Виктор Тихонов позже побеждал, забирая в ЦСКА лучших игроков из провинциальных клубов. Если ему нравился какой-то хоккеист, то того «настоятельно» уговаривали перейти или просто призывали в армию. Как, например, Сергея Макарова из Челябинска, Игоря Ларионова из Воскресенска или Александра Могильного из Хабаровска. У Тарасова, как правило, игроки были свои, воспитанные системой, выстроенной им лично. Или москвичи, за которыми он наблюдал в играх на первенство столицы. Как тот же Михайлов. Конечно, были исключения, куда без них.
Казалось, каждая клеточка организма Тарасова дышала хоккеем. Эта одержимость передавалась игрокам. «Тарасов был очень требовательным. Даже после победы он каждому указывал на ошибки. Это не очень приятно, но зато игрок волей-неволей задумывался над своими действиями. В учебно-тренировочном процессе он обращал внимание на любую мелочь, если что-то у кого-то не получалось, он заставлял работать вдвойне. А если опоздаешь на минутку, тогда несдобровать… Помню, я как-то припозднился. Первым делом Тарасов мне приказал кувыркаться на льду через голову. Потом в конце тренировки дал тяжелейшие задания, затем так называемые ускорения от синей линии до синей, от красной до синей… У нас редко кто опаздывал. Да и с режимом был всегда порядок», — вспоминал Виталий Давыдов.
На одной из тренировок сборной СССР в первые дни чемпионата мира 1971 года в Швейцарии случился любопытный эпизод. Анатолий Тарасов после раскатки оставил на льду нападающих Шадрина, Зимина, а также вратаря Третьяка. Тренер смоделировал игровую ситуацию, велев одному из игроков бросать по воротам, а другому толкать Третьяка и всячески мешать ему. Шадрин с Зиминым засмущались, отказываясь «бить Владика». «Вы что, голубчики?! — рассвирепел Тарасов. — Нашлись тут кисейные барышни!»
После тренировки Третьяк уходил со льда в синяках и ссадинах. «Бывало, как бросит кто-нибудь в упор, я с обидой на этого игрока клюшкой замахиваюсь! “Ты что, мол, убить меня хочешь?” А Тарасов тут как тут: “Ах, вам больно, молодой человек? Вам надо не в хоккей, а в куклы играть”. Потом отмякнет немного: “Запомни: тебе не должно быть больно. Забудь это слово — ‘больно’. Радуйся тренировке. Ра-дуй-ся! Впоследствии много раз я с благодарностью вспоминал те уроки», — писал в своей книге знаменитый вратарь.
«У русских существовала железная дисциплина не только в быту, но и на площадке. Малейшие отступления от нее не то что не приветствовались, а всячески карались», — полагал один из лучших игроков в истории чехословацкого хоккея Владимир Мартинец. По его мнению, именно поэтому победить советских хоккеистов, тренировавшихся с утра до вечера под руководством таких фанатично преданных игре людей, как Тарасов или впоследствии Тихонов, было практически невозможно.
Анатолий Владимирович никогда не давал на тренировках одинаковых упражнений, постоянно импровизировал. «У Тарасова миллион упражнений было — да с какими присказками! Не передать… Народный артист, не повторялся. Я 22 года ЦСКА отдал, 10 лет как игрок — иногда казалось, что уж все его повадки знаю, могу предположить, что произойдет в следующую минуту, — вспоминал один из самых знаменитых отечественных тренеров Юрий Моисеев в интервью газете «Спорт-экспресс». — И происходило — совершенно другое. Гениальный человек! Мог бы добиться успехов в любой области — счастье наше, что он занимался хоккеем. Не было бы Тарасова и хоккея в России не было бы. Всю жизнь искал новое, а уж другие клубы им найденное перенимали. Эрудиция какая! На установку приходил с книгой Станиславского “Моя жизнь в искусстве”».
Как известно, на армейской базе в Архангельском жили не только хоккеисты и футболисты, но и представители других игровых видов спорта. Тарасов по договоренности с коллегами практиковал оригинальные упражнения, например, игру хоккеистов в волейбол с волейболистами ЦСКА. «Мы были по одну сторону, они по другую. И начиналось сражение. Конечно, мы играли не в полную силу. Представьте, если бы мы вышли на лед и играли бы против них. Без послаблений с их стороны такая игра была бы обречена на провал, — признавался в беседе известный волейболист ЦСКА тех лет Владимир Путятов. — Тарасов полагал, что такие занятия волейболом помогут хоккеистам развивать координацию и лучше взаимодействовать на маленьком пространстве». При этом, как вспоминал Владимир Путятов, Анатолий Тарасов не давал поблажек ни молодым, ни ветеранам. «Сколько я наблюдал тренировки Тарасова, он держал на одинаковом расстоянии от себя и тех и других. Он хоть и имел репутацию жесткого тренера, но одинаково ровно относился ко всем своим подопечным. Среди них у него не было ни любимчиков, ни изгоев».
Тарасов никогда, ни на секунду не успокаивался, не удовлетворялся достигнутым и того же требовал от своих подопечных. «Когда я был помоложе, Анатолий Владимирович буквально после каждого матча находил у меня недостатки, и я порой удивлялся перед началом разговора: неужели опять что-то не так? Ведь ЦСКА выиграл крупно, а наше звено набросало кучу шайб. Однако Тарасов снова недоволен — сыграл я, как он любит выражаться, подходяще, но вот… Сегодня он говорит, что я мало маневрировал. Через два дня выясняется, что маневр у меня стал лучше и интереснее, но вот не использовал я пока смену ритма. Потом тренер обращал внимание на то, что я выдал всего лишь два точных паса во время обводки, то есть когда соперник не ожидает передачи шайбы партнеру», — вспоминал Валерий Харламов.
По словам Харламова, с Тарасовым было тяжело. Очень тяжело. «С ним не расслабишься, не пошутишь вволю: чувствуешь себя все время каким-то скованным. И все разговоры в конечном счете сводятся к хоккею — вольные темы в присутствии знаменитого тренера кажутся неуместными и самому себе, и оттого устаешь. Хочется расслабиться, забыть о хоккее. А завтра тренировка Тарасова, и идешь на нее с тем же интересом, как и год, как и два, как и пять лет назад».
«Анатолий Владимирович — великолепный черновой тренер. Интересные упражнения, огромные нагрузки. Но руководил игрой слишком импульсивно. Если у кого-то не идет, начинает тасовать состав, перекраивать звенья. Это не всегда шло на пользу. Аркадий Иванович Чернышев в таких ситуациях не порол горячку, — вспоминал Виталий Давыдов. — По характеру они абсолютно разные. Анатолий Владимирович, например, не понимал шуток. Аркадий Иванович — потоньше, с ним можно было обсудить что угодно. Еще у Тарасова был пунктик: даже если по ходу матча ведем 5:1, надо обязательно к чему-то прицепиться… Хоккеисты с ним обычно не спорили. Лишь Володя Петров не боялся Тарасова. Однажды в перерыве Анатолий Владимирович накинулся на него с претензиями: “Играешь, как баран!” Петров приподнялся и спокойно: “Да сами вы баран”. Видели бы вы лицо Тарасова. Полная растерянность. И молча покинул раздевалку».30
«Анатолий Владимирович создал мощную школу. Тарасов, во-первых, был великий труженик. Во-вторых, великий, невероятно сильный психолог, чувствующий игрока от и до. Хотя он скромностью не отличался, мог отхлестать игрока и после хорошей игры. Потому что он знал, что послезавтра или завтра будет следующий матч. Мог к чему-то придраться, повоспитывать. Тех же Петрова или Михайлова. По отношению к Харламову не помню, чтобы было такое. Как можно было к нему придираться, если Валерка был естествен и открыт во всем. Бить-то его на льду стыдно было. Но некоторые били. Люди ведь тянулись к нему как к источнику добра. Душу-то эту все чувствовали. Даже те же канадцы. Хотя Валера мало кого в эту душу пускал», — признавался в беседе с автором Владимир Юрзинов, который сам может гордиться многочисленными победами, одержанными в бытность тренером сборной СССР.
На тренировках у Тарасова в обнимку со штангой, «блинами» и гирями проводили больше времени, чем с любимой женой. Тягали железо вдоль и поперек, «танцевали» с ним чуть ли не в обнимку, едва ли не исполняя гимнастические «па» с десятками килограммов груза. Таскали на спине партнера по команде, в полной амуниции, весом под центнер. Нужно ли это было? Как говорят спортсмены: смотрите на результат. В нашем случае на бесчисленные регалии и трофеи, которые завоевала сборная СССР в 1960-е годы.
