Таежная река. Картина русской жизни
В народном представлении, таким образом, становятся священными не только колодцы, ископанные святыми подвижниками, но также и те, появление которых вызвано каким-либо чрезвычайным случаем, как, например, так называемые "громовые" ключи, бьющие из-под камня и происшедшие, по народному поверью, от удара грозы. Подле таких ключей всегда спешат поставить часовенку и повесить образа, по нынешним обычаям – Богоматери. В двух (известных нам) случаях в число святых колодцев записаны те родники, которые вызваны были падением тяжелых колоколов, свалившихся с колоколен на улицу во время церковных пожаров и т.п. В этих неожиданных явлениях природы, принимаемых за знамения особой милости Божией, ищут наглядных проявлений тайных и скрытых сил, не утрачивая сильной веры в эти силы и их целебное свойство и при неудачах. Последние объясняются личным недостоинством, греховностью, недостатком веры и разнообразными мелкими упущениями подготовительного и обрядового характера, со стороны самих прибегающих к помощи. От этих же причин, между прочим, зависит и то, что и так называемая "спорная вода" не всегда и не везде проявляет издревле присущую ей чудесную силу. Эта вода, взятая из того места, где соединяется течение двух рек, имеет таинственную способность решить вопрос об участи труднобольных, не встающих долгое время с постели: к животу или смерти ведет их теперь таинственная судьба. Собственно же, как устья всех рек, так и источники главнейших из них, не отличены особенными знаками народного почтения и признательности, хотя эти реки и величаются иногда "кормилицами". Даже исток такой величайшей благодетельницы русского народа, препетой и превознесенной, какова есть Волга, остается без всякого внимания, в полном пренебрежении. Вместо величественного сооружения над истоком Волги высится часовня в виде сторожевой будки, сооруженная окольным людом. Конечно, местные жители бессильны, по ограниченности своего кругозора, понять весь смысл мирового значения нарождающейся тут реки, и к тому же они не знают, что вода источника владеет целебною силою и заслуживает, не менее всех прочих, украшения богатым иконостасом.
За нашими главными и за некоторыми из второстепенных рек сохранились, в виде легенд, следы олицетворения их как живых существ богатырского склада. Это остаток древнего мифического представления, родившегося в ту эпоху, когда первые две реки (Западный и Южный Буг), указавшие славянам путь переселения из-за Карпат, прямо названы были Богом. Наиболее известен рассказ о споре Волги с Вазузой по поводу старейшинства. Эти две реки порешили окончить свой спор таким образом: обе должны лечь спать, и та, которая встанет раньше и скорее добежит до Хвалынского моря, будет первенствовать. Ночью Вазуза встала раньше и неслышно, прямым и ближним путем потекла вперед. Проснувшаяся Волга пошла ни тихо, ни скоро, а как надо. Но в Зубцове она догнала Вазузу, причем была в таком грозном виде, что соперница испугалась, назвалась меньшей сестрой и просила Волгу принять ее к себе на руки и донести до Хвалынского моря.
Другая сказка менее известна, но не менее замечательна. Волга оказывается любимою дочерью слепого отца и сестрою Сожи и Днепра. Отец задумал их выделить и объявил о том только обеим дочерям (Сожи и Волге), а от непокорного сына Днепра скрыл о своем намерении. Днепр, однако, подслушал, как обещал отец наградить Волгу красивыми городами, Сожи подарить лучшие места, а Днепру уделить мхи и болота. Первою проснулась Волга, прибежала к отцу со словами: "Батюшка, пора уходить". Слепой отец велел ей подойти поближе, ощупал ее и, убедившись, что это действительно Волга, так как тело у нее, как вообще у всех счастливых, обросло волосами, благословил ее идти красивыми местами, селениями и городами. Загремела Волга и ушла. Проснулся Днепр и, увидев, что Сожь еще спит, и решившись обмануть отца, обернул руки паклей, так как тело у него было гладкое, и, подражая голосу сестры, сказался отцу Сожью. Слепой ощупал и поверил. Днепр бросился бежать, сколько набралось у него сил, разрывал горы, изгибался коленами – спешил, чтобы сестра тем временем не успела проснуться. Проснулась Сожь: бежит к отцу, сказывается своим именем, но старику пришлось награждать ее лишь теми местами, которые остались у него в запасе, т.е. мхами и болотами.
Этот же Днепр в олонецких былинах является в виде женщины, под именем "Непры Королевичны". На этот раз она вступает в богатырский спор на пиру князя киевского с Доном Ивановичем. В единоборстве она осталась побежденной. Дон убил ее каленой стрелой, и сам, в отчаянии, пал на ножище-кинжалище. Вот от этой-то крови и потекла "Непра-река": "во глубину двадцати сажен, в ширину река сорока сажен".
Олицетворение реки на этих примерах, однако, не остановилось, в народной памяти сохраняются такие же рассказы относительно рек: Десны, Западной Двины, Шачи и Красивой Мечи. И хотя время уже успело стереть краски с этих мифических сказаний, тем не менее, русский народ продолжает проявлять на время скрытые, но вечно живые верования.
Относительно прочих больших водоемов, каковыми являются озера, дело обстоит несколько иначе. Одновременно с расширением новгородской колонизации по русскому лесному северу, озерам суждено было занять одно из видных мест как в истории самого заселения, так, в особенности, в истории распространения христианства. Начиная с первых опытов основания монастырей на озерных островах в окрестностях самого Новгорода (Кириллова на реке Волхове и Липенского на острове озера Ильмень, в середине XIII в.), – большие и малые озера, которыми изобилует весь северо-запад новгородской области, служили приманкою для людей, искавших пустынного жития. Острова на них, дикие и пустынные, представляли многие удобства как для созерцательной жизни, так и для благочестивых подвигов тех отшельников, которые искали полного уединения. Во всей громадной стране, известной под именем Озерной области, не много найдется таких больших и малых озер, на островах которых не было бы основано обителей, лишь бы только представлялась возможность устроиться на них малым хозяйством. На самом большом из озер всего света, притом наиболее негостеприимном, – Ладожском, на пустынной скале, в начале XIV столетия стоял монастырь Валаамский, давший происхождение трем другим монастырям на том же озере: Коневскому, Свирскому на реке Свири, и на дальних островах Белого моря Соловецкому. Тем же путем взаимного влияния и братской связи возникли, в течение того же столетия, но еще в большем числе, монастыри на островах другого обширного озера – Онежского (числом до шести). Последовательно, заметим, на островах озер Черемецкого, Кубенского, Белоозера и на берегах всех прочих озер явились отшельники, трудами рук своих прочищавшие дремучие леса, ставившие малые деревянные церкви и подле них утлые кельи, выраставшие потом в многолюдные обители. Из последних многие приобрели огромное значение и влияние. В народной жизни они имеют глубокий исторический смысл как образцы прочных хозяйств и пособников в заселении громадных стран, до тех пор неизвестных и совершенно диких. Озера здесь стали заветными местами для молитвенных посещений богомольного люда. Святыми эти озера не были названы, хотя они и были таковыми в истинном смысле этого великого слова. Однако за некоторыми из них оставлены кое-какие исключительные преимущества, вроде сохранения на поверхности воды следов того праведника, который к месту водворения проходил как посуху, отчего сохранилась как бы тропа, в виде струи, выделяющейся особым цветом. Не стесненная в старых формах олицетворения природы, народная фантазия и в применении к христианским порядкам не знает ни границ, ни удержу. Так, по народным представлениям, в светлый день Христова Воскресения "играет солнце", в полночь, предшествующую дню Крещения Господня, колышется вода в реках и озерах, трепетно разделяя праздничную радость всех слепо верующих и прочих.
