Благословляю Георгия. Простите. Н. К.

28 марта.

237. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ

1 апреля 1935 г. Томск

...сломаны, а потому они отваливаются. Складень находился в сундуке, перевязан

веревочкой. С левой стороны он расписан беловатыми узорами. Форма: (следует

рисунок. — Г. К., С. С). Самовар маленький с четыреугольным подносиком — красной

меди, щипцы сахарные большие, чашку синюю, шестигранную с таким же блюдцем,

сахарницу белого металла с крышкой (следует рисунок. — Г. К., С. С). Сахарницу

красной меди с крышкой. Братину деревянную с крышкой и ручкой (следует рисунок.

— Г. К., С. С). Четыре деревянных ковшичка для питья вина (следует рисунок. - Г. К.,

С. С). Скатерть из белых льняных квадратов вышита синим и красным работы моей ма-

тери. Два плата шелковых маминых, повойник черный атласный. (Бога ради, прошу

сохранить!) Две лестовки кожаных, одна вышита жемчугом, другая более новая,

лебедиными перышками (следует рисунок. - Г. К., С. С). Если когда-либо соберется

посылка, то прошу эти лестовки послать мне. Вот и всё мое имущество, которое я

прошу пока сохранить. Остальное всё можете продавать (забыл еще прошву из

старинных лоскутков, которая покрывала верхний край завесы, разделяющей мою

комнату). Если уцелели мои белые брюки и хол-щёвая рубаха с пояском из шерсти, на

кисточках стеклярус (поясков было много, в том числе шелковый лиловатый, мой

крестильный, и голубой, затканы молитвой — очень для меня дорогие). Сандалии

-здесь я их починю. Шляпа русская — грешневик — серовато-белая вятской валки —

очень прошу всё послать. Если сохранились полотенца — то прошу сохранить одно: на

конце вышит зверь, на другом двуглавый орел — шитье моей матери: подарен мне ею

230

на именины, когда я выучился грамоте. Всё дорогое, всё милое! Всё жестоко оскорб-

ленное! Простите, Бога ради, за беспокойство. Но иначе пока нельзя! Что хорошего у

Сережи? и вообще у писателей? Что слышно из Оргкомитета о моем заявлении. Писал

я туда просьбу сохранить мои рукописи. Нельзя ли узнать, принято ли это к сведению?

<Будет> больно за свои писания, если они пропадут раньше меня самого. Хотя бы

осталось кое-что из песен моих последних лет. Так иногда думается, не для

честолюбия, а для истины. Мой друг Лев Иванович Пулин, который жил у меня, сослан

в Сибирь же в Мариинский лагерь на три года, — пишет мне удивительные

утешающие письма, где нет ни слова упрека за загубленную прекрасную юность. Вы

его не знаете, но, быть может, видели когда-либо. Упоминаю об этом юноше как об

исключительном событии в моей жизни поэта.

Горькому я не писал — потому что Крючков всё равно моего письма не пропустит.

Нельзя ли поговорить с писателем Треневым о ковре, который хвалил Игорь

Грабарь, не купит ли он сам его - или не укажет ли покупателя и не узнает ли цены у

Грабаря?

Виру — ковер из вогульских вышивок можно бы предложить Кустарному или

Этнографическому музею. В глиняной керамической курице, которая стояла у меня на

печке - положены в бумаге - серебряные кресты и медный тельник с изображением

Егория Побе<до>носца. Уцелела ли курица? Если да, то один круглый крест я

благословляю Егорушке, а медный тельник и простой крест с толстым ушком положите

в посылочку! Очень об этом прошу! Что пишет Сережа? Как он себя чувствует? Пусть

утешится, правда ведь всегда круглая! Я скучаю о нем часами остро и невероятно.

Итак, я остаюсь в Сибири. «Вот ссыльный дедушко идет», — покажут мне вослед ре-

бята - на нашем переулке, когда я понесу это письмо на почту. Да, ссыльный дедушко!

Так велит судьба. Ни о чем не сожалея, страдною тропою проходит душа.

Ценное письмо получил. Благодарю.

Простите. Не забывайте!

Здоровье мое тяжкое.

1 апреля.

Посылку пока еще не получил.

238. В. И. ГОРБАЧЕВОЙ

Первая декада апреля 1935 г. Томск

...с малиновой бахромой. Платок желтовато-золотистый без кисточек и повойник

черный атласный. Гребешок костяной: вырезан посреди двуглавый орел, по бокам его

единороги. Чашку синюю с блюдцем, граненую. Скатерть из холщёвых квадратов —

вышитую синим и красным, и полотенце - на одном конце двуглавый орел, на другом

зверь — вышиты в пялах красным. Икону-складень Неопалимая Купина, по краям

медная оковка, и к нему лампадка - ушки херувимами, — вся прорезана в узор, цепочки

такие же, внизу подвешено фарфоровое яичко. Книгу Псалтырь - в коричневой гладкой

коже, уголки и средник серебряные, в толщину листы золоченые. Всё это

принадлежало моей матери. По Псалтырю этому я учен мамой грамоте. Псалтырь -

книга в длину три, а ширину \1/2 четверти. Вот и всё, что я умоляю Вас спасти.

Остальное, если есть возможность, — продавайте. Я напишу одному человеку об

иконах, он придет к Вам с моим письмом и, быть может, купит иконы. Какая бы была

радость раздобыть деньжонок! Сообщите мне - передал ли Оргкомитет мое заявление в

ЦИК? Как, возможно ли подать заявление о помиловании? Сообщите мне адрес

Пришвина — я попытаюсь поговорить с ним. Очень прошу об этом! Как живет П.

Васильев, крепко ли ему спится? Где пьянист — Оборин? Это мне — любопытно. Еще

раз прошу потерпеть меня и мою беду. Кланяюсь земным поклоном Сереже,

благословляю Вашего первенца. Простите. Прощайте! Посылку и деньги 20 руб.

231

получил - Жизнь Вам и свет за сердце милующее. Адрес прежний: переулок

Крас<ного> Пожар<ника>, изба 12 — мне. Кланяюсь весенней Москве!

239. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ

21 апреля 1935 г. Томск

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Из книги «Одиссея» Гомера

Так ослепительно воспевал зарю мой древний брат Гомер. Вся жизнь - солнце, пир

солнца, где потоками льется лучистое и светозарное вино. Вино новое, как поют

ангелы в новых временах. Эти слова дошли до нас. Мы слышим их в предвесеннюю

неделю — после глубокого вербного вечера. Воскресшее солнце попрало смерть. С

праздником, красное солнышко! Мысленно вхожу в жилище Ваше с охапкой горных

лилий, чтобы сложить их у Ваших ног. На лилиях не роса, а слезы. И тают житейские

тучи, — открывая незабудковое небо, как бы омытое слезами:

С Праздником!

Я уже не считаю дней и месяцев. Жизнь проходит, уплывают, как волны, душа и

тело. Только ты одна живешь вечно, бессмертная музыка! Ты — внутреннее море. Ты

— глубокая душа. Угрюмое лицо жизни не отражается в твоих ясных зрачках. Далеко

от тебя бегут вереницей дни знойные и ледяные, как стадо облаков по небу, быстро

сменяя друг друга. Только ты одна живешь вечно. Ты - вне мира. Ты сама — целый

мир. У тебя — свое солнце, свои законы, свои приливы и отливы! Музыка —

девственная мать, несущая в бессмертном лоне своем все страсти человеческие,

скрывающая добро и зло в лоне своих очей цвета тростника и бледно-зеленой воды

тающих горных ледников. Тот, кого ты приютила, живет вне веков; цепь его дней будет

только одним днем, и смерть пожирает всех и всё, сломает себе зубы!

Смертию смерть поправ!

Музыка — любовь моя и счастье, я лобзаю твои чистые уста, я прячу лицо мое в

твоих медовых волосах и прижимаю мои воспаленные веки к нежной ладони твоих

рук! Блаженны те, кого приютило твое крыло!

Дорогая Надежда Федоровна - простите за эту лирику, но я желаю Вам только

праздника и в праздничном письме стараюсь избегать будничных серых слов.

Кланяюсь от сердца всем, кто знает меня. Ради воскресшего солнца прошу не

забывать меня. Ваш раб и поэт.

• Н. К.

21 апр<еля> 1935.

240. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ

1934 г. - 30 апреля 1935 г. Томск

Очищение сердца

Сердце чистое сотвори во мне, Боже!