Экстремальность природных условий пустыни всегда привлекала людей. В пустыню отправлялись на автомобилях, на верблюдах, пешком, на мотоциклах, на буерах. И вот новая экспедиция. На этот раз на велосипедах.

За плечами этой группы из Челябинска уже немало переходов и испытаний: плавание по Каспийскому и другим морям, эксперименты в зимней тайге, велопереход через Каракумы. С этим опытом они и отправились через пески трех пустынь. Возглавлял группу Андрей Ильичев, работник Челябинского государственного института культуры. Велопробег через Кызылкумы был организован Дорожным советом ДСО «Локомотив».

Каждое свидетельство человека, померявшегося силами с пустыней, ценно для специалистов. И, думается, привлекательно для читателей, в которых живет неутомимый дух познания, стремление проверить себя.

В. Волович, доктор медицинских наук

В свое время я написал книгу о знаменитом альпинисте М. Т. Погребецком «Первый на Хан-Тенгри». Недавно узнал, что один из ее героев, пограничник Иван Головин, не пропал без вести в войну, не погиб, как я думал раньше, а живет под Харьковом. Столько лет прошло с тех пор, не осталось и надежды узнать что-либо об этом человеке...

И вот, прочитав книгу, он отозвался, и я, не откладывая, бросился к нему в поселок Покотиловку. Иван Семенович встретил меня на пороге дома. За чашкой чая он рассказал мне, что война застала его на границе, потом он защищал Киев, сражался под Москвой. Командовал батальоном, полком, дивизией, был четыре раза ранен, теперь полковник в отставке.

Конечно, разговор пошел и о моем учителе Михаиле Тимофеевиче Погребецком, замечательном исследователе, который первым проник в заоблачные выси Тянь-Шаня, поднялся на Хан-Тенгри. Головин поведал неизвестный мне эпизод из первой экспедиции М. Т. Погребецкого, случившийся в 1929 году, когда в горах Тянь-Шаня еще действовали басмачи, поддерживаемые иностранной разведкой.

Рассказ И. С. Головина лег в основу публикуемого очерка.

Был полдень последнего февральского дня с ярким солнечным светом, с проталинами и веселой капелью. Свободные от службы пограничники сидели у дувала, когда мимо них проскакал посыльный из Джаркента. Он сообщил начальнику заставы, что на его участке появились два вражеских лазутчика. Один — худощавый, с продолговатым лицом, низким скошенным лбом; одет в лисью шапку и серый ватник с меховой подкладкой. Другой, лет тридцати, с отвислой губой, одет в драповое пальто. Выдавали себя в одном месте за ветеринаров, в другом — за сборщиков лекарственных трав.

Иван Головин во главе конного дозора направился в горы к ущелью реки Баянкол. Три дня пограничники находились в горах. Головин все чаще ловил себя на мысли: не опоздал ли он с перехватом лазутчиков? Однако сомнениями ни с кем не делился, по-прежнему оставаясь до предела собранным, осторожным. На четвертый день при спуске с перевала Ашутер дозор обнаружил остатки потухших костров. «Пастухи? Киргизы-кочевники? Или лазутчики?» — размышлял Головин. Спуск с перевала становился пологим, осыпь пошла мельче, но пограничники ехали не спеша, всматриваясь в каждый кустик, в каждую щель скалы. Длинная осыпь вскоре вывела отряд к небольшой речке, с берега которой проглядывалось узкое ущелье. И тут тишину нарушили треск и хлюпанье воды. Ломая камыш и кустарник, навстречу вырвалось кабанье стадо.

Было чему удивиться. Обычно дикие животные избегают людей, а тут они мчались прямо на пограничников. Похоже, кто-то вспугнул стадо. Подняв к глазам бинокль, Головин увидел двух вооруженных всадников, переправлявшихся через поток. Пограничники бросились наперерез. Вцепившись в гриву, поскакал в сторону всадник в лисьей шапке, вслед за ним устремился человек в длиннополом пальто.

Все ближе подступали скалы, подъем становился все круче. Как только всадники показывались между скал, пограничники открывали прицельный огонь. Вот один конь взвился на дыбы, и ездок, прижимая винтовку к груди, вылетел из седла.

Бросив лошадей и отстреливаясь на ходу, лазутчики забирались все выше в горы. Головин, чувствуя, что они вот-вот уйдут, стиснув зубы, карабкался вверх. Вдруг один из преследуемых поднялся из укрытия, показывая, что сдается, и тут же что-то круглое, похожее на гранату, мелькнуло в его руке. Буквально мгновения хватило Головину, чтобы опередить врага и послать в него пулю. Второй же, отстреливаясь, случайно оступился и исчез в глубоком провале. Его так и не нашли.

Под подкладкой ватника убитого лазутчика пограничники обнаружили лоскуток прозрачного батиста с буквами и цифрами, а в карманах — обрывки газет. На одном из них Головин разобрал набранное жирным шрифтом слово КВЖД. На другом — в заглавной строке значилось «Хан», а под ним — «Погреб». Газета была оборвана.

«КВЖД... Китайско-Восточная железная дорога,— размышлял Головин.— Но при чем здесь «Погреб» или какое-то «Хан»? А что, если под «Ханом» имеется в виду Хан-Тенгри? Но что означает «Погреб»? Подземелье, секретное хранилище? Кличка иностранного резидента?»

Когда Головин вернулся на заставу, его ждал начальник погранотряда и прибывший с ним представитель ОГПУ из Москвы.

— Могу сообщить, товарищ Головин,— выслушав доклад, начал седой чекист с ромбом на петлицах,— что перехваченные вами эмиссары весьма важные персоны. И пришли они к нам, как вы понимаете, не на прогулку.

Взяв батистовый лоскуток, комбриг продолжал:

— Это, вероятно, разведданные, которые агенты собирали для своего резидента за кордоном. А что представляют собой обрывки газет — разберемся...

Летом 1929 года на заставу снова приехал начальник погранотряда. Разговор зашел о февральском случае. Головин узнал, что второй «гость» из-за кордона, хотя и сорвался в скальный провал, не разбился, а скатился на песчаную отмель горной речки. Его подобрали басмачи, выходили. При попытке уйти за кордон на одном из горных перевалов его задержали пограничники. Эмиссар дал показания и сообщил, что означали обрывки газет с загадочным «Ханом» и «Погребом»...

— Читай, читай,— не вдаваясь в подробности, предложил Головину начальник погранотряда, протягивая телеграфный бланк с сообщением из Москвы.

«В Тянь-Шань, в район Хан-Тенгри,— пробежал глазами Головин,— выехала научная экспедиция из Харькова под руководством действительного члена Географического общества СССР М. Т. Погребецкого. Окажите помощь и обеспечьте охрану экспедиции».

Московский поезд, которым следовали ученые из Харькова, на рассвете двенадцатого июля прибыл в Пишпек (ныне Фрунзе), тогда столицу Киргизской автономной области. Из Пишпека экспедиция через три дня проследовала в Боамское ущелье и дальше — на Иссык-Куль.

Когда в Караколе (ныне Пржевальск) Михаил Тимофеевич Погребецкий сошел с парохода на берег, от толпы встречающих отделилась девушка с туго заплетенными косичками.

— Я — Фатима Таирова, ваша переводчица.

Еще в Харькове перед выездом Погребецкому передали письмо Фатимы: «Я прочитала в московских газетах об экспедиции на Тянь-Шань и решила предложить свои услуги... Я жительница гор и хорошо знаю обычаи своего народа. Правда, мы никогда не кочевали возле Хан-Тенгри, но это обстоятельство не помешает мне быть полезным человеком...»

Девушка быстро освоилась и пришлась по душе участникам экспедиции 1.

(Уже в наши дни Фатима Таирова писала мне, что до сих пор помнит «аксакала Погребецкого» и его друзей. Фатима стала первой в Киргизии женщиной-геологом. (Прим. авт.) )

В Караколе Михаил Тимофеевич уточнил маршрут экспедиции — целью ее было изучение и картографирование горных районов Тянь-Шаня, который оставался до тех пор «белым пятном». Пытался разыскать людей, бывавших в верховьях реки Иныльчек. Таких в городе не оказалось, зато Погребецкий узнал, что на подступах к Хан-Тенгри хозяйничает Джантай.