Кааба в Мекке

Подобного рода невзгоды лишь приблизили его к разрешению загадки Божьего промысла. Бог руководит людьми по своей воле, говорил Магомет, – и формула эта являлась у него результатом не абстрактных размышлений, а собственного жизненного опыта. Что Аллах показал ему верную дорогу, хотя люди и отвергли его, – в этом в настоящее, тяжелое для него время он убеждался тем, что джинны (духи), как ему казалось, воздают ему покорность (сура 72), и он видел себя во сне перенесенным в Иерусалим (сура 17) – видение, которое сделалось у магометан весьма популярным и было переделано в вознесение на небо. Однако при этом Магомет не терял из виду земных целей. Ему удалось привлечь в свою веру нескольких человек, принадлежавших к племени хазраджи из Ятриба (Медина), которые пришли на хадж в Мекку. Они, кажется, верно указали ему, что учение его будет иметь успех в Медине, что вполне и подтвердилось последующими историческими событиями. Может быть, успех этот следует приписать влиянию живших там между арабами евреев, которые подготовили почву к восприятию монотеизма и вызвали потребность к созданию новой религиозной общины. Во всяком случае, число верных росло там очень быстро. В 622 году многие жители Медины, преимущественно хазраджиты, а также несколько аузитов, в числе около 75 человек, явились в Мекку и имели с пророком тайную сходку у холма Акаба, где они уже встречались с ним в предыдущем году. Магомет торжественно обязал тогда посланных не ставить рядом с Богом других богов, не нарушать брака, не красть, не убивать собственных детей, не заводить и не распространять клеветы и во всем оказывать послушание пророку; теперь он заключил с ними союз, причем они обязались защищать его, как они защищают своих жен и детей. Этим Магомет как бы отказывался от собственного своего рода и на деле показал, что исламом разрывается старая племенная связь и возникает новая в виде религиозной общины. С этой стороны следует рассматривать и так называемое бегство Магомета из Мекки в Медину, называемое обыкновенно "хиджра", – событие, от которого со времени Омара магометане ведут свое летосчисление (622 г.). Это арабское слово обозначает не того, кто бегством спасается от врага или от опасности, а того, кто по своему желанию покидает друга или родственника. Понятно, что поступок Магомета привлек к себе внимание жителей Мекки, однако Магомет позаботился, чтобы они не задержали ни его, ни сопровождавшего его друга Абу-Бекра. Конечно, легенда сделала свое дело и богато разукрасила историю, но мы оставим ее в стороне. Приверженцы Магомета не подвергались больше преследованиям жителей Мекки и последовали за пророком в Медину. Поэтому они получили прозвище мохаджиров, то есть товарищей бегства; вместе со сподвижниками (Ansar) из Медины они составили знать ислама.

Прибытие Магомета в Медину

Задача, которую хотел осуществить Магомет в Медине, была нелегкая: нужно было организовать новую религиозную общину. Чтобы показать на деле, что существование прежнего племенного союза уничтожалось исламом, он составил 75 братских пар, каждую из одного беглеца и одного сподвижника, которые наследовали друг другу, помимо родственников, и должны были считаться братьями. Племенные распри прекратились, ни старая, ни новая кровавая месть не могла более вносить раздора в среду верных. Сооружен был молитвенный дом, куда все аккуратно собирались, а позднее созывались особым "вещателем" (Bilal), чтобы совокупно совершить общее моление под руководством имама, то есть в то время самого Магомета. Значение подобного учреждения трудно оценить в должной степени: любящие свободу, недисциплинированные арабы приучались этим путем к порядку и дисциплине. Этот молитвенный дом называли поэтому "местом военных упражнений ислама", а ежедневную, пять раз в день повторяемую молитву верных, забывая о ее религиозном значении, сравнивали с общим боевым криком (фон Ранке).

О религиозных обязанностях мы будем говорить ниже, теперь же мы ограничимся лишь тем, что разъясним те отношения, в какие поставила себя новая религиозная община к язычникам и евреям Медины. До этого времени Магомет имел весьма поверхностное и недостаточное знакомство с сущностью иудейства и христианства. Он думал, что проповедь его совпадает с догматами этих великих духовных общин и что их сторонников легко будет привлечь к его вере. Так как в Медине иудеи были особенно многочисленны и религиозные постановления их казались Магомету целесообразными, то он решился ввести некоторые из них и в свою общину; таковы, например, обычаи обращаться при молитве лицом в сторону Иерусалима, соблюдать пост в день Ям Кипура (10 тишри) и т.д. Однако вскоре он заметил, что жестоко обманулся в своей надежде. Евреи Медины, любопытствуя испытать нового пророка в его призвании, предложили ему разного рода вопросы, чтобы узнать, насколько ответы его согласуются с законом Моисея и не есть ли он действительно обещанный Мессия. Магомет дурно выдержал испытание, ни разу не сказав верно генеалогии патриархов, и евреи навсегда отвернулись от него. Со своей стороны и Магомет, заметив свое заблуждение, поспешил порвать с иудейством; прежнее свое предписание обращаться при молитве лицом к Иерусалиму он переделал в смысле обращения к Мекке, а пост с 10 тишри перенес на арабский месяц рамадан, время, когда было дано Откровение Корана (сура 2, 181).

Обеденная молитва

Скоро ему стало ясно, что он действует в духе христианства, и, таким образом, у него возникла теория касательно того, что "владетели Писания", как он называл иудеев и христиан, хотя и получили Откровение от Мусы (Моисея) и Исы (Иисуса), но позже они изменили или самые слова Откровения, или их толкование (в этом магометанские теологи расходятся) и впали, таким образом, в различные заблуждения. Против христианского учения о Троице, которое он считал за настоящее троебожие (Бог, Иисус и Мария), вел он в Коране ожесточенную полемику. Он утверждал, что Иса действительно был посланником Божиим, которого Бог прославил чудесами, однако отрицал, чтобы ему и его матери принадлежали Божеские почести. Тем не менее владетели Писания, к которым иногда причислял он и сабеян, занимают совсем другое положение, чем язычники: последние совершенно превратили истину в заблуждение, те же все-таки владеют ею, хотя и в искаженном виде.

Что касается политических отношений, то Магомет заключил как с иудеями, так и с язычниками Медины наступательный и оборонительный союз, причем тем и другим были оставлены их прежние права и обычаи, но они обязались помогать пророку в войне и никоим образом не поддерживать его врагов. Мало-помалу внешним образом к общине присоединилась большая часть хазраджитов и аузитов, хотя они всегда оставались равнодушными и в критическую минуту ненадежными союзниками, почему Коран часто их порицает как лицемеров (монафикун). Внутренне озлобленные против чужого пришельца, они оплакивали падение отцовских обычаев и, как истые арабы, охотно вернулись бы к прежнему положению дел; но сила была не на их стороне, и они должны были подчиниться господству Магомета.

Жители Мекки думали, что счастливо отделались от неудобного проповедника, и рассчитывали, что и мединцы в свою очередь скоро будут тяготиться им; но они жестоко обманулись. Магомет поставил своею целью подчинить себе родной город, и хотя этот план мог сначала казаться смешным тому, кто знал разницу между довольно значительным торговым городом и ничтожной Мединой, тем не менее, пророк ни на минуту не покидал его из виду, пока не привел в исполнение. Однако на это потребовалось немало времени; сперва Магомет должен был довольствоваться тем, что устраивал в малом виде хищнические набеги на торговые караваны мекканцев, которые на возвратном пути из Сирии проходили вблизи Медины. Ремесло это как нельзя более пришлось по вкусу жителям Медины, так как арабы, подобно остальным бродячим народам – курдам, туркменам и другим, – были природными разбойниками. При этом не всегда даже соблюдался священный месяц, в котором царил общий мир, и когда в этих случаях дело доходило до Магомета, то он отпускал виновных с легким выговором (сура 2, 214). Давал ли он на это сам приказание, как утверждают, – этот вопрос остается нерешенным, но если так было на самом деле, то не следует его слишком строго судить за это; таков обычай Востока: военный обман и всякая хитрость против врага, будь то постыднейшая измена или открытое нарушение данного слова, там допускаются, а в иных обстоятельствах и предписываются.