«Я забылся посреди предложения, и одно за другим…» © Перевод Нора Киямова Я забылся посреди предложения, и одно за другим слова обморочно выпадают из моего языка, стих, заново крещенный в гашеной извести, обнажает самые большие бездомные слова и обороты: они сшибаются, подобно тяжелым товарным вагонам, невероятное и поразительное беспамятство ощупью отыскивает то место, где душа накрепко припаяна к плоти ! кто посмеет писать, когда земной шар взял и остановился, чтобы те, кто приходят в мир, и те, кто уходят, могли разминуться, не испытывая головокружения? «Давным-давно уже мечта о несбыточном…» © Перевод Нора Киямова Давным-давно уже мечта о несбыточном капитулировала перед надеждой хотя бы на лучшее, которая теперь должна уступить мольбе, чтобы нас миновало худшее. Мы едва ли не благодарны, когда мелкие беды ставят нас на место в бытии необозримом и знойном, как равнины Испании. Спускается тьма, сухие пальмы шуршат за шторами, и моя белая плоть отсвечивает, как глетчер, в зеркальной столешнице номера 19, когда я наклоняюсь зажечь свечу для незримой души. «Молодой врач направляет луч света…» © Перевод Нора Киямова Молодой врач направляет луч света мне в ухо, где потрескивает пленка немого фильма. Последнего, кто снимался в нем и кто поручил мне написать титры, я вчера проводил на кладбище, и сирени, лебеди — все, что есть белого в этом мире, отодвинули остальное в тень. Я долго сидел, прислушиваясь, как, шипя, растворялись в воде два кодимагнила. «Это наследственное», — говорит врач, выключая фонарик. «Кому не случается…» © Перевод Нора Киямова Кому не случается на подходе к пятидесяти, проснувшись в ночном поезде, который неизвестно почему встал, обратиться мыслями к человеку, что мимолетно встретился на пути и исчез. Сидишь ли ты где-то под соломенной шляпой и читаешь в сени яблони? Или, пьяная, валяешься на смятой кровати, а за перегородкой возится крыса? Тут поезд трогается и обрывает стихотворение, прежде чем поэт поддастся соблазну приправить его сентиментальностью и цинизмом. Зубной. Могила. Кольцо © Перевод Анастасия Строкина Пришел я осенью, а уходил от зубного уже зимой. Остановившись перед витриной магазина, во весь рот улыбаюсь собственному отражению: новые золотые зубы сверкают из розового мрака челюстей, придавая мне сходство со старым киношным нацистом. В некрологах писали, что все ведь к тому и шло, но я не хочу соглашаться, будто в твоей смерти есть хоть какой-то смысл: он есть у одной только жизни. Купив розу, отправляюсь на поиски твоей могилы. «Мне тебя не хватает», — сказал, и показалось, будто ты улыбаешься, но, конечно, это все лишь мои фантазии. Вот я — стою тут с первой сединой и мечтами об обручальном кольце. А вон ты, где-то между всем, что слишком земля, и всем, что слишком небо. В моем беспокойном мозгу. Микаэль Струнге Стихи разных лет © Перевод Анастасия Строкина Апатия ОНА И ВПРЯМЬ НЕ ЗНАЕТ ДОКУРИТЬ ЛИ ЕЙ СИГАРЕТУ СОКРАТИВ СЕБЕ ЖИЗНЬ НА 10 МИНУТ ИЛИ БРОСИТЬ ЕЕ В ОКНО КРЕПКО ВЦЕПИВШИСЬ В КОНЧИК СОКРАТИТЬ СЕБЕ ЖИЗНЬ НА 50 ЛЕТ. ОНА И ВПРЯМЬ НЕ МОЖЕТ РЕШИТЬСЯ И ТУШИТ СИГАРЕТУ ОБ РУКУ. ПУСТЬ МИР УВИДИТ: НЕ ОН ОДИН МУЧИТ ЕЕ И ЕЕ ТЕЛО. Пластмассовое солнце По улицам — толпы слепых детей. Ледяные ветра — в пустой черепушке города. С неба — вещевой ливень: приемники, пузырьки, газеты, мыло, битое стекло. А за городом — опара леса, раздается на ядах и препаратах. Парень идет по тросу, протянутому от башни к башне. Над скопищем глухих домов огромная стая чаек рвется к золотому свету моря. Пластмассовое солнце тлеет зубастым оком, заливает йодом глаза прохожих. В глубокой коме спит асфальт, укрытый синим тряпьём снега с набивным рисунком телеэкранов. Вся музыка сумерек — предсмертный хрип машин. Холодный нейлон ветра живую кутает кожу в тонкую болевую пленку. Край света Мир кончается прямо у вас под ногами. Он весь как на ладони. Взгляните ввысь — там все ваши возможности: прозрачно-призрачные линии меж точками на черном огромном экране. Или — белые пятна Роршаха на большом голубом ватмане. |
