Пятидесятилетний Фосферос со светлым лицом, словно его освещало яркое солнце, вышел на холм, справа от которого уже готовили к бою баллисты. Все обитатели лагеря, что могли держать оружие, припали к заградительным кольям, но никто из них не собирался воевать — каждый был готов только к бегству.

Начальник баллист тревожно вглядывался в черную тучу, не решаясь отдать приказ к бою. Когда же объятая облаками пыли орда приблизилась на расстояние выстрела, все увидели, что Ксерон надежно обезопасил свой легион от обстрела. Перед даймонами шагали люди, обвесившие себя аделианской символикой, очень распространенной в Геспероне до его падения. Многие были вооружены самодельными пиками, топорами, дубинами и рогатинами. Лица их были перекошены злобой.

— Убирайтесь откуда пришли! Вон! Нас не нужно освобождать! Нам хорошо без вас! Вы нам не нужны!

Живой щит из сотен горожан, на глазах которых враги готовились к резне армейского лагеря, облепляли эриты. В глазах амархтонцев светилась безумная ненависть, через их крики будто сам Ксерон передавал свое презрение к аделианам Армии Свободы.

И вдруг вся одурманенная толпа остановилась и замерла. С холма спускался Фосферос и шел им навстречу — в одиночку против чудовищной орды. Начальник баллист и все кто были с ним, подумали, что глава ордена либо слишком храбр, либо сошел с ума.

Фосферос остановился, не доходя до толпы горожан около ста шагов. Толпа настороженно молчала, лишь немногие перешептывались между собой. Властители тьмы замерли тоже, выжидая, чем закончится эта встреча. Сотни пар глаз даймонов и людей приковались к одинокому отшельнику в песчаного цвета одеждах.

И тут произошло нечто удивительное. Фосферос улыбнулся и гостеприимно развел руки, как хозяин, приглашающий измученных странников войти в дом. Наблюдавшие за ним из лагеря тут же почувствовали, что никогда не смогут этого жеста забыть: в нем было столько неподдельного понимания и любви, что никакая сила в мире не могла сравниться с силой его обаятельного выражения. Сердца многих горожан, ожесточенные бесконечными страданиями, привыкшие ненавидеть весь мир, будто оттаяли. Другие же, напротив, разразились руганью и проклятиями. Началось разделение. «Лицемер! Смутьян! Обманщик!» — кричали одни. «Он за нас! Он не сделал ничего плохого!» — заступались другие. Кто-то заметил снующего под ногами эрита и дал ему пинка.

Ксерон не стал дожидаться, чья сторона победит в споре: на это у него не было времени. Первые шеренги даймонов рванулись вперед, расчищая дубинками дорогу легиону. Над полем раздались крики боли. Охваченные страхом горожане бросились врассыпную, а потерявшие к ним интерес даймоны понеслись на одинокого отшельника.

Фосферос спокойно направился назад к холму, не озираясь на ревущую лавину врагов за спиной. Всего в тридцати шагах были от него даймоны, когда облаченные в такие же одежды посвященных появились на холме. Просвистел единодушный залп из луков, и каждая из стрел нашла свою цель. Десятки даймонов упали на выжженную землю, не добежав до Фосфероса.

Наконец ударили баллисты, воспользовавшись тем, что горожане разбежались кто куда.

— Поджигай! Бей в центр! Узрите падение врага до того, как копье попадет в цель! — командовал начальник баллист, довольный возможностью проявить себя.

Пять огненных копий с глухим свистом влетели в дикие толпы даймонов, пронзая их и разбрасывая. Остальные баллисты предательски молчали. Люди бросали оружие и разбегались. Баллисты успели сделать еще один залп, после чего две сотни двурогих даймонов добежали до защитников лагеря. Им никто не противостоял — воины спасались бегством. Не желая гоняться за убегающими, даймоны повернулись к холму — последнему оплоту лагеря.

Ползущий легион, который охватывал холм как удав, обвивающий добычу, посвященные накрыли градом стрел, не давая никому подобраться к ним ближе, чем на двадцать шагов. Сраженные даймоны скатывались вниз, сбивая с ног сородичей. Ни одна стрела не летела даром.

Видя такое положение, Ксерон дал приказ даймонам-стрелкам — тьма ядовитых стрел понеслась на маленький корпус отшельников. Через секунду отважные защитники лагеря полегли бы, но вопреки этому почти все стрелы упали в десяти-двадцати шагах от вершины холма. В пылу сражения никто не заметил легкого мановения рук Фосфероса, никто не услышал слов, слетевших с его уст. В посвященных ударили слепящие лучи боевых магов — и все отразились от поднятых ладоней обратно. Тотчас прекратилась всякая волшба — сработал неписаный принцип магов: не бейся с той силой, которую не понимаешь.

— Терсит!

Прозвучавшее из уст легата имя было недвусмысленным приказом. Глава четырехсотенного отряда легионеров Терсит нисколько не смутился, что его, смертного, посылают туда, где не могут справиться даймоны. Привычно сжал в руке копье, прикрылся щитом и повел в легком беге легионеров на холм. Он был закаленным военачальником. Ему доводилось подавлять бунты горожан, бороться с подпольем и даже биться с бестиями подземелий, что каким-то образом вышли из-под контроля Темного Круга. Но то, с чем ему пришлось встретиться сейчас, оказалось неожиданностью.

Из-за щитов отшельников его встретил чей-то проникновенно теплый взгляд. Взгляд совершенно неподдающийся осознанию, и в то же время — пробуждающий давно забытые чувства. Сам того не ожидая, глава легионеров остановился. Тьма Гадесова, что с ним? Почему воскресают в памяти эти светлые картины утраченного прошлого?

«Это уловка врага! Ловушка!» — заговорили в нем наложенные перед боем чары кровожадности. Но Терсит уже знал, что не сможет убивать этих людей.

Он обернулся и увидел, что некоторые из его легионеров стоят на коленях, иные, неслыханное дело, плачут! Силы хаоса, что происходит?! За невыполнение приказа Ксерона его ждет в лучшем случае смерть!

— Даймоны моего брата убили! — закричал кто-то из легионеров.

— Мой отец в Подземных копях гниет! — вторил ему другой.

И вопреки всему часть легионеров набросилась на даймонов — чары кровожадности сработали в обратную сторону. Остальные легионеры ошеломленно застыли на месте, не понимая, что с ними происходит и что вообще творится вокруг.

Ксерон тоже впервые столкнулся с подобным противником, но такой оборот его не смутил. Смертные есть смертные, им свойственно поддаваться слабостям. Бросив на усмирение легионеров полтысячи даймонов, легат скомандовал общую атаку. Кем бы ни были те люди на холме, против такого натиска им не устоять.

И в самом деле, стрелы уже не могли остановить навалу. Посвященные выставили копья, обнажили мечи. Врагов встретили в упокоенном молчании.

Первая волна даймонов полегла на выставленных копьях, вторая — разбилась о сверкающие щиты, третья — отхлынула от сокрушительного взмаха мечей. Но уже ничто не могло остановить бурлящую реку нечисти.

Со стороны амархтонской крепости был виден только холм, объятый кромешной пылью, откуда доносился рев и лязг оружия. Вокруг него сжималось и сжималось кольцо легиона, в бой вступали новые рати — одна за другой, так что никто не верил, что в этом чудовищном месиве может выжить хоть один человек.

Решив, что с горсткой отшельников покончено, Ксерон приказал резервным частям легиона уничтожить лагерь — пора покончить с этими беспомощными и направить легион в тыл армии Сильвиры.

Посвященные не увидели, но почувствовали эту атаку, которая через минуту превратится в резню. И тут посреди схватки вспыхнули огненные кольца. Горящие мечи посвященных совершили то самое явление, о котором мечтали многие рыцари — Огонь святости. Словно взрыв прогремел на вершине холма. Сотни и тысячи даймонов шарахнулись. Подобно взрывной волне посвященные перешли в наступление, побежав вниз, разя на ходу бесчисленных врагов. Почти все воины-отшельники были ранены, на многих висели кровавые обрывки одежд и кольчуг, кто-то шел с рассеченным лицом, но падал лишь тот, на ком не осталось живого места, кто был превращен в сплошную рану. Каждый взмах сверкающих мечей сокращал численность легиона, за каждым посвященным пролегал ряд сраженных врагов.