Задача человека, состоит в том, чтобы познать эту идентичность: "Я есть Брахма!" Это является высшим познанием; и это познание есть спасение: кто познает, тот преодолеет вторичную смерть, над тем смерть не властна, тот достигнет полного возраста жизни и станет сам одним из этих божеств. "Тот, кто знает, что он есть брахман, есть все; и сами боги не могут этому воспрепятствовать".

Свадьба Рамы и Семы. Музей народоведения. Берлин

Состояние этого познания описывается как совершенная этическая чистота или святость. "Кто это познал, тот и превозмог все грехи", или еще: "Грешное не может запятнать его, подобно тому, как и сам Атман неомраченным проходит мимо хорошего и дурного дела. Как огонь пожирает всякое горящее дерево, так и тот, кто это познает, уничтожает все, что еще кажется столь злым, и становится чистым, сильным, всегда юным и бессмертным". Кроме того, это познание приносит величайшее блаженство: "Тот, кто это нашел и познал, тот участвует всюду и во всех наслаждениях, так что благоденствие самих богов не может быть приравнено к блаженству высшего познания". Чтобы достигнуть этого чисто мистического состояния, нужно так глубоко погрузиться в созерцание, что все сознание растворится в одной мысли. Это состояние абсолютного покоя: оно не нарушается ничем, чего ищет дух в этой жизни, ибо он ни с чем не связан.

Это такой сон, во время которого он не испытывает никакого желания и не видит никаких сновидений. В этом временном угасании сознания человек ближе всего подходит к абсолютному.

Смерть, которая выводит из этого состояния, изображается обычно как радостное достижение абсолюта и бессмертия. Человек переходит "из несуществующего к существующему, из тьмы в свет, от смерти к бессмертию". "Достигается мир блаженных, постоянное и неизменное благоденствие". Психологически проблема смерти воспринимается во всей своей трудности и ведет к решительному утверждению, что после смерти нет сознания, ибо умерший сделался всем, и вне его, следовательно, нет ничего, что бы он мог сознавать. Мудрец неохотно говорит о смерти: "Она величайшая тайна". В Катхе-упашинаде рассказывается, что молодой Начикета спустился к богу смерти Яме, который разрешил ему задать три вопроса. Тогда Начикета спросил о судьбе мертвецов: "Они существуют", – говорит один, "Они не существуют", – говорит другой. Я хочу это знать, открой мне это". Но Яма, испугавшись смелого вопроса, всячески старался избежать ответа: он предлагал ему долгую жизнь, многочисленное потомство, богатство, власть и мирские наслаждения, если только он откажется от вопроса; но так как все это ни к чему не приводит и он вынужден дать ответ, Яма насколько возможно обходит суть дела. Еще осторожнее ведут разговор на эту тему Артабхага со знаменитым учителем Яджнявалкья (Брихадараньяка-упанишада). "Яджнявалкья! спрашивает тот, – когда после смерти человека голос его обращается в огонь, дыхание в ветер, глаза в солнце, волосы в травы, а кровь в воду, что же делается с самим человеком?" "Подай мне руку, друг Артабхага, – отвечал учитель, – мы оба об этом рассудим, но не при людях". Тут они удалились и совещались. То, что они говорили, касалось действия, и что они ценили, касалось действия, а именно: "…через доброе дело человек делается добрым, а через злое – злым". После этого Артабхага умолк.

Любимейшими размышлениями брахманов были размышления о вопросах космогонии, и множество божеств того периода получило свое значение главным образом благодаря приписываемой им творческой деятельности. Уже в Ригведе мы встречаем несколько гимнов космогонического содержания, то с окраской изощренной мудрости, то проникнутых кастовым духом жрецов; однако они часто указывают на большое творческое глубокомыслие, и многие из их составных частей представляют собой очень древние мифологические воспоминания. Знаменитейшей из этих песен является Ригведа.

1. "Тогда не было ничего существующего и ничего несуществующего; не было ни воздушного круга, ни неба вверху. Что же двигалось? Где? Под чем покровом? Была ли вода бездонной?

2. "Не было тогда ни смерти, ни бессмертия, ни смены дня и ночи. Единое дышало, не колеблемое ветром, по своей собственной силе, и кроме этого, ничего другого не существовало".

3. "Была тьма, окутанная тьмою: и в начале вся эта масса вод была неразличима. Только громадное единое, заключенное в пустом пространстве, было создано силой искупления".

4. "Прежде всего, пробудилась в нем воля; и это было первое проявление духа: мудрецы, вопросившие о нем свои сердца, проницательно нашли сродство существующего в несуществующем".

5. "Кто знает наверное, кто может разъяснить, откуда произошло это творение? Через ее (Вселенной) эманацию произошли все божества, как ее следствие; кто же знает откуда она сама проистекла?"

6. "Это творение, от которого они произошли, было ли создано или нет, известно только живущему на высшем небе хранителю Вселенной – или, может быть, и ему неизвестно?".

Утонченный скептицизм заключительной строфы показывает сомнения и указывает, таким образом, на позднее происхождение этой песни. Точно так же и начальная строка указывает на спор между школами, в котором приняли участие и упанишады. В то время размышления о несуществующем были уже пройденной ступенью, но прочного опорного пункта для этой идеи еще не было найдено – и намеревались совсем отказаться от обсуждения этого вопроса. Однако мы можем во всем этом заметить и специфическую жреческую черту: искупление оценивается как творческая сила. Наиболее позитивным и в то же время самым первоначальным элементом этой космогонии является, по-видимому, идея о первобытной воде, хаотической массе, существующей собственной силой, без постороннего воздействия. В этой массе начинается движение: возникает зародыш духа, и через него несуществующее превращается в существующее. "Мудрецы", о которых при этом упоминается, суть либо люди, которые одни только поняли это, либо божественные существа, содействовавшие этому возникновению. Во всяком случае, достойно внимание то обстоятельство, что через посредство этой эманации произошли и боги. И в других песнях, касающихся космогонии, описываете "рождение богов".

В ведических текстах неизменно повторяется положение: "вначале была вода", – или же о воде говорится как о первосозданном элементе. Большинство текстов сходятся между собой в описании того, как зародыш, возникший в этой воде, развился в небо, в землю и человечество. Зародыш превращается в золотое яйцо (хираниагарба), в котором покоится Брахма или Пуруша ("дух" или "человечек") как зачаток всего живого.

Золотой храм в Амритззаре

Когда он выходит из яйца, последнее распадается надвое, образуя небо и землю. Так рассказывается о создании мира, например, в начале книги законов Ману. "Непостижимый, неисповедимый, предвечный, побуждаемый своим стремлением возжелал произвести из себя различные существа; тогда, прежде всего, он создал воду, положил в нее зародыш. Семя это превратилось в золотое яйцо, сияние – подобно солнцу, в котором он сам, отец всех миров, родился в образе Брахмы. Созданный этою первой причиной, непостижимый и предвечный, одновременно существующий и несуществующий, этот гомункул (Пуруша) сделался в мире известным под именем Брахмы. Он, высочайший, провел целый год в золотом яйце и затем разделил его одною своей мыслью на две части. Из двух половин скорлупы образовал он небо и землю, а между ними поместил воздушное пространство, восемь стран света и постоянное вместилище для воды".