V
Опасность, угрожавшая иудаизму со стороны грекоарабской философии, миновала после того, как новое для евреев учение, достигнув апогея в философских трудах Маймонида, вызвало ожесточенную и длительную борьбу между старым, традиционным иудаизмом и новым, просвещенным и рациональным. Разгорелся знаменитый спор о желательности изучения философских взглядов Маймонида (1232—1235), закончившийся, с одной стороны, определенным компромиссом между иудаизмом и философией, а с другой — отходом большинства талмудистов от философии и восстановлением престижа традиционного, строго религиозного иудаизма.
Но иудаизм уже не мог ограничиться сухим традиционным талмудизмом. Изучение Талмуда и комментаторская схоластика не могли полностью вытеснить философию. Должно было возникнуть движение, которому надлежало обновить иудаизм, но такое обновление выявилось не посредством "рационализированной” Торы, познаваемой разумом, а посредством "прочувствованной" Торы, познаваемой сердцем.
После смерти Маймонида невзгоды и гонения, от которых всегда страдали евреи Германии, Франции и Англии, распространились также на Испанию и Португалию, так что все страны Европы превратились для евреев в один сплошной ад. В странах Востока свирепствовали монголы, купаясь в еврейской крови. Тьма кромешная господствовала повсюду, и не было видно никакого просвета в еврейской жизни. Мрак сгущался все больше и больше. Чаша страданий переполнилась, когда евреи были изгнаны из Испании в 1492 г. и из Португалии в 1497 г.
В столь мрачное время не было места рационалистским учениям, которые возникают и развиваются в условиях относительного благополучия. Бедствия и тяготы вызвали усиление веры в сверхъестественное, ибо лишь такая вера, которая не дает впасть в отчаяние, могла бы укрепить дух народа в надежде на лучшие дни. Такую веру и надежду дала евреям каббала.
Без сомнения, неправы те ученые, которые пытаются доказать, что каббала представляет собой новое учение, в основном появившееся лишь после смерти Маймонида. Книга Ханоха, которую р. Моше де Леон использовал в своей "Книге мистерий” и упоминаемая в Зохаре, а равно и множество талмудических легенд, древних и более поздних, заложили фундамент каббалы еще до появления "Сефер иецира”, ”Отийот де-рабби Акива” и др. Но столь же несомненно, что важным, повлиявшим на жизнь всей нации учением каббала сделалась лишь в годы последовавшего за Маймонидом поколения, когда вспыхнула полемика о ”Наставнике колеблющихся” и ”Книге науки”.
Это течение также представляло опасность для традиционного иудаизма. В конце концов сама каббала, восставшая против философии, была ничем иным, как философией. Противоборствующие течения часто неумышленно и невольно питают друг друга. Подобно радикальной еврейско-испанской философии, каббала не довольствовалась буквальным пониманием Библии, которое многим мешает понять, что под внешней оболочкой библейских повествований скрыты глубокие мысли и истины. Еще решительнее, чем философия, отказывалась каббала признавать талмудическую схоластику. Значение Талмуда и его комментариев — всего комплекса "явной” Торы — умалялось каббалистами. Больше того, даже такие основные взгляды и верования, как идея единства Бога, претерпели огромное изменение. ”Живой Бог” иудаизма с точки зрения каббалы, как и с точки зрения философии, потерял всю свою жизненность, т. е. свое непосредственное влияние на реальный мир. Его заменили излучаемые Им десять сфирот. Сколь дерзко каббала покушалась на основные устои традиционного иудаизма, видно из того, что один из наиболее известных каббалистов, р. Аврахам Абулафия (прибл. 1240—1290), объявивший себя в конце своей жизни Мессией, так выразился о теоретиках сфирот: ”Они хотели сделать Бога единым и удесятерили его... некоторые каббалисты верят и утверждают, что Божество — это десять сфирот и что десять представляют одно, и так они Его чрезвычайно умножили”.
Все это только прикрывалось старым покровом, а на деле было совершенно новым. Традиционный иудаизм заколебался и был расшатан до основания. Единство Бога, вера в библейские повествования, значение Талмуда и его комментариев — все это было подвергнуто сомнению, все потеряло свой авторитет... Можно было полагать, что такой потерявший исторические корни иудаизм потерпит неизбежную катастрофу. Но вместе с тем этот каббалистический мистический иудаизм был так насущно необходим, был настолько неизбежен в эпоху преследований и бедствий, что несчастный народ ухватился за него и продолжает за него держаться до наших дней...
Это новое учение, вскоре вылившееся в огромное народное движение, нуждалось в опоре. Иудаизм, который в диаспоре не имел другой почвы, кроме веры, впитавшей в себя национальную надежду и наложившей свой отпечаток на весь уклад национальной жизни, не мог устоять после того, как расшатались его основные устои. Это учение, которое хотело вложить новое содержание в иудаизм, стало искать для себя историческую базу, а ее оно могло найти, как и все предыдущие радикальные движения, только в Стране Израиля.
Вот почему мы становимся свидетелями того, как вслед за появлением каббалы в ее новой форме приходит колоссальное мессианское движение, начавшееся вместе с самой систематизированной каббалой (упомянутый р. А.Абулафия) и не прекращавшееся, пока с появлением "Хаскалы" каббала не перестала быть движущей силой в еврейской жизни. Моше Хаим Луццатто (1707—1747), стоящий на пороге новой еврейской литературы ”Хаскалы”, был завершителем систематизированной каббалы. Он еще, по-видимому, вполне искренне, считал себя Мессией. Последний лжемессия, Яаков Франк, вообще не достоин этого названия. Этот каббалист и приверженец Зохара отрицал достоинства и Талмуда, и Страны Израиля и вообще отступился от иудаизма.
Задача автора настоящей статьи не изложение истории лжемессий. Его главная цель — показать связь между великими еврейскими движениями, которые стремились изменить положения традиционного иудаизма, и Страной Израиля. Но нельзя не отметить здесь одно знаменательное явление: с начала распространения каббалы и до возникновения хасидизма число лжемессий было так велико, как никогда. Вышеупомянутый рабби Аврахам Абулафия, объявивший себя Мессией в 1284 г.; Ниссим бен Аврахам, пророк из Авилы (1285) ; Моше Бутариль (1393); Ашер Леммлейн (1502); Давид Реувени и Шломо Молхо (1522—1532); Ицхак Лурия (1534—1572) и его ученик Хаим Витал (1543— 1625) — каждый из них считал себя Мессией, "сыном Иосефа". А потом Саббатай Цви (1626—1676); Мигуэль Кардозо (1630—1706); Мордехай Мохиах из
Айзенштадта (1678-1682), Яаков Киридо (родственник Саббатая Цви, прибл. 1680—1695), сын Киридо Берехья (прибл. 1695-1740) и последний наивный Мессия Моше Хаим Луццатто (1707—1747). Вот длинная вереница "мессий”, все они проникнуты духом каббалы и только под ее влиянием дошли до необычной мысли — возомнить себя Мессией. Справедливо отметил Грец, описывая эпоху Аврахама Абулафии: Мистическое учение было с того времени фундаментом, на котором основывалось тяготение к лжемессиям”.
Следует обратить внимание на тот факт, что все лжемессии, которые находились под влиянием каббалы, характеризовались тем же отклонением от пути традиционного иудаизма, который мы заметили у "мессий” еще до появления караимизма — Серене и Абу-Исы. Многие из лжемессий, которых мы перечислили выше, либо совершенно отменяли практические мицвот, либо ставили воздержание и посты выше выполнения предписаний Закона. Своего апогея достигла отмена заповедей в дни Саббатая Цви и его последователей. Эта отмена, обоснование которой они нашли в известном талмудическом утверждении ”в будущем заповеди будут отменены” (настоящий смысл которого — после смерти, а не по пришествии Мессии), не была случайной. Она исходит от мессианства точно так же, как пламя — от горящего угля. Соблюдение заповедей, предохраняющее народ от ассимиляции, необходимо в особенности в диаспоре, где евреи находятся среди других народов и иудаизм лишен другого прочного основания. По пришествии же Мессии, когда евреи возвратятся в свою страну и у них опять будет твердая почва под ногами, не будет надобности в исполнении повседневных мицвот для сохранения еврейского народа. Вот почему почти все ”мессии” относились к Талмуду и его законам с затаенной ненавистью. ”Мессии” в большинстве своем были каббалистами-мистиками, и между ними и талмудистами часто шла открытая или тайная борьба. Таким образом, каждое проявление мессианства являлось настоящим переворогом в традиционном иудаизме и в этом смысле было деисторизующим движением. И как всякое еврейское деисторизуюгцее движение, оно искало и находило новую опору — Страну Израиля.
