руке король Казмир?»

«Что-то вроде высокого берета из черного мятого бархата, без полей и без тульи».

«Позвольте порекомендовать следующее: если головной убор, в котором приедет Казмир, будет точно соответствовать вашему сну, примите во внимание форму и материал эмблемы».

С террасы северной башни Миральдры Эйлас, окруженный несколькими придворными, наблюдал за приближением лионесского галеона «Королевская звезда» – тяжелого судна с тупым закругленным носом и высокой ютовой надстройкой; белоснежные паруса, фок и грот, красиво надувались ветром, на концах мачт развевались на ветру красные и желтые вымпелы.

Галеон зашел в гавань, и команда проворно взяла паруса на гитовы. Портовые шлюпки подвезли причальные тросы, и «Королевская звезда» пришвартовалась к пристани рядом с Миральдрой.

Теперь король Эйлас ожидал гостей на молу в сопровождении двадцати знатнейших вельмож с супругами. Трап подняли на палубу галеона, где можно было заметить перемещение фигур в роскошных нарядах. Команда лакеев в ярких ливреях развернула розовую плюшевую ковровую дорожку, спускавшуюся с трапа на пристань и ведущую к трем установленным на платформе креслам с высокими спинками. В креслах разместились король Эйлас, принц Друн по правую руку и принцесса Глинет слева.6

На палубе «Королевской звезды» появилась величавая фигура – король Казмир. Перед тем, как вступить на трап, он задержался, и к нему присоединилась дама благородных пропорций с уложенными кольцами светло-русыми косами под сеткой из белых жемчужин – королева Соллас. Глядя прямо перед собой, августейшая пара спустилась по трапу на пристань.

Эйлас поднялся и шагнул им навстречу. Взгляд его остановился на головном уборе Казмира – высоком черном берете без полей и без тульи. Спереди на берете была закреплена серебряная кокарда в форме птицы; сбоку берет украшали два пера, зеленое и синее.

За королевой Соллас следовали принц Кассандр и принцесса Мэдук. Кассандр, крепко сложенный юнец лет пятнадцати, украсил блестящие кудри соломенного оттенка зеленой шапочкой, лихо сдвинутой набекрень. Невозможно было сомневаться в том, что он – сын своего отца; в его походке и движениях уже чувствовалась непреклонная царственность, свойственная Казмиру. Кассандр обозревал окружающих слегка угрожающим взглядом круглых голубых глаз, словно предупреждая малейшие проявления неуважения.

В отличие от брата, рыжая и кудрявая принцесса Мэдук, напоминавшая длинноногого сорванца, явно плевать хотела на уважение к своему достоинству и на одобрение свиты. Бросив быстрый взгляд на церемониальные приготовления, она сбежала по трапу вприпрыжку, как игривый котенок. На ней было длинное платье из темно-оранжевого бархата с широким черным поясом; цвет платья мало отличался от цвета ее слегка растрепанных кудрявых локонов. Ум принцессы явно не уступал подвижностью ее ногам – на курносом маленьком лице безошибочно отражались быстрые перемены настроения. Эйласу было хорошо известно происхождение Мэдук, и он наблюдал за ней с насмешливым любопытством. По-видимому, дипломаты, распространявшие слухи о преждевременном развитии и бьющей через край своенравности принцессы, не преувеличивали.

Король Казмир, предложивший королеве Соллас руку у основания трапа, бросил на Мэдук холодный предостерегающий взгляд, после чего повернулся, чтобы приветствовать короля Эйласа.

Полдюжины лионесских вельмож сошли по трапу с супругами в порядке, строго соответствовавшем их знатности и старшинству; прибытие каждого гостя громко провозглашал старший герольд Миральдры.

Последними с корабля спустились пара фрейлин королевы и, наконец, христианский жрец, отец Умфред – дородный субъект в рясе пурпурного оттенка.

Короли обменялись традиционными приветствиями, после чего Казмира и Соллас проводили в их апартаменты, чтобы они могли отдохнуть и освежиться после тягот многочасового плавания.

Вечером того же дня Эйлас принимал гостей за неофициальным ужином – парадный многолюдный банкет был назначен на следующий день. И Эйлас, и Казмир мало ели и еще меньше выпили; оба встали из-за стола трезвые и сосредоточенные. Они удалились в частную гостиную, присели в кресла у камина и, пробуя густое золотистое вино из Олоросы, обсуждали интересовавшие их проблемы. При этом, однако, ни тот, ни другой не упомянул о корабле, который строили по заказу Казмира в Кадузе.

Когда Казмир завел разговор об укреплениях Кауль-Бокаха, перекрывавших проход по ущелью между Лионессом и Южной Ульфляндией, голос его звучал слегка насмешливо: «Даже без укреплений двадцать решительно настроенных людей могут защищать этот проход от целой армии. Но теперь мне сообщают, что в Кауль-Бокахе одна стена возвышается над другой, что каждый подход к крепости прегражден капканами, заграждениями и подъемными мостами с навесными башнями – неприступная твердыня стала в десять раз неприступнее. То же самое происходит в Тинцин-Фюрале: вершину Так-Тора увенчала вторая крепость, не менее труднодоступная. Не совсем понимаю, чем вызваны такие лихорадочные приготовления – ведь мы подписали договоры, делающие все эти усилия излишними».