Кумирни в Сиаме

Настоящие проявления культа были чужды первоначальному буддизму. Служить богам никогда не приходило в голову Bhikkhu; скорее он полагает, что боги ему служат, если он святой. Покаянные собрания тоже не являются актами религиозного почитания. Да они и доступны одним монахам. Но из обычаев других сект буддизм заимствовал некоторые праздники, как, например, празднование дня отдыха четыре раза в месяц (Uposatha), следовательно, нечто вроде субботы. В эти дни монахи поучали также и мирян и объясняли Писание. Были у буддистов и другие праздники, общие с прочими индусами: например, в начале трех времен года, а также ежегодно воспоминались главные моменты из жизни учителя. Но при всем том потребность в собственных объектах культа не удовлетворялась, и это было жизненным вопросом для буддизма. Несомненно, почитание таких объектов возникает в позднейшие времена и считается принадлежащим к низшей области и предназначенным для мирян; однако обычная литургическая фикция приписывает главные постановления, касающиеся этого почитания, самому Будде. Так, предполагается, что Будда определил в качестве четырех священных мест паломничества те города, где он родился, где он достиг высшего просвещения, где впервые проповедовал и где вошел в нирвану, причем нужно заметить, что Капилаватта, Гайа, Бенарес и Кусинагара уже у индусов считались священными местами. Далее, он же будто бы распределил реликвии, подлежащие почитанию, на три класса: телесные останки (Саририка); то, что воздвигнуто или сделано в честь святого (Уддесака); предметы, которые употреблял святой (Парибогика). Во времена китайских паломников служение останкам находилось в полном расцвете; сингалезские хроникеры также часто упоминают об этом. Сколь высокое значение придавалось телесным останкам Будды – это мы видели в рассказе о его погребении. Особые часовни, содержащие что-либо из этих останков или из останков других святых, назывались ступа и сооружались в буддийских странах в большом числе; точно так же там встречаются святыни различного рода (общее название их Caitya). Приносимые дары состояли большей частью из цветов и фимиама. Между прочим, особенным почитанием пользовались след ноги Будды, его тень, чашка для милостыни, зуб; еще в 1858 г. на Цейлоне праздновался великий праздник в честь этого зуба. Изображения Будды представляют его сидящим на лотосе с совершенно спокойным выражением лица. Но все это относится больше к позднейшей истории буддизма; здесь приведены только главные факты, показывающие, что с течением времени и эта религия не могла обойтись без народного культа.

Насколько относительно богаты, но вместе с тем лишены исторического значения источники, из которых мы черпаем наши сведения об истории буддийской церкви, это мы видели уже при обзоре литературы. Южное предание мы знаем только от монахов из Махавихары на Цейлоне, северное – из различных сфер. Но и то, и другое – почти полная противопложность истинной истории. К тому же они расходятся друг с другом в самых важных пунктах. Так, южные источники рассказывают о трех соборах; первый происходил якобы тотчас после смерти Будды, второй – 100 лет спустя, в царствование Кала Асоки, и третий – еще 118 лет спустя, при Асоке Маурии. Северная история знает только об одном Асоке и, следовательно, за тот же период о двух соборах. История этих церковных собраний, впрочем, довольно баснословна. Первый собор собрался вскоре после смерти учителя в Раджагрихе. Под руководством Кассианы было налицо 500 монахов, среди которых, кроме председательствовавшего, сособенно выделялись Упали и Ананда, из которых первый сообщил постановления учителя относительно Винайи, а Ананда – относительно Дхармы. Между прочим, Ананда хотя и был одним из ученейших, но лишь с трудом был допущен – во-первых, потому, что еще не был святым, а затем еще потому, что опоздал попросить Будду отсрочить свое вступление в нирвану, что не спросил более точного разъяснения относительно главных и второстепенных пунктов учения, посоветовал учредить орден монахинь и в своих личных отношениях к Будде провинился в различных проступках, относительно которых не мог оправдаться вполне удовлетворительно. Как пример естественно-мифологического метода можно привести толкование этого собора, сделанное Керном. После захода солнца (Нирвана) господствует полумрак (Кассиана), естественный враг которого – луна (Ананда). Затем на фоне этого полумрака собираются звезды (святые), среди которых луна блещет особенно сильным, хотя и заимствованным, блеском, и даже после захода солнца свет испускает еще лучи с неба; учение Будды продолжает жить в его общине.

Более важное догматическое значение имеет Второй собор. Именно, сыны Вайджи, везалийские монахи, в десяти пунктах допустили более слабое исполнение, нежели это было согласно с учением Будды; после долгих переговоров со многими знаменитыми учителями они были осуждены на соборе семисот старейшин в Везали.

У сиамской кумирни

Хотя и в данном случае едва ли может быть речь об историческом событии, и десять спорных пунктов оказываются совершенно неважными, однако рассказ об этом Втором соборе важен потому, что эти осужденные монахи продолжали жить в позднейшей секте, или, вернее, для объяснения происхождения этого позднейшего раскола секты Магазангика придумана была догматическая сказка об этом втором соборе.

История буддийской церкви есть история многих учителей, патриархов церкви, которые, следуя непрерывно один за другим, передают истинное учение, сохраняя его в неприкосновенности, но в перечислении которых северная и южная церковь расходятся друг с другом очень далеко. Между прочим, выдвигается на первый план их чародейственная сила, о которой мы находим самые нелепые рассказы. Более твердую историческую почву мы получаем с царствованием царя Асоки из династии Мауриев. Бывший при нем собор, на котором под руководством Тишиа Маудгали-путры были осуждены злоупотребления, происходившие в монастыре в Паталипутре, мы можем оставить в стороне как не имеющий исторического основания. Нас больше интересует отношение царя к буддизму, о котором свидетельствуют его эдикты. Эти эдикты царя Асоки Деванамприйи (как он называет в них себя) дают нам, конечно, немного материала относительно состояния буддизма в его царстве. Но мы узнаем из них, что этот правитель был покровителем буддизма, так же, впрочем, как и других монашеских орденов. Он предписывает крайнюю терпимость в своем царстве и защищает все религии, хотя лично себя он причисляет к буддийской дхарме, удостоверяет буддийскую общину в своей симпатии и жалует ей книги о вере. Что побуждало его к такому покровительству, может быть политические мотивы, – об этом мы едва ли можем догадываться; во всяком случае, он сделал для буддийской церкви еще более, чем Константин для христианской. После своего обращения – предание приписывает ему бурно проведенную юность – он так сильно принял к сердцу процветание веры, что будто бы воздвиг 84 000 ступ. Но к концу его царствования, по-видимому, наступила реакция, так как его безумные пожертвования буддийской общине разоряли государственную казну. В особенности важное значение имеет приписываемая ему миссия на Цейлон, куда он посылал своего сына Магендру посадить ветвь от священного дерева Будды, а позднее и свою дочь, чтобы учредить орден монахинь. Магендра сделался апостолом острова. Он как по мановению волшебного жезла обратил царя Тишиа и многие тысячи людей. И здесь орден сделался могущественным и богатым благодаря защите и милостям владетельных особ; было сооружено много монастырей, между которыми позднее также возникли несогласия, именно между древнейшим монастырем Магавигара и Абхайягири. Южный канон, находящийся в нашем распоряжении, есть тот, который был утвержден на соборе первой из этих партий.