национальности, разный возраст, но формат фото для всех один и тот же.
Было ясно, что фотки вытащили из государственной базы данных, что
сделать было совсем нетрудно с учетом того, что при покупке билета на
аэропоезд в обязательном порядке нужна была гражданская карта.
Несовершеннолетнему, вроде меня, билет мог приобрести родитель, опекун, учитель — да, в принципе, любой взрослый, способный нести хоть
малейшую формальную ответственность за означенного
несовершеннолетнего.
— Стоп. — Сказал я, и герр Рихтер остановил прокрутку. — Вот этот.
Парень на фотографии мало походил на террориста. Скорее, на
неудачника. Неопрятная одежда, кое-как приглаженные волосы, тусклый
взгляд…
Герр Рихарт снова едва заметно кивнул — как будто бы я подвердил
то, что он уже и так знал. Впрочем, если они установили эпицентр взрыва и
проверили по базе, кто брал билеты на соответствующие места, этот парень в
качестве подозреваемого должен был идти под номером один.
— Ну что ж, у меня пока все, — герр Рихтер убрал планшет. — Будем
разбираться.
— Держите меня в курсе, ладно?
Мой наставник ободряюще улыбнулся.
— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — Спросил он, обводя
глазами палату. — Может быть, что-нибудь нужно?
— У меня есть вопрос. Мучает уже вторые сутки.
— Слушаю.
— Какого черта меня оперировали без наркоза? Я чуть с ума от боли не
сошел.
Мой наставник глубоко вздохнул.
— Наркоз был.
— Что-то я не заметил, — я позволил себе криво ухмыльнуться.
— Тебе вкололи столько обезболивающих, что можно было усыпить и
лошадь. А возможно, и не одну. Но ты все равно оставался в сознании…
Неужели не помнишь, как тебя кололи?
Уколы? Да, было дело. Но в памяти застряли не они, а то, как меня
резали, зашивали, выправляли кости… Значит, меня все-таки пытались
усыпить. Но не вышло. Интересно, почему?
— И маску с сонным газом тоже не помнишь? — Спросил герр Рихтер, пристально меня разглядывая.
— Маску?.. — Я задумался. — Да, пытались что-то такое на лицо
нацепить, из-за чего было трудно дышать…
— И поэтому ты ее скинул. И испортил аппарат. Собственно говоря, ты
вывел из строя вообще всю технику в операционной.
— Знаете ли, стало немного сложно себя контролировать, когда они
начали меня резать, — мне не понравилось, как это прозвучало. Это
прозвучало так, как будто бы я пытался в чем-то оправдаться. — Подождали
бы, что ли, пока газ подействует…
— Врачи и так ждали столько, сколько могли. Но ты находился в
критическом состоянии, нужно было срочно что-то делать. Когда газ не
помог — сделали несколько инъекций. Но и они результата не дали. В итоге
пришлось оперировать так, даже с учетом того, что ты мог умереть от
анафилактического шока. Вариантов-то не было.
Я нахмурился. Похоже, на самом деле «врачи-садисты» сделали все, чтобы меня спасти. Покажется странным, но мне эта мысль не понравилась.
Не люблю менять свое мнение о людях.
— Вообще, можно лишь удивиться их мужеству и профессионализму,
— продолжал мой наставник. — Конечно, люди тут ко всему привычные, но
когда во время операции начинают летать по воздуху вещи, падать шкафы и
один за другим сгорать электроприборы… это уже немного слишком.
— Я старался ничего такого не делать, честно.
— Я понимаю, — герр Рихтер успокаивающе похлопал меня по
здоровой руке. — Но напугал ты их здорово. Хорошо, что эти люди свое дело
знают и даже в такой… нервной обстановке… сделали все, что могли. Хотя
некоторым из них после этого пришлось прямиком отправляться на
больничные койки. Ты там ломал не только вещи.
— Надеюсь, все живы?
— К счастью.
Я помолчал, а потом спросил:
— А где мы вообще находимся?
— То есть?
— Ну, вы сказали «люди тут ко всему привычные»… Я думал, это
городская больница. Но, похоже, нет.
— Это закрытая клиника. — Известил меня герр Рихтер. —
Обслуживает учеников нашей школы… и не только. Совмещена с
лабораторией по изучению… — Он запнулся и как-то скомкано добавил. —
Разных странных людей. Вы вот, в школе — нормальные здоровые дети, но
нередко бывает так, что необычные способности вроде ваших оказываются
связанными с разными физиологическими отклонениями…
— Понятно. Скажите уж прямо — лаборатория по изучению уродов.
Герр Рихтер хотел что-то сказать, но потом, видимо, решил, что не
стоит. Через некоторое время примирительно произнес:
— Бывают и такие.
— Тут лечили Клайва?
Герр Рихтер прищурился. Его взгляд перестал быть расслабленным и
доброжелательным.
— Сюда его привезли.
— Может быть, стоило везти в обычную больницу? Пока тут изучали, там могли помочь.
— Клайв умер по пути в клинику.
— Вообще-то он умер у меня в комнате, — возразил я. — Но Бьянка
вернула его к жизни.
— Ненадолго. Когда его доставили сюда, он был уже мертв… И
поверь, ты напрасно сомневаешься в компетентности здешних врачей. Тут
работают лучшие. — Голос герра Рихтера прозвучал холодно и отчужденно.
В ШАД в этом году проходили обучение около сорока подростков
(когда я пришел в школу, учеников там было в два раза меньше) в возрасте от
девяти до семнадцати лет. Для каждого существовала своя, индивидуальная
программа обучения, но было и несколько устойчивых групп, образованных, как правило, учениками близкими друг к другу по возрасту и интересам.
Клайв учился в той же группе, что и я, Бьянка и Вит. Не скажу, чтобы мы с
ним были близкими друзьями, да и пришел он к нам в школу всего лишь
пару лет тому назад, в то время как Бьянку и Вита я знаю уже шесть лет —
огромная эпоха, если тебе всего лишь семнадцать — но, так или иначе, мы
были знакомы, иногда вместе проводили время, и, в общем-то, было не очень
приятно наблюдать, когда он вдруг умер у меня на глазах — прямо в моей
комнате, ни с того ни с сего. Я его не трогал. Я говорю это потому, что те, кто меня знал, заподозрили именно меня в его смерти. Но я ему не вредил, честно. Мы болтали о всякой ерунде (Клайв — спортсмен, красавец, сынок
богатых родителей, со смехом рассказывал о том, как подкатывал к
известной киноактрисе на вечеринке, устроенной его отцом), а потом он
вдруг захрипел, схватился за горло и упал на пол, содрогаясь в конвульсиях.
Я пытался ему помочь, но я — не слишком хороший целитель. Наши
параномальные способности в значительной мере связаны с нашим
внутренним отношением к окружающему миру. Мне на окружающих
наплевать. Меня не волнуют их проблемы и беды, я не стремлюсь
сопереживать и сострадать, меня не интересует их внутренний скучный мир.
Поэтому я — плохой целитель. Но тогда я все-таки что-то попытался сделать.
Ничего не вышло. Конвульсии Клайва уже почти прекратились, налитое
кровью багровое лицо потихоньку приобретало неприятный синюшный
оттенок… К счастью, в комнату заглянул Вит, он позвал на помощь, в школе
начался переполох, прибежала Бьянка и вместе нам удалось вернуть Клайва к
жизни. Точнее, удалось ей, я, скорее, работал бесплатным источником
энергии. Клайв проблевался, украсив пол моей комнаты остатками ужина и
сливочными орешками, которыми я его угостил во время разговора. Меня, честно говоря, разозлило, что мои орешки, которых и так было не очень-то
много в пакете, мало того что не пошли впрок, так еще и оказались
выложены в виде кашицы, изрядно приправленной желудочным соком, прямо на пол. Помимо того, что хорошая вещь превратилась в бесполезное
дерьмо, так мне теперь придется это дерьмо убирать. Я почти пожалел о том, что Клайв не сдох. Если вы обратили внимание на то, о чем я говорил чуть
