Варвара. Дом еще не наш… Что, Тятин согласился?

Звонцов. Тятин — осёл или притворяется честным.

Варвара. Подожди. Кажется, отец кричит… (Слушает у двери в комнату отца.)

Звонцов. Хотя доктора и утверждают, что он — в своем уме, но после этой дурацкой сцены с трубой…

Варвара. Он и не такие сцены разыгрывал, хуже бывало. Между Александрой и Тятиным наладились, кажется, приятельские отношения?

Звонцов. Да, но — ничего хорошего я в этом не вижу. Сестрица твоя хитрая штучка, от нее можно ожидать… весьма серьезных неприятностей.

Варвара. Жаль, что ты не сообразил этого, когда она кокетничала с тобой. Впрочем, это тебе было приятно.

Звонцов. Кокетничала она со мной, чтобы позлить тебя.

Варвара. Ты огорчен? Ну, Павлин лезет. Повадился!

Звонцов. Духовенства — избыток у нас.

Входят, споря, Елизавета, Павлин, затем — Мокей.

Павлин. Газеты же, по обыкновению, лгут! Добрый вечер!

Елизавета. А я вам говорю, что это неправда!

Павлин. Установлено вполне точно: государь отказался от престола не по доброй воле, а под давлением насилия, будучи пойман на дороге на Петроград членами кадетской партии… Да-с!

Звонцов. Что же отсюда следует?

Елизавета. Отец Павлин — против революции и за войну, а я — против войны! Я хочу в Париж… Довольно воевать! Ты согласна, Варя? Помнишь, как сказал Анри-катр: «Париж лучше войны».[207] Я знаю, что он не так сказал, но — он ошибся.

Павлин. Не настаиваю ни на чем, ибо все колеблется.

Варвара. Нужен мир, мир, отец Павлин! Вы видите, как ведет себя чернь?

Павлин. Ох, вижу! А что наш больной? Как с этой стороны? (Прижимает палец к переносью.)

Звонцов. Доктора не нашли признаков расстройства.

Павлин. Это — приятно! Хотя доктора безошибочно находят токмо одни гонорары.

Елизавета. Какой вы злой! Варя, Жанна приглашает нас ужинать.

Башкин. Арестованных выпустили, а полиция страдает.

Павлин. Да, да… Удивительно! Чего хорошего ожидаете вы от событий, Андрей Петрович, а?

Звонцов. Общественные силы организуются закономерно и скоро скажут свое слово. Под общественными силами я разумею людей, которые обладают прочным экономическим…

Варвара. Слушай-ко, Жанна приглашает нас… (Отводит его в сторону, шепчет.)

Звонцов. Ну, знаешь, это меня ставит не очень удобно! С одной стороны — игуменья, с другой — кокотка…

Варвара. Да — тише ты!

Башкин. Андрей Петрович, тут — Мокроусов, — знаете, помощник пристава?

Звонцов. Да. Что ему надо?

Башкин. Он службу бросает по причине опасности и просится к нам, в лес.

Звонцов. Удобно ли это?

Варвара. Подожди, Андрей…

Башкин. Очень удобно. Лаптев теперь загнет хвост и бунтовать будет. Донат — сами знаете — человек неподходящий и тоже сектант, все о законе правды бормочет, а уж какая тут правда, когда… сами видите!

Звонцов. Ну, это чепуха! Мы присутствуем именно при начале торжества правды…

Варвара. Да подожди же, Андрей.

Звонцов. И справедливости.

Варвара. Вы чего хотите, Мокей?

Башкин. Я — чтобы нанять Мокроусова. Егор Васильевичу я предлагал.

Варвара. Что же он?

Звонцов, нахмурясь, отошел прочь.

Башкин. Определенно не высказался.

Варвара. Возьмите Мокроусова.

Башкин. Может — взглянете на него?

Варвара. Зачем же?

Башкин. Для знакомства. Он — здесь.

Варвара. Ну, хорошо…

Башкин идет в прихожую. Варвара пишет что-то в записной книжке. Башкин возвращается с Мокроусовым; это — человечек круглолицый, брови удивленно подняты, на лице — улыбочка, но кажется, что хочет крепко выругаться. В полицейской форме, на боку — револьвер, шаркает ножкой.

Мокроусов. Честь имею представиться. Глубоко благодарен за честь служить.

Варвара. Очень рада. Вы даже в форме, а я слышала, что полицию разоружают.

Мокроусов. Совершенно верно, в естественном виде нам по улице ходить опасно, так что я — в штатском пальто, хотя при оружии. Но сейчас, по случаю возбуждения неосновательных надежд, чернь несколько приутихла, и потому… без шашки.

Варвара. Когда вы думаете начать службу у нас?

Мокроусов. Мысленно — я уже давно покорный ваш слуга. В лес готов отправиться хоть завтра, я одинок и…

Варвара. Вы думаете, надолго это — этот бунт?

Мокроусов. Полагаю — на все лето. Потом наступят дожди, морозы, и шляться по улицам будет неудобно.

Варвара (усмехаясь). Только на лето? Едва ли революция зависит от погоды.

Мокроусов. Помилуйте! А как же! Зима — охлаждает.

Варвара (усмехаясь). Вы — оптимист.

Мокроусов. Полиция — вообще оптимисты.

Варвара. Вот как!

Мокроусов. Именно-с. Это от сознания силы-с.

Варвара. Вы служили в армии?

Мокроусов. Так точно. В бузулукском резервном батальоне, имею чин подпоручика.

Варвара (подавая руку). Ну, желаю вам всего хорошего.

Мокроусов (целуя руку). Сердечно тронут. (Ушел, пятясь задом, притоптывая.)

Варвара (Башкину). Кажется, он — дурак?

Башкин. Это — не грех. Умники-то — вон они как… Им дай волю, так они землю наизнанку вывернут… Как — вроде — карман.

Павлин (Башкину, Елизавете). Духовенству обязательно нужно дать право свободной проповеди, иначе — ничего не получится!

Глафира, Шура выводят под руки Булычова. Все замолчали, смотря на него; он хмурится.

Булычов. Ну? Что молчите? Бормотали, бормотали…

Павлин. Поражены внезапностью…

Булычов. Что?

Павлин. Зрелище человека ведомого…

Булычов. Ведомого! Ноги у человека отнимаются, вот его и ведут! Ведомого… Мокей — Яшутку освободили?

Башкин. Да. Всех арестантов освободили.

Звонцов. Политических.

Булычов. Якову Лаптеву свобода, а царя — под арест! Вот как, отец Павлин! Что скажешь, а?

Павлин. Неискушен в делах этих… но — по малому разумению моему — сначала осведомился бы, что именно намерены говорить и делать эти лица…

Булычов. Царя выбирать. Без царя — перегрызетесь вы все…

Павлин. Воодушевленное лицо у вас сегодня, очевидно — преодолеваете недуг?

Булычов. Вот, вот… преодолеваю! Вы, супруги, и ты, Мокей, оставьте-ко нас, меня с Павлином. Ты, Шуренок, не уходи.

Башкин ушел в прихожую. Звонцовы и Достигаевы — наверх. Минуты через две Варвара, сойдя до половины лестницы, слушает.

Шура. Ты — ляг.

Булычов. Не хочу. Ну что, отец Павлин, ты насчет колокола — что ли?

Павлин. Нет, заглянул в надежде увидеть вас в лучшем положении, в чем и не ошибся. Но, конечно, памятуя щедрые и великодушные в прошлом деяния ваши, направленные к благолепию града сего и храма…

Булычов. Плохо ты молишься за меня, мне вот все хуже. И неохота платить богу. За что платить-то? Плачено немало, а толку нет.

Павлин. Жертвы ваши…

Булычов. Постой! Есть вопрос: как богу не стыдно? За что смерть?