— Кто он? — настороженно спросил Марк.

— Ответ мы надеялись получить в Храме призвания. Имя моего отца и уважение к покойному Ортосу открыли мне двери в храмовую библиотеку. Из рукописей я узнала о Проклятии, настигающем каждого, кто принимает призвание и путь миротворца…

— Что ты узнала о Проклятии? — взволновался Марк.

— Оно трудно поддается пониманию. Наверное, пророчество Эйренома открыло тебе больше… — проговорила она как-то неловко.

— Но какая связь между Проклятием миротворцев и убийцей Ортоса?

— Прямая. Убийца и Проклятие — звенья одной цепи, — хранительница пытливо поглядела на него. — Я ничего не могу понять, потому что не знаю твоего пророчества.

Смущенно нахмурив брови, Марк задумался. Епископ предупреждал его, чтобы он никому не разглашал пророчества, кроме королевы, но разве хранительнице нельзя доверять? Разве не приходила она на помощь, когда ему грозила гибель, разве не защищала его?

— Я расскажу тебе, слушай, — решился Марк. — Только учти, никому ни слова.

Она кивнула с заметной иронией:

— Только труп умеет хранить тайны лучше хранительницы секретов. Да и то не всегда, если верить рассказам о некромантах, способных допрашивать мертвых.

Стихи пророчества хранительница слушала внимательно и даже взволнованно. По ее проницательным глазам Марк догадался, что повторять дважды не надо: она сходу запомнила все до последнего слова. Но даже ее деловитая сосредоточенность не скрыла сильного волнения, охватившего Никту, словно сбывалась ее давняя мечта.

— Я призван возродить путь миротворцев, — сказал Марк. — Для этого мне и предстоит идти в Амархтон к Башне мрака. Но прежде я должен разгадать тайну Проклятия. И понять, что за зло воплотилось в Белом забвении по моей вине.

Хранительница глубоко вздохнула, взглянула на вспыхнувшие в небе звезды и сказала:

— Кое-что я теперь понимаю. Из летописей я узнала, что Третий миротворец, незадолго до своего безумного похода на Амархтон, столкнулся в жестокой схватке с неким человеком или нечеловеком, обладающим лишь одной половиной лица. Поединка никто не видел. Сражавшихся окутала пелена магического тумана, которую никто из меченосцев Третьего не мог преодолеть. Они ждали его долго, и он вернулся. Измененный. Он всегда слыл жестоким военачальником, но то, что он начал совершать после того дня, привело в ужас всех его сторонников. Жажда власти затмила в нем все человеческие чувства. Если бы гордыня не бросила его на амархтонские стены, его меч вскоре обратился бы против Южного оплота… О кончине Четвертого и Пятого миротворцев ничего не известно, но летопись о Шестом снова упоминает о человеке с половиной лица. Шестой тоже встретился с ним и тоже бился, скрытый от своих друзей пеленой непроходимого тумана… А потом оказалось, что он убил сам себя, бросившись на свой меч.

— О чем это нам говорит?

— Ясно одно: миротворцам, уцелевшим от врагов, предстоит встреча с человеком, у которого скрыта половина лица.

— Кто он? Он служит Амарте? — поспешил с выводом Марк.

— Мы не знаем, кому он служит. Но он гораздо опаснее Амарты. Черная колдунья может только убить, а способности этого человека простираются куда дальше простого убийства.

— Некромант… — прошептал Марк.

— Нет, не думаю, — попыталась упредить его опасения хранительница и при этом неудачно, неестественно улыбнулась. — Он еще слаб. Даже слишком слаб, если прибегает к такому средству как самострел с отравленными стрелами. По всем его поступкам, еще тогда, когда он стрелял в вас с Ортосом у «Четырех бочек», я поняла, что он остерегается тебя. Остерегается и выжидает. Пока не найдет свой источник силы.

— Где этот источник? — встрепенулся Марк.

— В тебе, — промолвила хранительница, погруженная в свои мысли. — Не знаю почему, но я это чувствую. То, что он ищет — находится в тебе. В твоей душе. Храни себя от зла внутреннего, тогда и зло внешнее не прикоснется к тебе, говаривал Ортос.

— А если у меня не хватит сил?

— У тебя есть Тот, к кому всегда можно прибегнуть. Наш Спаситель.

Она отвернулась и зашагала к дому. Уловив перед этим движение ее губ, Марк мог поклясться, что она повторяет услышанные от него стихи пророчества. И проникает в их смысл гораздо глубже, чем он сам.

Марк менялся с каждым днем. Победа на Светлой арене дополнила чувство уверенности, рожденное в нем после похода в поместье Амарты: он может побеждать в этом мире, может совершать подвиги. Но одной уверенности было недостаточно. Стоило ему только задуматься о своей миссии, как его снова охватывали мрачные чувства. Страшный образ Амархтона, с которым связывала его судьба, не давал покоя, отгоняя всякие мысли о героизме и отваге. Страх перед смертью Марк побороть не мог. Какими наивными ему казались слова людей, заявлявших, что не боятся смерти! Они никогда не стояли перед ней, никогда не чувствовали ее дыхания. Они были готовы к опасности только тогда, когда находились от нее на почтительном расстоянии.

«А смерть далеко не самое худшее, что есть в этом мире…», — помнил Марк.

У него оставалось недели три до того дня, когда королева пригласит его на совет военачальников. Калиган не скрывал своего желания использовать это время для учебы и принялся учить его разнообразным техникам боя. Марк начал учиться с охотой, обнаружив, что давно не держит на учителя обиды. Поначалу его немного раздражало, что Калиган заставляет его тренироваться на палках вместо мечей, но после первых занятий признал, что тот прав. Методы учебы Калигана были жесткими. Он бил по ногам, плечам, нисколько не церемонясь. Будь у него в руках меч, первый же поединок окончился бы увечьем. А на теле оставались синяки и ушибы не только от изворотливых ударов учителя. Не раз Марк попадал сам себе по ноге, по голове и даже по спине — это Калиган демонстрировал обманные приемы, как обращать силу противника против него самого.

Но Марк ни о чем не жалел, потому что все усилия были оправданы. За первую же неделю занятий он узнал довольно много. Калиган был действительно искусным учителем. Он объяснял и показывал все: от того, как сгибать ногу в колене перед схваткой — до сложного приема против трех противников сразу. Каждый удар, каждый блок, каждое движение в бою требовало определенного настроя разума, обострения внутренних чувств, железной воли и чуткого сердца — Калиган разъяснял и это, впрочем, повторяя слова хранительницы, что всякий воин может достичь великого мастерства только своим путем. Подражание кому-то никогда не принесет победы.

Нередко к ним с Калиганом присоединялся Харис и тогда возле дома Иалема раздавался его воинственный клич: «Лежи и не рыпайся! Сам напросился!»

С хранительницей Калиган не тренировался и почти не разговаривал. Разрешив Флое учиться у Калигана тому, чему не могла научить сама, Никта сторонилась учителя-следопыта, будто таила на него давнюю обиду. Калиган тоже не проявлял к ней особого уважения. Стоило Марку рассказать об уроках антимагии, как учитель пренебрежительно рассмеялся:

— И это все, чему научила тебя лесная нимфа? Слушай меня. Отражать такого рода заклятия может любой начинающий рыцарь-южанин. Ты хоть знаешь, какие есть у черных магов смертельные заклятия?

— Знаю, — вызвался Марк, — Заклятие крови, Дух смерти…

— И все? А сводящие с ума?

— Голос безумия, Вихрь старости… — назвал Марк, вспоминая рассказы хранительницы.

— Тоже все? И как я догадываюсь, твоя хранительница не учила тебя способам защиты от них.

— Так, быть может, ты научишь? — едко попросил Марк.

— Жизнь научит, — буркнул Калиган, но согласился. Опытный глаз учителя-следопыта ясно говорил, что подобное оружие черных магов, увы, не редкость. — Голос безумия. Сгусток магии, сотканный из мучительных голосов безнадежных безумцев, лишенных рассудка и воли. Затягивает шею как петля, в глазах меркнет свет и все происходящее вокруг кажется безумием. Жуткое заклятие. Не отпугивающее, не устрашающее, а именно сводящее с ума. Кем бы ты ни был, если не воспротивишься ему — станешь беспомощным умалишенным, вопящим от необъяснимого ужаса. Бессильный, обреченный, хуже чем мертвый — тот, по крайней мере, в последние секунды осознает свою смерть. Для тебя же не существует ни реальности, ни нереальности. Ты еще живешь, но твой рассудок уже за гранью бытия.