На крышке ящика красовалась надпись "Кутстаун, Пенсильвания". Внутри лежали новехонькие винтовки оружейной мастерской Джозефа Анстадта. Гласс и Гринсток взяли по винтовке, радуясь своей удаче. Они обыскали несколько домов, которые ещё не успели обратиться в пепел, и нашли там пули, порох и несколько безделушек для обмена.
Большая часть ночи у них ушла на то, чтобы обогнуть восточную оконечность острова и пересечь залив Гальвестона. Вода отражала пляшущие огоньки горящей колонии, и со стороны казалось, что весь залив охвачен пламенем. Они ясно могли разглядеть высившиеся громады американского флота и отплывающих кораблей Лафита. Когда они приблизились к материку на сто ярдов, на острове прогремел страшный взрыв. Обернувшись, Гласс и Гринсток заметили, как от Мэйсон-Руж, резиденции и арсенала Лафита, поднялся столб пламени. Пройдя последние ярды залива, они спрыгнули в мелкие воды. Выбравшись на берег, Гласс навсегда оставил море в прошлом.
Не имея определенного плана или маршрута, оба решили медленно продвигаться вдоль побережья Техаса. Подобный путь они выбрали скорее из желания избежать неприятностей, нежели достичь определенной цели. Они постоянно опасались каранкава. На берегу они чувствовали себя незащищёнными, но густые тростниковые заросли убивали желание углубиться на материк. Они опасались испанских солдат и американского флота.
После семи дней пешего пути в отдалении показалось поселение Накодочес. Вести о разгроме американцами Кампече несомненно дошли и сюда. Они догадывались, что местные будут смотреть на любого путника со стороны Гальвестона, как на пирата, достойного виселицы. Гласс знал, что Накодочес являлся перевалочным пунктом испанского округа Сан-Фернандо-де-Бехар. Они решили обойти деревню и свернули вглубь материка. Они надеялись, что вдали от побережья будет меньше известно о событиях в Кампече.
Их надежды не оправдались. Шестью днями спустя они прибыли в Сан-Фернандо-де-Бехар и были незамедлительно арестованы испанцами. Проведя неделю в зловонной камере, оба предстали перед майором Хуаном Паласио дель Валле Лерсунди, местным магистратом.
Майор Паласио смотрел на них тяжелым взглядом. Хуан был разочаровавшимся солдатом. Он желал стать конкистадором, но вместо этого управлял пыльным захолустьем, находившимся на задворках войны, которую, как он был уверен, Испания проиграет. Бросив взгляд на двух мужчин, майор Паласио понял, что наилучшим выходом будет приказать повесить обоих. Судя по тому, что они пришли с побережья, экипированные только винтовками и одеждой, майор подозревал в них пиратов или шпионов. Хотя оба утверждали, что попали в плен к Лафиту во время плавания на испанских кораблях.
Но майор Паласио не был в настроении вешать. За неделю до этого он приговорил к смерти юного испанского солдата, заснувшего на посту - предписанное наказание для нарушителей закона. Повешение повергло его в глубокую депрессию, и он провел большую часть прошлой недели, исповедуясь у местного священника. Он смотрел на двух пленников и слушал их рассказ. Правда ли это? Как он мог быть в этом уверен? К тому же он уже не знал, имеет ли он право оборвать их жизни.
Майор Паласио предложил Глассу и Гринстоку сделку. Они вольны покинуть Сан-Фернандо-де-Бехар, но при одном условии - они должны отправиться на север. Паласио опасался, что если они направятся на юг, их перехватит другой испанский отряд. Меньше всего ему хотелось быть наказанным за прощение пиратов. Они почти не знали Техас, но Гласса неожиданно восхитила перспектива продвигаться вглубь континента, не имея компаса.
Таким образом, они пошли на северо-восток в надежде, что на каком-то этапе пути выйдут к величественной Миссисипи. После более тысячи миль пешего пути Глассу и Гринстоку удалось выжить на открытых долинах Техаса. Дичь была в изобилии, включая несметные стада дикого рогатого скота, так что еда оказалась не проблемой. Опасность исходила от чередовавшихся друг за другом земель враждебных индейцев. Выжив во время пешего путешествия по землям каранкава, они избежали и команчей, кайова, тонкава и осейджи.
Их удаче пришел конец на берегах реки Арканзас. Они застрелили телёнка бизона и собирались освежевать его. Двадцать всадников пауни племени скиди [27] услышали выстрел и примчались на волнистый гребень холма. Лишенная растительности поляна не предлагала никакого укрытия, даже камней. Без лошадей у них не было и шанса. Гринсток по глупости вскинул свою винтовку и выстрелил, убив лошадь под одним из индейцев. Мгновением спустя он лежал мёртвый, с тремя стрелами в груди. Гласса же ранили стрелой в бедро.
Гласс даже не поднял винтовку, бесстрастно наблюдая, как к нему мчатся девятнадцать всадников. Он заметил краску на груди первой лошади и её темную гриву, развевающуюся на фоне синего неба, но почти не почувствовал удара отполированным камнем палицы по голове.
Очнулся Гласс в деревне пауни. В голове у него пульсировало, он был привязан шеей к столбу, вбитому в землю. Индейцы также связали ему запястья и лодыжки, хотя он мог двигать руками. Вокруг него столпилась орава детишек, которые возбужденно закричали, когда он открыл глаза.
Дряхлый вождь с, торчащим на голове, жестким пучком волос подошел к нему, разглядывая странного человека, одного из немногих белых, которых он повидал на своем веку. Вождь по имени Брыкающийся Бык заговорил, но Гласс его не понял, хотя собравшиеся пауни принялись в восторге вопить и кричать. Гласс лежал на краю большого круга в центре деревни. Когда к нему вернулось зрение, Гласс заметил тщательно сложенный погребальный костер в центре круга и быстро смекнул причину радости пауни. На детей прикрикнула старуха. Когда ребятишки отбежали, пауни разошлись, чтобы заняться погребальным костром.
Гласса оставили наедине со своими мыслями. В глазах у него двоилось изображение лагеря, сливаясь в одно лишь тогда, когда он щурился или закрывал глаз. Бросив взгляд на левую ногу, он заметил, что пауни потрудились извлечь стрелу. Вонзилась она неглубоко, но рана, несомненно, замедлит его передвижения, попытайся он удрать в лес. Короче говоря, он едва мог видеть и едва мог передвигаться, не то что бежать.
Он похлопал по нагрудному карману рубашки, облегчённо вздохнув, что небольшая бутылочка с киноварью осталась при нём. Киноварь была одной из тех немногих безделушек, что ему удалось захватить с собой во время побега из Кампече. Повернувшись на бок, чтобы скрыть свои действия, Гласс достал бутылочку, открыл её, высыпал порошок на ладонь, сплюнул и принялся помешивать пальцем. Затем он намазал краской лицо, стараясь замазать ею каждый дюйм кожи ото лба до воротника рубашки. Он также вылил достаточное количество краски себе в ладонь. Закрыв бутылочку, он зарыл её в песчаной почве у ног. Закончив, он перекатился на живот и опустил лицо на согнутую руку, закрыв его.
В таком положении он оставался, слушая возбужденные приготовления индейцев к казни, пока они за ним не пришли. Опустилась ночь, но огромный костер освещал ритуальный круг деревни пауни.
Гласс так и не был уверен до конца, совершил ли он этот поступок, как некий символический прощальный жест, или он действительно надеялся на произведённый им эффект. Он слышал, что большинство дикарей суеверно. В любом случае, результат оказался драматичным, и, как оказалось, спас ему жизнь.
Два молодых индейца и вождь Брыкающийся Бык подошли, чтобы отвести его на костер. Когда они обнаружили его с опущенным лицом, то сочли это за проявление страха. Брыкающийся Бык разрезал веревки, пока двое остальных схватили его за плечи, чтобы поднять на ноги. Не обращая внимания на боль в бедре, Гласс вскочил, встав лицом к вождю, индейцам и собравшейся толпе.
Стоявшая перед ним толпа пауни ахнула от удивления. Лицо Гласса стало кроваво-красным, словно с него срезали кожу. В белках его глаз отражалось пламя, они сверкали, словно полная луна. Большинство индейцев никогда не видели белого человека, и его длинная борода лишь усиливала сходство с демоническим зверем. Гласс шлёпнул одного из индейцев, оставив на груди последнего кровавые отпечатки пальцев. Племя дружно охнуло.
