Именно здесь находятся истоки той воли и непоколебимой решимости, которые ведут знаменитых путешественников и великих ученых, первооткрывателей и обычных тружеников науки. Именно так свершается истинное преодоление. Кто-то становится известным на весь мир, кто-то только одержал победу на личными слабостями, преодолел чувство тревоги, но всем нам в награду достается чувство гордости и уверенности в себе, которое приходит только тогда, когда вы в состоянии контролировать свою жизнь и менять ее в соответствии со своими желаниями.
Решение совершить поступок, сделать дело связано не только с приятными ощущениями. Иногда оно может испугать или вызвать тревогу. Спросите себя сами: «Значит ли это, что я должен сделать нечто, всерьез потрудиться над чем-то? Стоит ли бросать вызов самому себе, переделывать свою натуру?» Если вы хотите изменить свою жизнь целиком, начинать придется с себя.
Чувствительные люди, такие как мы, не любят меняться. Но если мы стремимся к внутреннему росту — перемены неизбежны.
Вспоминаю, как я в первый раз взяла на себя ответственность за свои поступки, за мое восприятие действительности. Мы с Дэвидом встречались уже шесть месяцев. Я была влюблена, но не хотела признаваться в этом ни ему, ни себе, боялась стать слишком уязвимой. Дэвид в то время казался таким непохожим на меня, таким раскрепощенным, веселым и беззаботным. Я же в свои двадцать четыре года была вся во власти разнообразнейших тревог. Скрывать свои чувства было очень тяжело, но никому до этого не было никакого дела. Жестокие панические приступы начинались у меня, как только я выходила из дома. Всякий раз, когда приходилось садиться в машину, я испытывала острое беспокойство, но не показывала виду. Я была профессиональной певицей, но случалось паниковать даже на сцене. Мне было и страшно заговорить с кем-либо на волнующую меня тему, и в то же время я пребывала в тревоге так давно, что уже привыкла к этому состоянию.
Это случилось в январе 1981 года. Зал отеля «Холидей Инн» был битком набит публикой, стояла неимоверная духота. У меня неожиданно появились тревожность и клаустрофобические ощущения, и пришлось уйти со сцены. Мне казалось, что я задыхаюсь, что на меня валятся стены. Необходимо было немного освежиться, глотнуть воздуха. Когда я направилась к выходу, то увидела Дэвида. Мы познакомились в самом начале моих гастролей, когда я как раз разорвала неприятные для меня отношения с одним человеком. Дэвид мне нравился, но я стремилась воспользоваться случаем и познакомиться и с другими людьми, отстаивая тем самым свое право на независимость.
Дэвид стоял у дверей с видом довольным и беззаботным, что вызвало у меня одновременно и досаду и облегчение. Мы быстро вышли наружу и направились к моей машине. Дэвид пустил меня за руль, потому что уже успел узнать: это единственный способ дать мне успокоиться. Я не могла объяснить ни себе, ни Дэвиду, почему боюсь замкнутых пространств, отчего нервничаю, что вызывает мои постоянные панические приступы, в чем причина необъяснимых припадков гнева и частой смены настроения. В тот момент я чувствовала себя полностью выбитой из колеи и мечтала только об одном — поскорее завести машину и уехать. Но гонка по пустому шоссе не принесла желанного облегчения. Из меня так и сыпались искры истерики, нужно было как-то снять напряжение. К несчастью, под правой моей рукой находился только Дэвид, и я была просто вынуждена отыграться именно на нем.
«Почему это ты всегда таскаешься на мои выступления?» — начала я, не придумав ничего более оригинального. Дэвид молчал, а меня понесло. Я наворотила гору глупостей, отчаянно пытаясь восстановить самообладание. С моих губ срывались какие-то ругательства, а сердце стонало, обращаясь к Дэвиду: «Помоги мне! Я ненавижу себя! Прости меня! Я поступаю мерзко! Ты в этом не виноват! Мне просто плохо, и я не знаю, как покончить с этим». Но вместо того,-чтобы воспроизвести крик моего сердца, я продолжала изливать на Дэвида отрицательные эмоции, утверждая свое право на независимость. Когда наконец я взглянула на него, в его глазах стояли горечь, боль и обида. Он молчал, чтобы еще больше не распалять мой гнев, да и что здесь можно было сказать?
Дэвид любил меня несмотря на все, не обращая внимания на мои «заскоки». Интересно, а я любила себя? Только не в этот вечер. Я вдруг возненавидела себя за то, что обидела Дэвида. Какое ужасное открытие! Я не могла понять, что, почему и зачем наговорила ему. «Ты клиническая идиотка, — говорила я сама себе, — только взгляни на него. Посмотри, как он тебя любит. Как ты могла так его обидеть?» Что-то изменилось во мне в тот момент. Неужели я собираюсь остаток дней своих провести вот так, обвиняя всех в том, что мне плохо, в поисках оправданий своей тревоги? Дальше — больше. Именно тогда я осознала: сейчас или никогда. Или я начну бороться с тревожностью, или навсегда останусь в ее обществе. Дэвид не делал мне ничего плохого, он любил меня и хотел быть рядом. Все очень просто и понятно. С кем или с чем я сражалась?
И тогда я совершила то, на что, как мне казалось, уже давно не способна: приняла на себя ответственность за наши отношения и попросила прощения. «Прости меня, Дэвид. Я полное ничтожество. Мне сейчас очень плохо, сама не знаю почему. Мне страшно, хочется куда-то бежать, что-то делать, лишь бы только я могла снова контролировать себя. Извини, что обидела тебя». Я молча ждала ответа. Он положил мне руки на плечи и обнял меня: «Все хорошо. Я здесь с тобой». Какое это счастье — выразить свой страх и незащищенность и в то же время оставаться любимой!
В тот холодный снежный вечер я в первый раз в жизни узнала, что означает решение взять ответственность на себя, познала чувство облегчения и ощущение страха, которое приходит вместе с ним. С одной стороны, я чувствовала, что поступила правильно, с другой — все это было так ужасно. Вдруг я стану более уязвимой? И хватит ли у меня сил? Теперь, по прошествии стольких лет, я понимаю, что, когда я начала встречаться с Дэвидом, моя тревога даже увеличилась, потому что я в первый раз в жизни почувствовала себя в безопасности. У меня возникло подсознательное ощущение, что когда-нибудь я все-таки открыто дам волю своим чувствам. Так часто бывает, когда нам надо справиться с каким-либо затруднением, и мы сдерживаем себя и медлим, пока не почувствуем чью-то поддержку.
Когда у моей сестры Донны обнаружили рак, она несколько дней была сама не своя. Вместо того чтобы позволить себе выплакаться, она замкнулась и впала в депрессию. Через несколько дней после того, как был поставлен диагноз, мы с мамой приехали в Луисвил, чтобы побыть вместе с сестрой. У нас была дружная семья, и теперь, когда мы все были рядом и ей было на кого опереться, Донна не сдержалась и на время потеряла контроль над собой. Думаю, что на подсознательном уровне она ждала, когда рядом окажется кто-то, на кого можно положиться, прежде чем встретиться лицом к лицу со своими страхами и неизбежными физическими страданиями.
То же самое произошло и в моем случае с Дэвидом. Хотя почти вся моя прежняя жизнь была неотделима от чувства тревоги, я длительное время не могла даже признать наличие проблемы, не могла повернуться лицом к опасности, отказывалась делать это до тех пор, пока не встретила Дэвида. Когда я убедилась в его беззаветной любви, мои чувства буквально выплеснулись из меня словно водопад! Мои панические приступы усилились, обострилась тяга к одиночеству, а гнев постоянно прорывался наружу. Но Дэвид, несмотря ни на что, любил меня, был мне верной опорой.
Теперь-то я понимаю механизм происходивших в то время процессов. Тот вечер стал одним из поворотных пунктов в моей жизни. Не хочу сказать, что все переменилось, как только я попросила прощения. Скорее наоборот. Я была напугана своей незащищенностью, а сознание бросилось в сражение с невиданным прежде типом поведения. «Ты можешь попасть в беду, — твердила я сама себе, — гнев всегда был твоей сильной стороной, твоей защитой, а теперь ты вдруг от него отказываешься. Ты становишься слишком уязвимой». Но тут заговорил мой внутренний голос — «психолог из подсознания», как я его называю: «Ты же знаешь, что поступила правильно. Посмотри, насколько лучше ты стала чувствовать себя. Гордись!» Битва продолжалась. Привычный негативный образ мыслей, постоянно державший меня в состоянии тревоги, не уступал. «Ты должна опасаться внешнего мира, нельзя расслабляться. Докажи ему, что ты вполне самостоятельна». Эти голоса были знакомы и привычны, но их время закончилось! Настал период своеобразного очищения, хотя тревоги и не оставляли меня.
