Глафира. Просят в столовую.
Достигаев. Спешим. Нуте-с, пошли?
Варвара (будто бы зацепилась подолом за кресло). Андрей, помоги же! Ты ему веришь?
Звонцов. Нашла дурака.
Варвара. Ах, какой жулик! С теткой я придумала неплохо. А что с Тятиным?
Звонцов. Уломаю.
Варвара. С этим надо торопиться.
Звонцов. Почему?
Варвара. Да ведь после похорон — нужно будет долго ждать. А у отца — и сердце слабое… Кроме того, у меня есть другие причины.
Ушли. Навстречу Глафира, смотрит вслед им с ненавистью, собирает посуду со столика. Лаптев входит.
Глафира. А вчера был слух, что ты арестован.
Лаптев. Да ну? Это, должно быть, неверно.
Глафира. Все шутишь.
Лаптев. Есть — нечего, да — жить весело.
Глафира. Свернешь башку на шуточках-то.
Лаптев. За хорошие шутки не бьют, а хвалят, стало быть, попадет Яшутке за плохие шутки.
Глафира. Мели, Емеля! Там, у Шуры, Тонька Достигаева.
Лаптев. Брр, ее — не надо!
Глафира. Позову Шуру — сюда, что ли?
Лаптев. Дельно. А как Булычов?
Глафира (гневно). Какой он тебе Булычов! Он — отец крестный твой!
Лаптев. Не сердись, тетя Глаша.
Глафира. Плохо ему.
Лаптев. Плохо? Постой, постой! Голодно живут приятели мои, тетя Глаша, не достанешь ли муки, пуда два, а то и мешок?
Глафира. Что же — воровать у хозяев буду для тебя?
Лаптев. Да ведь уже не первый раз! Все равно — и раньше грешила, грех — на мне! Ребятам, ей-богу, кушать охота! Тебе же в доме этом за труд твой принадлежит больше, чем хозяевам.
Глафира. Слыхала я эти сказки твои! Завтра утром Донату будут отправлять муку, мешок возьмешь у него. (Уходит.)
Лаптев. Вот спасибо! (Сел на диван, зевнул до слез, отирает слезы, осматривается.)
Ксения (идет, ворчит). Бегают, как черти от ладана…
Лаптев. Здравствуйте…
Ксения. Ой! Ох, что ты тут сидишь?
Лаптев. А надо — ходить?
Ксения. То — нигде нет его, то вдруг придет! Как в прятки играешь. Отец-то крестный — болеет, а тебе хоть бы что…
Лаптев. Заболеть надо мне, что ли?
Ксения. Все вы с ума сошли, да и других сводите. Понять нельзя ничего! Вон, слышь, царя хотят в клетку посадить, как Емельку Пугачева. Врут, что ли, грамотей?
Лаптев. Все возможно, все!
Глафира. Аксинья Яковлевна, на минутку.
Ксения. Ну, что еще? Покоя нет… о, господи… (Ушла.)
Шура (вбегает). Здравствуй!
Лаптев. Шурочка, в Москву еду, а денег нету — выручай!
Шура. У меня тридцать рублей…
Лаптев. Пятьдесят бы, а?
Шура. Достану.
Лаптев. Вечером, к поезду? Можно?
Шура. Да. Слушай: революция будет?
Лаптев. Да она же началась! Ты — что, газет не читаешь?
Шура. Я — не понимаю газет.
Лаптев. Спроси Тятина.
Шура. Яков, скажи честно: что такое Тятин?
Лаптев. Вот те раз! Ты же почти полгода ежедневно видишь его.
Шура. Он честный?
Лаптев. Да… ничего, честный.
Шура. Почему ты говоришь нерешительно?
Лаптев. Мямля он. Мутноватый такой. Обижен, что ли.
Шура. Кем?
Лаптев. Из университета вышибли со второго курса. Работает у брата, письмоводителем, а брат…
Шура. Звонцов — жулик?
Лаптев. Либерал, кадет, а они вообще жуликоваты. Деньги ты Глафире передай, она доставит.
Шура. Глафира и Тятин помогают тебе?
Лаптев. В чем?
Шура. Не финти, Яшка! Ты понимаешь. Я тоже хочу помогать, слышишь?
Лаптев (удивлен). Что это ты, девушка, как будто только сегодня проснулась?
Шура (гневно). Не смей издеваться надо мной! Ты — дурак!
Лаптев. Возможно, что и дурак, но все-таки я хотел бы понять…
Шура. Варвара идет!
Лаптев. Ну, я ее не желаю видеть.
Шура. Идем… Скорей.
Лаптев (обняв ее за плечи). В самом деле — что с тобой?
Ушли, затворив за собой дверь.
Варвара (слышит, как щелкнул замок двери, подошла к ней, повертела ручку). Это ты, Глафира? (Пауза.) Там есть кто-нибудь? Таинственно… (Быстро уходит.)
Шура тащит за руку Доната.
Донат. Ну, куда ты меня, Шурок…
Шура. Стой! Говори: отца в городе уважают?
Донат. Богатого везде уважают. Озоруешь ты все…
Шура. Уважают или боятся?
Донат. Не боялись бы, так не уважали.
Шура. А — любят за что?
Донат. Любят? Не знаю.
Шура. А — знаешь, что любят?
Донат. Его? Как сказать? Извозчики — как будто любят, он с ними не торгуется, сколько спросят, столько и дает. А извозчик, он, конечно, другому скажет, ну и…
Шура (притопнув ногой). Ты смеешься?
Донат. Зачем? Я правду объясняю.
Шура. Ты стал злой. Ты совсем другой стал!
Донат. Ну, где уж мне другим быть! Опоздал я.
Шура. Ты хвалил мне отца.
Донат. Я его и не хаю. У всякой рыбы своя чешуя.
Шура. Все вы — врете.
Донат (понурясь, вздыхая). Ты — не сердись, сердцем ничего не докажешь.
Шура. Уходи! Слушай, Глафира… Ну, кто-то лезет… (Спряталась в драпировку.)
Входит Алексей Достигаев, щеголь, в галифе, шведской куртке, весь в ремнях и карманах.
Алексей. Вы все хорошеете, Глаша.
Глафира (угрюмо). Приятно слышать.
Алексей. А мне — неприятно. (Встал на дороге Глафиры.) Не нравится мне хорошее, если оно не мое.
Глафира. Пропустите, пожалуйста.
Алексей. Сделайте одолжение. (Позевнув, смотрит на часы.)
Входит Антонина, несколько позднее — Тятин.
Шура. Ты, кажется, и за горничными ухаживаешь?
Антонина. Ему — все равно, хоть за рыбами.
Алексей. Горничные, если их раздеть, ни в чем не уступают барыням.
Антонина. Слышишь? Он теперь всегда говорит такое, точно не на фронте жил, а в кабаке…
Шура. Да, раньше он был такой же ленивый, но не такой храбрый на словах.
Алексей. Я — и на деле.
Антонина. Ах, как врет! Он — трус, трус! Страшно боится, что его соблазнит мачеха.
Алексей. Что ты сочиняешь? Дурочка!
Антонина. И отвратительно жадный. Ты знаешь, я ему плачу рубль двадцать копеек за тот день, когда он не скажет мне какой-нибудь гадости. Он — берет!
Алексей. Тятин! Вам нравится Антонина?
Тятин. Да. Очень.
Шура. А — я?
Тятин. Говоря правду…
Шура. Ну да, конечно, правду!
Тятин. Вы — не очень.
Шура. Вот как? Это правда?
Тятин. Да.
Антонина. Не верь, он сказал, как эхо.
Алексей. Вы бы, Тятин, женились на Антонине. Мне она надоела.
Антонина. Какой болван! Уйди! Ты похож на беременную прачку.
Алексей (обняв ее за талию). Ох, какая аристократка! Не гризе па ле семиачки, се моветон.[204]
