После этой серии к советским хоккеистам по-другому стали относиться и их руководители. «После 1972 года в распоряжении игроков сборной СССР появились хорошие канадские, шведские клюшки. Посмотрели наши руководители на канадцев, как они выглядят, посмотрели, как у них устроены раздевалки, что у них там творится; у них же сказка по сравнению с нашими. Там было уже всё налажено. Начали и форму закупать, клубы даже. И коньки. Главное — коньки закупали. Перчатки, шлемы и трусы хорошие. Практически, у нас же не было ничего такого до этого», — рассказывал Александр Гусев.

«…Мы были как Петр Первый, который пробивал окно в Европу, — привел красивое сравнение Борис Михайлов. — Мы пробили окно в НХЛ. Мы доказали, что большинство игроков сборной СССР не затерялись бы в любой из команд НХЛ. Потом уже в Северной Америке появились игроки из Чехословакии, Финляндии, Швеции. Из наших я бы не стал выделять кого-то. Канадцам понравились Харламов, Третьяк, Якушев. Но все были в обойме, все делали свое дело».

В 2002 году Борис Сергеевич Харламов получил большой почтовый конверт, на котором в качестве отправителя значилась влиятельная канадская газета «Глоб энд мэйл». В конверте лежали вырезка из статьи, посвященной тридцатилетнему юбилею суперсерии, а также трогательное письмо председателя совета директоров газетного концерна Кеннета Томсона Борису Сергеевичу. Издатель во вступительном абзаце назвал себя «большим поклонником Валерия». С разрешения Татьяны Харламовой, любезно предоставившей автору возможность прочитать и письмо, и газетную статью, приводим отрывки из них.

«Я хотел бы сказать, что Вы вырастили замечательного сына. У Вас есть все основания гордиться им. На самом деле Вы были бы удивлены, узнав, как много людей, и не только русских, разделяют эту гордость», — писал Томсон. А в самой статье выделим такой абзац: «Нам хотелось бы выдвинуть на звание героя суперсерии-1972 этого игрока, хотя вряд ли его имя сразу придет на ум канадцам. Он тем не менее продемонстрировал то настоящее мужество, которое, хочется верить, есть в сердце каждого канадского хоккеиста. Господин Харламов едва мог ходить после удара г-на Кларка, но, несмотря на это, он играл в последнем матче со сломанной щиколоткой, игнорируя боль и тот факт, что он оставался главной мишенью яростной силовой игры. Его игра в восьмом матче была одной из самых мужественных в истории хоккея. Он был великим игроком, достойным противником и героем, выходящим за рамки национальной принадлежности».

Популярность советских хоккеистов в 1972 году достигла апогея. Их стали сравнивать с героями нации космонавтами. Кстати, с ними у мастеров хоккейных баталий всегда были отличные отношения. Мало кто знает, что у Бориса Кулагина, когда тот работал инструктором по спортивным играм при Окружном доме офицеров в Оренбурге, занимался спортом военный летчик Юрий Гагарин. «Замечательная игра, — говорил о хоккее Юрий Алексеевич, — лучшая из всех, какие я знаю». Первого космонавта Земли и его коллег часто видели в «Лужниках» на матчах московских армейцев. Жаль, что общение Харламова и Гагарина — двух этих символов нации, людей с открытой и обаятельной улыбкой — было недолгим. Юрий Алексеевич погиб в 1968 году, когда двадцатилетний Валерий Харламов только начинал свой путь на хоккейный олимп…

«Валера Харламов в жизни был обаятельнейшим, скромным парнем. Но на площадке преображался, юлой крутил соперников да каждое их действие предугадывал. Мы его за это машиной с большим вычислительным комплексом прозвали, — сказал в одном из интервью летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов. — Товарищи, которые пришли к управлению страной в 90-х годах, растеряли всю отечественную историю, славу. А народ, лишенный героев, обречен на вымирание. А у нас героев и выдумывать не надо — мы их знаем, видели. Харламов — ярчайший пример соединения неиссякаемого таланта с трудолюбием… Дух у команды должен быть единый. Не деньги в головах, не американские и канадские клубы, а патриотизм!»29

Несмотря на бросающееся в глаза различие характеров, все те люди, которые тренировали Валерия Харламова и принимали участие в его становлении, были личностями, оставившими яркий след в отечественном хоккее. Они исповедовали главный принцип тренерского ремесла: были предельно мотивированы и настроены на победу и требовали этого от своих воспитанников. А главное, хорошо знали, как этого можно добиться.

После прокатного успеха картины «Легенда № 17», в которой на первый план вышли временами непростые взаимоотношения Валерия Харламова с выдающимся наставником сборной СССР и ЦСКА Анатолием Тарасовым, в России обозначился интерес к персоне тренера, закончившего свою тренерскую карьеру четыре десятилетия назад. Впрочем, в СМИ уже неоднократно говорилось о том, что в данном фильме мы имеем дело с кинематографическим вымыслом, с мифологией и грубыми биографическими ошибками (таковых насчитали 17!), а не с исторической правдой. Так как же на самом деле складывались взаимоотношения Анатолия Владимировича Тарасова и его, как он сам признавался в очерке для книги «Три скорости Валерия Харламова», «любимого ученика»? Был ли таким уж «тренером-деспотом» Тарасов, как можно представить после просмотра ленты?

«На льду Тарасов — маг, волшебник. Он приходит с новыми идеями не только на каждую тренировку, новые мысли и идеи обуревают его и перед каждым матчем. С каждым соперником команда Тарасова стремится играть по-разному. “Вы не роботы, — убеждает Петрова, Михайлова и меня Тарасов. — Вы — художники, артисты. Вы всё знаете в хоккее. Так решите, как играть сегодня, сейчас. Каждый должен быть сам для себя тренером. Сам должен решать, как именно выполнить задание. Больше хитрости! Соперник у вас сегодня доверчивый”» — так вспоминал о своем учителе Валерий Харламов в своей биографии.

В авторитетнейшей «Британской энциклопедии» Тарасов назван «отцом российского хоккея». Хотя эти лавры он, безусловно, делит с Аркадием Ивановичем Чернышевым. Своим многолетним напарником в тренерском тандеме, стоявшем во главе непобедимой советской сборной 1960-х — начала 1970-х годов.

Сказать, что Тарасов был одержим хоккеем — значит не сказать ничего. Он, образно говоря, 24 часа в сутки «дышал» этой игрой. По словам его вдовы, Нины Григорьевны, он вставал в четыре утра и что-то уже записывал в блокнот. Кто еще, кроме Тарасова, когда игроки не были на сборах, а получали отгул, мог позвонить любому из своих подопечных в пятом часу утра и спросить: «Ты уже сделал зарядку?» У жен хоккеистов возникал резонный вопрос: «А всё ли у него в порядке с головой?» Но ведь его, тарасовские, ребята постоянно побеждали. И ЦСКА во всесоюзных турнирах, и сборная на крупнейших международных состязаниях. Всех и вся. Причем армейцы выигрывали большей частью игроками доморощенными, им же, Тарасовым, воспитанными в этой отлаженной, как швейцарские часы, «машине» по подготовке хоккеистов. Системе, в которой он знал и пестовал всех: от мала до велика.

Тарасов не стеснялся работать с молодыми, активно подводить их к основе. Как того же Альметова, который играл у мэтра в главной армейской команде с семнадцати лет. В беседе, опубликованной в 1983 году в латвийской газете «Советская молодежь», Тарасов признавался: «У тренера должно быть сильно развито чувство любви к молодежи, в первую очередь он — терпеливый, интеллигентный человек. Ибо каков наставник — таковы и воспитанники».

«Я познакомился с Тарасовым в апреле 1967 года, когда еще играл в московском “Локомотиве”. Он пригласил меня на встречу и с ходу сказал, что я интересный игрок, но предстоит еще много-много работать над собой: “Вы, молодой человек, должны думать только о хоккее, спать на клюшках и с утра до вечера беспрерывно гонять шайбу”. А я в тот момент только-только женился, и супруга была в положении, при этом в ЦСКА мне предложили перейти на меньшую зарплату. Помню, что вышел я с той встречи как в воду опущенный. Но я всегда мечтал оказаться в великом ЦСКА, у великого тренера Тарасова, и в итоге согласился. Об этом решении впоследствии не только не пожалел, но и всем сердцем благодарен клубу и Тарасову», — вспоминал Борис Михайлов.