Вопросы о первоначальном отечестве германского племени и о распространении его различных отраслей мы должны предоставить археологии и этнографии.

Карта Германии эпохи императора Августа

Здесь мы намерены только вывести следствия широкого распространения германского язычества во времени и пространстве – следствия, необходимые нам для пользования материалом. Германская религия не есть религия одного цельного народа. Племена, о которых нам рассказывает так много в своем сжатом обзоре Тацит, – немецкие язычники, среди которых трудились ирландские и английские миссионеры; новообращенные народы раннего периода Средних веков, в преданиях и нравах которых сохранялось так много языческого; англосаксы в течение полутора веков своего язычества (450-600 гг.); скандинавы, с историей которых в течение столетия, непосредственно предшествовавшего их обращению, мы достаточно знакомы, – все они далеки друг от друга; они жили в столь несходных условиях, что нельзя прямо смешивать их в одну кучу. Последнее слишком часто пытались делать, причем создавали из самых разнородных черт картину, которой в том виде, как ее рисуют, не соответствует никакая определенная действительность. Правильного процесса исторического развития также нельзя искать в германском мире этого тысячелетия. Германцы этого периода часто жили в изменчивых условиях; во время своих передвижений и при образовании своих государств они воспринимали чужую кровь и чужие культурные элементы; они часто смешивались с кельтами и усвоили себе многое из наследия римского мира. Конечно, это относится больше к готам и франкам, чем, например, к скандинавам; тем не менее из того, что у некоторых германских народов действительно встречаются черты более чистого, хотя все еще только относительно чистого, характера, нельзя делать такие же заключения относительно общего германского достояния.

Но точно так же нельзя и совершенно отрицать общегерманские черты и в религии. Конечно, ни системы, ни истории развития германской мифологии не существует. О германской мифологии пишут так же, как о финской и славянской, только пользуясь более богатым материалом: истории религии, подобной истории египетской или индийской религии, здесь нельзя изложить. Но все-таки мы обладаем здесь не только одними отрывками, но можем обнаружить в этой области и широко разветвленные соотношения и связи.

Здесь мы наталкиваемся на много раз рассматривавшийся вопрос о единстве немецкой и северной мифологии. Можно ли еще и теперь соглашаться с положением Я. Гримма, "что если северная мифология не поддельна, то, следовательно, не поддельна и немецкая и что если немецкая мифология принадлежит древним временам, то, следовательно, также и северная"? Или следует вместе с Бугге, число сторонников которого, по-видимому, все еще растет, рассматривать северную мифологию почти целиком как создание позднейшего времени? Вопрос этот чрезвычайно труден и тесно связан с критикой источников. Здесь прежде всего можно установить двоякого рода положения, хотя и их достаточное обоснование выходит за рамки нашего исследования.

Германское оружие: железный меч в ножнах, отделанных бронзой, и железное острие копья

Во-первых, мифология в том виде, как она является перед нами в Эдде, представляет слишком очевидно продукт позднейшего времени, чтобы можно было ее рассматривать как достояние древних германских племен. Нужно, насколько возможно, проследить исторические влияния, которые просвечивают в оригинальных образах северной мифологии. Но, во-вторых, многочисленные имена и отдельные черты, одинаковые как в немецких, так и в северных верованиях и обычаях, не позволяют объяснять северные формы только чужими, негерманскими влияниями и на основании этого признавать их не имеющими цены для ознакомления с германской религией. И здесь и там – одни и те же боги, а также много сходного в культе.

Предметы германского домашнего обихода: стеклянный кубок, гребень и стеклянный рог для вина

Таким образом, во всяком случае остается верным, что в германской мифологии нужно разграничивать отдельные племена, народы и периоды резче, чем это часто делается; но в то же время верно и то, что не представляется никакого основания отстранять северную мифологию как совершенно чуждое, привнесенное извне или искусственно выдуманное образование. При всем различии единство этой группы народов остается твердо установленным также и в религии.

Исследование германской религии имеет для науки несравненно большее значение, чем исследование других религий, стоящих на той же ступени развития, например кельтской или славянской; этим значением германская религия обязана богатству материала, находящегося у нас в распоряжении в данном случае. Этим не только сильно увеличивается количество подлежащих обработке данных; некоторые проблемы общей науки о религии гораздо лучше могут быть поняты с точки зрения германизма, чем с какой-либо другой.

Ни в какой области нет более обильного, чем здесь, материала для сравнения сказаний; например, с сагой о Зигфриде, которая известна нам в столь многочисленных формах, критика может оперировать совершенно иначе, чем с теми комплексами сказаний, которые, подобно греческим, известны только в одной или в немногих неполных формах. Далее, кто хочет исследовать, имеют или нет значение для религиозно-исторических изысканий народные суеверия, тот необходимо должен при этом за исходную точку взять германский мир, так как его нравы, обычаи, сказки известны нам в таком объеме, с которым наши сведения о других народах не могут сравниться. Если желают понять, каким образом народ присваивает себе в области права и нравственности плоды чужой, более высокой культуры, то нельзя сделать ничего лучшего, как проследить отпечатки римской образованности в средневековом германском мире. Таким образом, как для общих религиозно-исторических, так и для культурно-исторических целей изучение германской старины имеет гораздо большее значение, чем можно было бы подумать, основываясь на недостаточной культурности древних немцев и скандинавов.

Но входить в рассмотрение занятий германистов мы здесь не будем. Мы не пишем истории науки, а излагаем германскую религию. Так как мы отметили, что попытка дать одну цельную картину была бы праздной, а изложить бесконечно разнообразные детали ее мы не можем, то в этом чрезвычайно трудном положении нам не остается ничего другого, как, сделав обзор источников, привести важнейшее из исторического материала.

Источники, из которых мы черпаем наши сведения о германском язычестве, очень разнообразны, и ценность, приписываемая отдельным категориям известий, обусловливается преимущественно различием школ, на которые делятся германисты. Прежде всего, мы встречаемся с известиями греческих и римских писателей. То, что мы знаем из Страбона и Плиния о путешествии массалийца Пифеаса в IV веке до н.э., имеет главным образом географическую ценность. Древнейшее сколько-нибудь подробное сообщение о нравах германцев мы находим у Цезаря de В. G. VI, 21 и след. Несравненно ценнее написанный Тацитом трактат: "De Origine, situ, moribus ac populis Germanorum" ("О происхождении, положении, нравах и племенах германцев"). Хотя у Тацита резко выражена противоположность между свежим, естественным состоянием неиспорченных германцев и гнилостью римской цивилизации и хотя его слог носит риторическую окраску, тем не менее его "Германия" не есть ни роман, ни идиллия, а очень ценное собрание точных замечаний сначала о германцах вообще (гл. 1-27), потом об их отдельных племенах.

Пленный германец

Картина жизни германцев, которую изображает Тацит и которую мы можем обогатить еще некоторыми чертами из его истории и летописи, во всем существенном, несомненно, верна. Тацит дает чрезвычайно ценные, хотя не всегда ясные сведения по этнографии. Служение богам, согласно его описанию, было просто; изображений не было; германцы почитали в священных рощах "secretum illud, quod sola reverentia vident" (нечто тайное, видимое только их религиозному чувству); впрочем, они высоко ценили также мантику. Германских богов Тацит называет преимущественно римскими именами: Меркурий, Марс, Геркулес; у свевов он нашел служение какой-то Изиде, которую он считает за чужеземную богиню; пару братьев "nomen Aids" у нагарвалов он сравнивает с Кастором и Поллуксом. У соединенных ингевонских племен на одном из островов моря почиталась Nerthus (мать-земля).