Я брал на заметку всё, что он мне рассказывал о наших собратьях, но не всё понимал. Я написал Агнес несколько строк о моей новой работе и объяснил ей, что такое супервайзер. Я хотел дать ей понять, что очень даже в состоянии взять на себя содержание семьи и что никакая ответственность не будет для меня непосильной, ведь супервайзером может стать далеко не каждый. Про Леонида и про его трагическую гибель я ей ничего не написал. Я не хотел, чтобы она подумала будто это дядя осуществил сатанинский план, чтобы наконец добыть для меня хорошо оплачиваемую работу. Агнес бы заподозрила, что это именно он нанял какого-нибудь украинца, чтобы отстрелить голову бедному Леониду. Мне было больно от одной этой мысли; Джимми не был киллером.

Наши долги по квартплате понемногу сокращались, но нам по-прежнему грозило принудительное выселение, хотя до тех пор, пока управляющий молчал, нам нечего было бояться.

В сентябре и октябре — в лучшие месяцы для ловли щук и окуней — мы поехали на автобусе на озеро Виннипег и выуживали там спиннингами таких зверюг, что другие рыболовы от зависти хватали свои манатки и сматывались: не могли этого пережить. Морозильник лопался по швам, зато мы надолго обеспечили себя здоровым питанием. Мой дядя говорил:

— Если ешь много рыбы, тебе не придётся ходить к врачу. Вся тайна — в её голове: что-то там такое содержится!

— Аллилуйя! — отвечал я. — Кому ты рассказываешь эти сказки? Мой первый спиннинг, который ты мне смастерил, был наполовину русский, наполовину польский: ролик заклинивало, направляющие кольца были перевязаны и заклеены тёти - Аниным лаком для ногтей, они не выдерживали и двух сезонов, но тем не менее я поймал этой штукой больше, чем ты своим «Шекспиром», а ведь мне тогда было всего тринадцать. И что, все те съеденные щуки дали мне какую-то особенную силу? Необычные способности, например? Вечно ты меня дуришь!

Однажды утром, как раз в самый сезон ловли щук, Джимми заявился ко мне в видеопрокат из своего офиса после ночной смены и крикнул прямо с порога:

— Эй, скажи-ка! Что это за ключ ты мне подсунул? Он не открывает дверь!

Он прорвался к стойке, отодвинул в сторону длинного, худого индейца с орлиным носом и круглым лицом, который стоял в очереди первым, и сказал:

— Подвинься, краснокожий!

— Минуточку! — ответил индеец. — Я здесь первый!

— Что это за птица? — спросил меня Джимми. — Ты его знаешь?

— Наш постоянный клиент, — ответил я. — Область интересов — вестерны.

— Хо-хо! С каких это пор аборигены смотрят вестерны? — спросил Джимми и обратился к индейцу: — Что это у тебя за фильм?

— «Двенадцать часов дня», — сказал тот. — У тебя такой смешной выговор! Ты иностранец?

— Ещё чего! — возмутился Джимми. — Ай эм Канада, но родился я в Литве, потом был на войне, когда вы здесь ещё охотились на бизонов со стрелами и луком. А у нас уже были самолёты. Поляки выиграли войну. Моим родителям пришлось переселиться в Восточную Пруссию. Так приказал один грузинский монгол из Москвы. А тебя как зовут, краснокожий?

— Бэбифейс, — сказал тот.

Было ещё раннее утро, но оба мужчины решили отправиться в бар, после чего собрались вместе посмотреть «Двенадцать часов дня», а я позвонил нашему управляющему. Нас решили выкинуть из квартиры.

Вечером я нашёл на нашей двери замечательную записку на листке из блокнота Джимми: «Есть отличный выход. Вопрос решён. У нас новая конура. Переезжаем к индейцам».

Должно быть, это шутка, подумал я. К индейцам? Я вдруг так заторопился, что схватил первое попавшееся такси и поехал к моему дяде в офис, чтобы получить какие-то объяснения.

Неужто правда, что мы так быстро нашли себе угол? В такую роковую минуту не время для дурацких шуток. Мы не могли действовать наугад и на авось! Без жилья мы потеряем работу и замёрзнем на улице, как бомжи. Нас выбросят на съедение медведям, что, по словам Джимми, в Канаде обычное дело:

— Так государство экономит на погребении большие деньги.

Я разыскал дядю на двадцать четвёртом этаже.

— Тебе что, электрополотёр на голову упал? — спросил я. — То, что ты мне написал в записке, должно быть, розыгрыш?

— Не-е! — сказал он. — Я подыскал для нас апартаменты люкс!

— Хм! Не иначе как Геня упомянула нас в своей вечерней молитве! — сказал я.

Джимми разозлился, его толстые щёки побледнели:

— Не напоминай мне про Генины суеверия! И не вздумай рассказать Бэбифейсу какую-нибудь историю про Иисуса, ты всё испортишь! Индейцы ведь и колдовать могут! Они ещё превратят тебя в вырезку из бизона! Вот тебе ключ от нашей новой квартиры, поезжай туда и будь индейцем! Завтра мы устроим переезд!

Значит, новый угол оказался правдой! Сумасшедший краснокожий Бэбифейс действительно предложил моему дяде переехать в его маленький дом в индейском квартале. На первом этаже там были две свободные комнаты; как он сказал, в них уже давно никто не жил. Всего за пятьсот долларов в месяц мы могли их занять. Я подумал: ничего, уж лучше с толстяком и дураком под одной крышей, чем под открытым небом.

Из нашей квартиры нам пришлось перевозить не так уж много: только музыкальные инструменты, боксы Джимми для стереоустановок и сами стереоустановки, потом телевизор, мои пластинки и старые альбомы с фотографиями. Поскольку у нас больше не было машины, нам пришлось перевозить вещи на автобусе.

— Никого не подпущу к моему телеку! Сам его понесу! — заявил дядя.

Мне доверили члена нашей музыкальной группы мистера Ямаху. Ну, уж с ним-то я как-нибудь управлюсь, подумал я, но вот как этот маленький толстяк взгромоздит себе на горб огромный телевизор?

Джимми прижал телевизор к своему животу и сказал:

— Осторожно! Дорогу! Я иду!

— Дядя, тебя же совсем не видно!

Мы направились к остановке автобуса, и я выполнял роль собаки-поводыря для слепого. Когда мы появились с первой партией груза у Бэбифейса, он попытался руководить нашим передвижением по саду перед домом. Тут я увидел двух странных животных: карликового пони и собаку, которые по форме и по цвету почти не отличались — два пепельно-серых косматых существа. Они радостно бросились навстречу Джимми, и я уже видел наш телевизор разбитым на тысячу осколков. Дядя, столкнувшись с пони и получив мощный удар сбоку, приземлился на задницу, но крепко удержал свой груз в руках и воскликнул:

— Ах ты, негодная шавка! Неужели не видишь, что я тяжелогружёный!

Бэбифейс сказал:

— Это не собака — это пони, его зовут Крези Хоре, он валлийской горной породы, очень благородных кровей!

— А нельзя ли запрячь этого мустанга на один рейс? — спросил Джимми.

— Об этом не может быть и речи! — сказал Бэбифейс. — Он же не мул! Уж лучше я сам поеду за вашим барахлом на своей машине!

Бэбифейс жил вместе со своим приёмным сыном Чаком, индейцем навахо из Чикаго.

Кроме пони и собаки, которая откликалась на кличку Крези Дог, у Бэбифейса на кухне стоял громадный аквариум с золотыми рыбками из Бразилии. Каждую весну он сажал в своём саду персиковые деревца, но его мечта о Калифорнии в канадских холодах никак не осуществлялась. Домик был деревянный, двухэтажный. На веранде стояла скамья, на которой Бэбифейс проводил целые дни. Он наблюдал в подзорную трубу за всем происходящим на улице и читал в ежедневной газете прогноз погоды. Правительство выплачивало ему специальное пособие для индейцев, иногда подворачивалась и работа: он ехал на своем «шевроле» в пригород, где располагались виллы, разъезжал там от дома к дому и выполнял по поручению одного мелкого предпринимателя садовые работы. Зимой он по поручению этого же предпринимателя управлял снегоуборочной машиной на улицах Виннипега.

Чак в гараже ремонтировал старые автомобили, холодильники, стиральные машины и электрические плиты, а потом продавал их.

На вечеринке по случаю нашего новоселья дядя пустил в ход все средства: он показывал индейцам фотографии из Ротфлиса, рассказывал им о поселковом старосте Малеце, о забое свиней и о своих спорах из-за колбасы. Он поведал о своей работе в государственной страховой компании и о пожарах.