Выводы комиссии не принесли сюрпризов. Она констатировала, что экспедиция была «тщательно обеспечена всем необходимым» для успешного похода. Однако Берк допустил ошибку, разделив ее и оставив колонну с основным запасом провизии в Менинди. Большим просчетом было назначение Райта главой тылового отряда: «Поведение г-на Райта следует расценивать как в высшей степени предосудительное. Он не смог дать удовлетворительного объяснения своей задержке (в Менинди), поставившей рейдовую группу в тяжелое положение».

Немало упреков досталось и экспедиционному комитету, практически потерявшему контроль за ходом событий. Целая страница отводилась разбору поведения Браге. С одной стороны, члены комиссии утверждали, что он не должен был покидать пост на Купере-Крике до прибытия колонны или возвращения руководителя. С другой, «груз возложенной на него ответственности оказался непосильным. Получив наказ оставаться в лагере не более трех месяцев, он провел в нем четыре месяца и пять дней и покинул стоянку ради спасения смертельно больного спутника. Мы прекрасно понимаем, сколь мучительна для него мысль о том, что, прояви он выдержку и стойкость еще 24 часа, он сделался бы спасителем экспедиции и заслужил бы всеобщее восхищение».

Останки Берка и Уиллса перевезли в Мельбурн, где они покоятся под гранитным монументом. В отделе рукописей библиотеки Виктории мне дали прочесть дневники Уиллса и последнюю написанную нетвердой рукой записку Берка. Трудно передать волнение, которое я ощутил, взяв в руки эти реликвии. Только повидав собственными глазами «Зловещее пятно», по-настоящему понимаешь, что довелось испытать его первопроходцам.

Общие расходы, как скрупулезно подсчитала комиссия, составили 60 000 фунтов стерлингов — огромную по тем временам сумму. Однако, если оценивать итоги Великой Австралийской гонки в перспективе, то видишь, что затраты окупились сторицей.

В 70-х годах прошлого века от Порт-Огасты на южном побережье материка до Дарвина на его северной оконечности протянули телеграфную линию. Фактически она прошла по маршруту Стюарта; все работы были завершены за два года — потрясающее достижение, учитывая технический уровень того времени. Впервые за свою историю Австралия получила оперативную связь с внешним миром.

Наибольший выигрыш от экспедиций получили горнодобытчики. Следуя по маршруту Стерта и Берка, они обнаружили, что Писов холм севернее Менинди на самом деле является богатейшим в мире месторождением серебра, свинца и цинка. Дальше к северу в районе Клонкарри открыли огромные залежи меди, а у поселка с лирическим названием Мэри-Катлин — залежи урана.

Двинувшиеся вслед за Берком и Уиллсом геологи вскоре установили, что представления Стерта о внутреннем море не были чистой фантазией. Выяснилось, что дожди, обрушивающиеся на восточное побережье Австралии, просачиваются под почву и стекают к центру, где вода скапливается в огромном подземном резервуаре. Он так и был назван — Большой артезианский бассейн. Где бы ни бурили скважину в пределах этого необъятного ареала, оттуда — иногда с километровой глубины — начинала бить вода, теплая, чуть солоноватая, но вполне пригодная для питья. Это открытие послужило поворотным пунктом в хозяйственном развитии центральных районов. «Зловещее пятно» перестало существовать.

В один из дней в Мельбурне я шел под дождем — таким желанным после стольких дней в пустыне — на встречу с Алеком Браге, внуком того самого человека, который покинул Куперс-Крик за девять с половиной часов до возвращения Берка, Уиллса и Кинга. Дверь открыл подтянутый 75-летний джентльмен.

Алек Браге оказался приятнейшим собеседником; от него я узнал множество подробностей о дальнейшей судьбе оставшихся в живых членов экспедиции. Кингу не довелось долго пользоваться положенной ему пенсией: он скончался в возрасте 33 лет. Ленделлс и сипаи уехали в Индию.

Отцы колонии выделили племени аборигенов 200 квадратных миль земель вдоль Куперс-Крика в благодарность за помощь и спасение Кинга. Конечно, земли эти и без того принадлежали коренным жителям, однако в исторической перспективе это могло оказаться существенным для аборигенов. К сожалению, контакт с белой цивилизацией стал для них губительным: к началу века в живых осталось лишь пять членов племени. Земли были проданы с аукциона.

По мнению Алека Браге, экспедиция с самого начала была обречена. Берк не имел походного опыта, не знал особенностей австралийской пустыни. Подбор людей был случаен, и это привело к бесконечным конфликтам. Но, главное, атмосфера ажиотажа вокруг Великой Австралийской гонки заставила Берка принимать поспешные решения, исходя не из сложившейся ситуации, а под давлением обязательств, наложенных на него Мельбурном.

— Большинство австралийцев видят в Берке и Уиллсе символы мужества и упорства,— сказал Браге.— Но мало кто знает, что им пришлось искупать мужеством и страданиями чужие просчеты.

Я спросил, как относились к этой истории в семье Браге.

— Тема экспедиции была запретной у нас в доме,— ответил Алек.— Никто никогда не упоминал о ней...

Перевела с английского Н. Равен

Джозеф Джадж, американский писатель

Вчитайтесь в краткие слова, предваряющие новую книгу чилийского писателя Эктора Пиночета «Ипподром Аликанте» и другие фантастические рассказы»: «Я посвящаю эту книгу движению солидарности. Солидарности с моим народом. И еще посвящаю ее друзьям». Слова эти принадлежат перу человека, поклявшегося до последнего вздоха бороться с чилийским фашизмом, и фашизм сумел уже по-своему оценить смертельного своего врага. Имя Эктора Пиночета давно уже внесено в списки имен патриотов, особенно неугодных режиму. Почти с самого момента переворота он вынужден был покинуть родину. В 1973 году, в Париже, публикуется его поэма-воззвание «Остановим смерть!» — и ее, как боевую листовку, читают чилийцы. Болонья, 1980 год — здесь вышел сборник его «Поэм из изгнания», пронизанных болью и ненавистью к предателям родины. В эти же годы Эктор Пиночет начинает писать свою «фантастику». Я намеренно беру это слово в кавычках хотя бы потому, что те, в чей адрес направлены эти рассказы, воспринимают их как самые что ни на есть реалистические произведения. Материальные, как оружие, грозящее свержением диктатуре.

От переводчика

Они дошли наконец и, взмыленные, полумертвые от усталости, кое-как примостились в каком-то помещении на куче замшелых балок. Тут же послышался сухой царапающий шорох: потревоженные крысы и ящерицы спешно зарывались в большую кучу мусора. Путники сидели молча, поглядывая друг на друга из-под свинцовых от бессонницы век.

Который потолще оказался и поразговорчивее:

— Это... здесь, лейтенант?..— выдохнул он застрявшие в горле слова.

Второй с усилием кивнул: «Да, сеньор, здесь...» Этот содержательный диалог обошелся толстяку в остаток сил; он завалился на спину, жадно ловя ртом затхлый воздух. Взгляд его мутно плавал по неоштукатуренному потолку, по стенам со следами обоев, пока наконец не зацепился за край едва заметного в темноте оконца.

— А вы... уверены в этом?..

— Так точно... катакомбы внизу...— На последнем слове лейтенант сделал особое ударение.

Они вновь замолчали.

— Время уходит...— мертво обронил лейтенант.

— Ну так пошли! — толстяк деланно приободрился, изображая готовность немедленно покинуть свое импровизированное ложе.

Поднимаясь, зачем-то тщательно стряхивали налипший на мундиры мусор.

— Несмотря на то, что мы отыграли у них приличную фору, дела обстоят не совсем так, как хотелось бы...— обронил толстяк.

— Вы правы, сеньор. Ведь, как говорится, на бога надейся, а сам...— тут лейтенант запнулся, вдруг обнаружив не принятую в их отношениях фамильярность, и перешел на привычно официальный тон.— Я хотел сказать, что, хотя им и нелегко будет обнаружить нас здесь, все же единственное место, где мы можем чувствовать себя в безопасности, так это — подземелье.— Лейтенант уже не рекомендовал — он настаивал.