Об этом А. П. Керн в своих воспоминаниях рассказывает:
«Мы сидели за обедом и смеялись... вдруг вошел Пушкин с большой, толстой палкой в руках... Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила. Он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость была видна в его движениях. Я тоже не нашлась ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг сблизиться: он был очень неровен в обращении,— то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен,— и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту»2.
Прошло три или четыре недели. Влюбленный поэт явно не нашел верного тона, и, несмотря на ответную заинтересованность Анны Петровны, решающего объяснения между ними не было.
Между тем, тетушка Анны Петровны — П. А. Осипова, с тревогой следившая за развитием романа, поспешила увезти «от греха» племянницу в Ригу. О расставании с Пушкиным Анна Петровна вспоминала: «Он (Пушкин) пришел утром и на прощанье принес мне экземпляр 2-й главы «Онегина», в неразрезанных листах, -между которыми я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами:
«Я помню чудное мгновенье...»
Когда я собралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове,— не знаю. Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих «Северных цветах». Мих. Ив. Глинка сделал на них прекрасную музыку и оставил их у себя» 3.
Увлечение Пушкина нашло свое отражение в переписке поэта с Анной Петровной. Переписка началась письмом поэта в Ригу от 25 июля того же 1825 года. Оно начинается словами: «Я имел слабость просить позволения писать к вам, а вы — легкомыслие или кокетство—дать мне это позволение»4.
Анна Петровна незамедлила ответом, который вызвал новое письмо Пушкина. Всего поэт написал шесть или семь писем. Судьба одного из них Б. Л. Модзалевским, посвятившим отношениям Пушкина с Керн отдельную работу, не совсем ясно определена. Помимо этих шести или семи писем было еще одно «коллективное» письмо, в котором находилась восхитительная приписка Пушкина в адрес Керн, подписанная «Яблочный пирог». На этом, собственно, вся переписка поэта с пленившей его Керн закончилась, если не считать позднейших трех или четырех полуделовых записок, не имеющих существенного значения. Переписка оборвалась 8 декабря 1825 года, и главнейшей причиной надо считать последовавшее вскоре восстание декабристов, причинившее немалые волнения поэту.
После Пушкин неоднократно встречался с Керн, между ними возникли и более близкие отношения, но подлинная весна любви уже окончилась. Немногим позже их пути разошлись совершенно.
Анна Петровна Керн долго хранила письма поэта. В 1859 году она решилась опубликовать их вместе со своими воспоминаниями в журнале «Библиотека для чтения»5.
А. П. Керн была в дружественных отношениях с поэтами А. А. Дельвигом, Д. В. Веневитиновым, с братом Пушкина Львом и многими другими знакомыми и друзьями Александра Сергеевича. Из «Воспоминаний» ясно, что еще до встречи в Тригорском Пушкин и Керн уже хорошо знали друг друга по переписке Керн с А. Н. Вульф, которой пользовались Керн и Пушкин для выражения своих взаимных симпатий, а также по переписке Пушкина с А. Г. Родзянкой,— и здесь на первом плане опять-таки стояла Керн.
Этим, конечно, и объясняется то, что уже первые личные письма к Анне Петровне, написанные поэтом после свидания в Тригорском, полны очаровательной фривольности, остроумных шуток и блестящих сравнений.
Если мы обязаны Анне Петровне Керн как женщине, вдохновившей Пушкина на одно из самых замечательных своих лирических стихотворений «Я помню чудное мгновенье», то ей же мы обязаны и сохранением писем к ней великого поэта, являющихся едва ли не самыми блестящими образцами его эпистолярного наследия.
Б. Л. Модзалевский в своей работе «Анна Петровна Керн» приводит такой отзыв о посвященном ей стихотворении Пушкина:
«Я помню чудное мгновенье» — одно из гениальнейших стихотворений Пушкина, изумительно прекрасное по музыкальности стиха, по изяществу формы, по глубине содержания, возвышенности и искренности чувства... «Я помню чудное мгновенье» может выдержать любое сравнение. Это такой дивный гимн в честь возрождающего и облагораживающего влияния одухотворенной красоты, которым могла бы гордиться любая литература.
Своим «Посланием к А. П. Керн» Пушкин обессмертил ее так же, как Петрарка обессмертил Лауру, а Данте — Беатриче»6.
О письмах Пушкина к А. П. Керн Б. Л. Модзалевский цитирует высказывание В. Я. Стоюнина: «Прочитав его письма, каждый скажет, что их пишет не только влюбленный до безумия человек, но и человек необыкновенный. Тут раскрывается вся душа его, как и у всякого в порыве страсти. Все вообще его приятельские письма отличаются необыкновенным остроумием, неожиданными оборотами речи, шутливым тоном, даже и тогда, когда кажется совсем бы не до шуток; но в письмах к любимой женщине все это еще усиливается, а между тем здесь слышатся и бешеная любовь, и нежность, и опасения, и подозрения, и ревность,— и ничего нет натянутого, фальшивого, придуманного» .
Не будем анализировать, почему любовь Пушкина к Керн оказалась всего лишь «чудным мгновеньем», о чем он пророчески провозгласил в посвященных ей стихах. Была ли повинна в этом сама Анна Петровна, виноват ли поэт или какие-то внешние обстоятельства—всему этому, повторяю, отведено не мало строк в специальных исследованиях.
Темой настоящего рассказа служит судьба писем Пушкина к Керн, которые она опубликовала в своих воспоминаниях. Проследим за ними поподробнее.
Опубликовав находящиеся у нее шесть писем поэта и одно коллективное, с припиской к ней Пушкина (подпись «Яблочный пирог»), Анна Петровна в 1870 году, уже в возрасте семидесяти лет, продала их редактору журнала «Русская старина» М. И. Семевскому.
В продаже не было коммерческой заинтересованности. Анна Петровна получила от М. И. Семевского всего по пяти рублей за каждое письмо. Надо думать, что чувствуя в эти годы приближение неизбежного конца, Керн больше думала о лучшем устройстве дорогих ее сердцу реликвий, тем более, что просвещенный редактор-издатель «Русской старины» пообещал (и выполнил свое обещание) еще раз опубликовать их8.
В преклонные годы Керн необычайно дорожила прошлым и не прочь была занять внимание собеседников рассказами о Пушкине. Письма его она носила постоянно в сумочке, часто их показывала, почему все эти, дошедшие до нас драгоценные документы, имеют несколько «усталый», по сравнению с другими рукописями Пушкина, вид.
Редактор «Русской старины» бережно хранил эти письма в своей коллекции до самой своей смерти в 1892 году. Дальнейшая судьба писем Пушкина к Керн казалась неизвестной, кроме одного, самого первого письма от 25 июля 1825 года, начинающегося словами, уже процитированными выше. Это письмо от Семевского попало в коллекцию В. И. Яковлева и в 1917 году поступило в Пушкинский дом.
Так, по крайней мере, утверждал Б. Л. Модзалевский, выпустивший в 1926 году первый том писем Пушкина. В этот том вошли все опубликованные Керн и Семевским шесть писем Пушкина.
В примечаниях ко всем письмам, кроме первого, находящегося в Пушкинском доме, Б. Л. Модзалевский дал одинаковое указание:
«Подлинник был у М. И. Семевского — нам остался недоступен»9.
Этим он, кстати, исправлял свою же ошибку, допущенную им в брокгаузовском издании сочинений Пушкина, где указывал, что еще одно из писем находится якобы в Публичной библиотеке. Это было не точно.
Через два года, в 1928 году, под редакцией Б. Л. Модзалевского вышел второй том писем Пушкина. В этом томе Модзалевский дал дополнительные примечания к предыдущему первому тому, в которых указал на изменение в судьбе всех писем Пушкина к Керн, кроме одного. Новое примечание к ним гласило: «Подлинник ныне в Пушкинском доме» .
