— Сущий пустяк. Компании по эксплуатации планет будет гораздо полезнее, если на Марс или куда-то там еще прилетит не астроплан, а обломки астроплана. Понятно?
— Почти.
— Для этого тебе нужно оставить в астроплане небольшую черную коробочку. Она плоская и очень удобная. Коробочка сработает примерно через месяц после вылета. Сам же ты под каким-нибудь предлогом откажешься от участия в экспедиции и вернешься на родину.
— Астроплан уже готов к вылету, и посторонних к нему не подпускают. Вероятно, я войду в него всего один раз, перед взлетом, и уже не смогу выйти…
— Мне очень жаль, но Герберштейн едва ли отменит задание…
— Да, не отменит. Но если мне не удастся пронести коробку, — а это может случиться, потому что перед посадкой все личные вещи будут подвергнуты особой дезинфекции, — останется ли его прежнее задание в силе?
— По-моему, тебе известно, что Герберштейну не очень нравится, когда агенты рассуждают… Раз ты нарушил правило, я отвечу: да, останется. Но если ты уклонишься от выполнения задания… Я тебе не советую этого делать…
— Все ясно. Батыгин не долетит до Марса. Раз уж Герберштейн разрешает мне остаться на Земле — постараюсь остаться. А если придется лететь… Что ж, каждый разведчик давно приучил себя к мысли о близкой смерти.
— Вот это — другой разговор. Шеф будет доволен. Бери коробку и помни: мину надо включить, чтобы она сработала.
— Прощайте.
— Но, но! — высокий сухопарый человек встал и положил руку на плечо Денни Уилкинсу. — У русских есть более подходящее слово: до свидания! Мы же оптимисты!
— Да, мы оптимисты, — подтвердил Денни Уилкинс.
Денни Уилкинс достаточно хорошо знал нравы разведки. Дома он тщательно исследовал взрывной аппарат и убедился, что тот заряжен, что включать его нет надобности. Открытие это ничуть не взволновало Денни Уилкинса. Иного он и не ожидал. Даже мысль о смерти не пугала: он давно почувствовал, что начинает запутываться и никогда не сможет решить возникших перед ним проблем; порой ему казалось, что смерть — лучший выход из создавшегося положения.
Но впервые в жизни Денни Уилкинс задумался о тех, кого он должен уничтожить… И вспомнился ему штормовой океан, роковая волна, унесшая его за борт, и Виктор, этот безумный мальчишка, бросившийся на помощь… Нет, дело не в сентиментальности и даже не в чувстве благодарности. Но было в людях, с которыми два года жил и работал Денни Уилкинс, что-то очень здоровое, чистое и смелое — словно как-то иначе жили они и как-то иначе понимали жизнь. И вот он должен уничтожить их — молодых, отважных…
Денни Уилкинсу удалось выключить аппарат — недаром он прошел великолепную выучку в разведшколе!
«Так лучше, — подумал Денни Уилкинс. — Включить его я всегда сумею, если захочу. А может быть, еще и не захочу. Там видно будет. В чем-то Герберштейн ошибся. Кажется, он недооценил силу этих самых коммунистических идей. Впрочем, я болтаю лишнее. Идеи, идеи! Плевать мне на идеи! Но Надя… Надю я никому не позволю задевать!»
2
Список участников экспедиции был давно составлен и утвержден. Батыгин не вносил в него никаких изменений. Женщин среди участников экспедиции не было. Но Светлана продолжала надеяться, что какая-нибудь счастливая случайность поможет ей попасть в экспедицию. Когда же Батыгин в последний раз категорически отказал Светлане, — она расплакалась и убежала из его кабинета. Виктор, присутствовавший при разговоре, догнал ее на улице. Пытаясь успокоить Светлану, он в конце концов проболтался.
— Я возьму тебя в следующую экспедицию, — пообещал он.
— В какую это — следующую?
Светлана перестала плакать и удивленно посмотрела на него. Виктор, сообразив, что сказал лишнее, молчал.
— Не последняя же это космическая экспедиция, — нашелся он наконец.
— Нет, ты что-то знаешь! — Светлана насухо вытерла глаза и спрятала носовой платок в сумочку.
— Ничего я не знаю. Ты же сама понимаешь, что будут еще экспедиции…
— Виктор, мы поссоримся. Совсем поссоримся!
Виктор стоял, не решаясь произнести ни одного слова. Светлана ждала, требовательно глядя на него, но вдруг с ней что-то произошло. Виктор скорее почувствовал это, чем увидел. Неуловимо изменилось выражение Светланиных глаз, и уголки губ горестно опустились.
— Какие же мы дураки, — сказала она. — Ведь через неделю мы расстаемся и как расстаемся! Подумать страшно! А я так люблю тебя, так люблю!
Они стояли посреди многолюдной улицы, но Светлана, не обращая внимания на прохожих, наклонила к себе голову Виктора и поцеловала в губы.
— Так люблю! — повторила она.
Вот теперь Виктору тоже захотелось плакать — от счастья. Светлана взяла его под руку, и он покорно пошел рядом с ней.
Он не спрашивал, куда они идут, ему было все равно. Лишь увидев знакомый двор, в котором бывал уже не раз, Виктор понял, что они пришли к Светлане. Она никогда раньше не приглашала Виктора к себе, а теперь они шли вдвоем под руку, шли, словно всегда ходили так вместе.
В комнате Светланы, на небольшом туалетном столике, Виктор увидел фотопортрет Юрия Дерюгина. Почти два года прошло с тех пор, как он погиб. Тогда им было по восемнадцати лет. Сейчас Виктору двадцать, но ему казалось, что больше, гораздо больше, и он был прав, потому что возраст измеряется не только годами, но и пережитым…
— Вот… теперь ты мой муж!
Очень трудно сказать слово «муж» в первый раз, но Светлана все-таки сказала…
— Ведь все может случиться, — говорила потом Светлана. — Все, даже как с Джефферсом… Но я верю, что с тобой ничего не случится. Ты вернешься ко мне. Теперь тебе нельзя не вернуться!
3
Батыгин прошел перед полетом специальный профилактический курс лечения в геронтологическом институте. Препараты-интенсификаторы дали ему немалый запас бодрости и энергии, но все-таки в последние предотлетные дни он не испытывал душевного подъема, взволнованности, как это было десять с лишним лет назад, перед вылетом на Луну. Он и тогда прощался с Землей, прощался со знакомыми и родными, но прощался иначе — как перед долгой разлукой. А сейчас ему казалось, что он расстается с Землей навсегда. Он верил в успех экспедиции. И все-таки чувствовал, что едва ли вернется на Землю… Ему хотелось еще раз побывать в любимых местах, повидаться со старыми товарищами…
К заместителю председателя Совета Министров Леонову Батыгин зашел среди дня. Они сели в машину и поехали на дачу.
Под колеса автомобиля с огромной скоростью мчалось бетонное шоссе; отяжелевшие от плодов ветви фруктовых деревьев, росших вдоль дороги, склонялись к самой земле.
— По-моему, теперь нет ни одного человека, который не чувствовал бы себя хоть немножко астрономом или астрогеографом, — говорил Леонов. — Уж на что, кажется, я втянулся в социальные и философские проблемы, а тоже не устоял. — Леонов улыбнулся, как бы прося снисхождения к слабости.
Батыгин задумался, помолчал, а потом сказал:
— Вы, остающиеся, размышляете об иных планетах, а мы, улетающие, мысленно никак не можем расстаться с Землей… Полтора года нам предстоит провести в полете и на Венере. Срок немалый.
— Да, немалый. За это время и на Земле кое-какие изменения могут произойти. Вернетесь — увидите.
— Если вообще вернусь.
Леонов не стал произносить пустые слова утешения.
— Плохо чувствуете себя?
— Временами неважно. Устал я. И это такая усталость, что от нее не избавишься.
— Может быть… вам лучше не лететь?
— Экспедиция для меня сейчас — все в жизни…
— Не имею права задерживать вас. Наверное, стоило бы, но не могу. Летите. А мы на Земле продолжим наше общее дело… Понимаете, зрим коммунизм у нас, почти ощутим. Но чуть ли не каждый день возникают все новые и новые проблемы. И очень своеобразные проблемы. Знаете, что характеризует наше время?.. Настала пора воплощать в жизнь многие теоретические положения научного коммунизма, относящиеся к высшей фазе развития общества. Так, абстрактно, все мы их давно усвоили. Но когда дело до практики доходит… Что, например, делать с элементами социализма, которые корнями своими уходят в буржуазный строй?
