– Вот так так! – воскликнула Мэдлин с веселыми искорками в глазах. – Вот подождите, я скажу Гуилиму, как его оборону пробили с такой легкостью. А он думает, что сделал замок неприступным.

– Ты не должна ему ничего говорить, – набросилась на нее Элис. – Для нас нет никакой опасности, потому что Дэйви дал слово, но если ты скажешь Гуилиму, что я разговаривала с одним из бунтовщиков, он запрет меня в моей же спальне. Николас предупреждал, что даст ему такой приказ. Более того, – добавила она, внезапно приняв решение, – если ты скажешь Гуилиму, что кто-то смог пробраться внутрь, он сделает так, что выбраться наружу будет гораздо труднее.

– Значит, Дэйви еще не ушел?

– Конечно, ушел. Я говорила о… о другом. – Слишком поздно она вспомнила, что преданность Мэдлин, несомненно, изменила свое направление, что теперь она может считать себя обязанной рассказать все Гуилиму. Дальнейшие слова Мэдлин подтвердили ее опасения.

– Послушай, Элис. – Она плюхнулась на кровать рядом с ней и заглянула в лицо. – Я знаю твои взгляды. Ты готова совершить какую-то дьявольскую выходку, и я не позволю тебе обвести вокруг пальца бедняжку Гуилима, особенно в такое опасное время, как сейчас.

– Бедняжку Гуилима? – насмешливо переспросила Элис, но когда Мэдлин покраснела и смутилась, Элис выпрямилась и вымолвила гораздо более серьезным тоном: – Я давно знала, что он тебе небезразличен, но вот любишь ли ты его, Мэдлин? Скажи мне. Это очень важно.

Мэдлин кивнула:

– Да, люблю.

– И ты не откажешься выйти за него?

Ответ прозвучал шепотом:

– Нет, но не дразни меня, потому что я сама только что поняла правду. Я так упряма и глупа, Элис! Когда я увидела, как Николас и Хью выезжают за ворота, и поняла, что они могут не вернуться, что даже здесь Гуилима могут убить, я больше не могла себя обманывать. Я не могу представить свою жизнь без него. Ты скажешь, что это глупости, но я очень люблю Гуилима.

– Мы все ждали, когда ты это поймешь, – заметила Элис, обнимая ее. – Поклянись, Мэдлин, что, если что-то случится со мной и если Николаса убьют, вы с Гуилимом будете заботиться об Анне как о собственной дочери. Клянись!

– Клянусь мадонной, – подняла руку Мэдлин, пристально глядя на нее, – но зачем тебе клятвы? Ты сказала, что нам здесь ничто не угрожает, и если так…

– Могу я верить, что ты меня не выдашь?

– Господи, что за вопрос?

– А Гуилиму?

Мэдлин замялась, потом сказала решительно:

– У меня еще нет перед ним никаких обязательств, Элис, а ты всегда оставалась моим другом. Рассказывай.

– Бунтовщики собираются убить Генриха Тюдора, – тихо произнесла Элис.

– Ну, полагаю, что да, если они победят.

Элис взглянула на Джонет, потом опять на Мэдлин.

– Дэйви сказал, что король умрет в любом случае, а Николас говорил мне однажды, что Генрих настолько плохой солдат, что он поклялся никогда больше не выступать во главе своей армии, а оставаться в тылу. Что, если мятежники собираются найти его, убить и таким образом объявить битву выигранной?

– Но у Генриха есть наследник, – возразила Мэдлин.

– Артур еще младенец, – объяснила Элис, – и никакая армия не будет сражаться за него. Ричард тоже имел наследников. Николас считает, что истинный претендент сейчас Линкольн, но когда я спросила Дэйви, он ушел от ответа. Тогда мне пришло в голову, что истинность наследника не имеет значения. Их волнует только власть. Победитель будет контролировать трон, и я думаю, что мятежники собираются объявить победу по праву битвы, точно так же, как сделал Генрих Тюдор при Босворте.

– Но ты не хочешь, чтобы они победили? – спросила Мэдлин.

– А ты хочешь? – парировала Элис. – Ты хочешь, чтобы Англией правил Линкольн – человек, который не может говорить, не делая пауз, чтобы тщательно подобрать каждое слово, или ты предпочитаешь короля-ребенка, вокруг которого постоянно будет война за влияние на него? – Увидев ответ, которого она ожидала, в глазах подруги, она повернулась к Джонет. – А ты?

– Я хочу, чтобы кончилась война, – ответила Джонет. – Начатое дело много значит для Дэйви, а я люблю его, но моя преданность теперь уже не та, потому что здоровенного болвана Хью Гауэра я люблю еще больше. Я не желаю зла никому из них, но если бы мне пришлось выбирать, помоги мне Господи, я бы выбрала Хью.

Элис стала пояснять свою мысль:

– Времена изменились, разве не так? Генриха Тюдора любят те, кто его знает, и уважают многие из тех, кто не знает. Он правит мудро и справедливо, и он постарался принести стране мир и покой. С ним на троне люди надеются увидеть в Англии такое процветание, которого мы не видели тридцать лет. Если мятежники победят, войны продолжатся. Единственный, кто может сохранить мир, – Тюдор.

– Что мы должны делать? – спросила Мэдлин.

– Я должна попытаться найти Николаса, – ответила Элис. – Его надо предупредить, что они собираются убить короля.

Мэдлин посоветовала:

– Скажи Гуилиму, Элис! Он может послать людей предупредить их.

Элис покачала головой:

– Они могут не добраться до него, а если и да, им могут не поверить. У мятежников есть глаза и уши по всему Ноттингемширу. Они убьют любого, кто поедет предупредить короля. Но я буду в безопасности от солдат с любой стороны. Никто не посмеет причинить мне вред.

– Но ведь не все знают тебя, Элис, – возразила Мэдлин. – Тебя могут убить.

– Нет. У меня есть письмо от самого Ловелла. Оно не простая охранная грамота, которую можно дать Гуилиму или кому-то другому, потому что я читала его, и там названа я, леди Элис Вулвестон, и письмо защищает меня, мои земли и моих людей. Я буду в безопасности, но Гуилим не должен ничего знать не только потому, что он откажется отпустить меня, но и потому, что захочет поехать сам, а он нужен здесь, тем более письмо я забираю с собой. Я поеду не одна, обещаю: я возьму Йена и еще двоих. Мы можем отправиться утром, после того как Гуилим уедет со своими людьми. Он делает обход каждый день, значит, и завтра будет так же. А Йен знает, кого из солдат нам лучше взять и как достать лошадей. Когда мы уедем, Мэдлин, ты должна будешь не дать Гуилиму поехать за нами. Он должен остаться здесь, чтобы защищать Анну и вас всех.

– Он убьет меня, – скривилась Мэдлин.

– Нет, он поймет, что ты не могла остановить меня. Я должна ехать, Мэдлин. Я смогу убедить их, что королю грозит опасность, легче, чем любой мужчина, которого мы можем послать. Мне поверят.

– Госпожа, мы не можем отпустить вас, – настаивала Джонет. – Право же, мы должны бы сейчас же рассказать все господину Гуилиму.

– Если вы так сделаете, я никогда вас не прощу, – сурово пригрозила Элис. – Мой муж уже потерял своего сына. Если я смогу помочь предотвратить смерть его короля, я буду чувствовать, что хоть немного возместила ему утрату.

Они больше не возражали. Элис не сказала им, что едет, потому что больше всего боится за жизнь Николаса, больше даже, чем за безопасность Генриха. Она понимала, что ехать неразумно. Она не солдат, а он – один из лучших солдат, но она знала, что не захочет жить, если Николаса убьют, потому что любила его со страстью гораздо большей, чем та, которую она когда-либо испытывала к делу Йорков. Она не сомневалась, что страдания ее будут больше от потери мужа, чем от потери сына, и, может, она их не переживет.

Утром следующего дня они с Йеном и двумя солдатами, которых он нашел, благополучно выбрались из замка. Бегство оказалось легче, чем она ожидала. Стражников расставили так, чтобы они никого не пускали, а не так, чтобы не дать кому-то выйти. Тем не менее, когда они скакали по склону холма к реке, она благословляла густой туман, который не дает увидеть их со стен замка.

Час спустя туман стал мешать продвижению.

– Теперь он нам совсем не нужен, – ворчал Йен. – Очень трудно видеть дорогу, а с такой скоростью мы будем добираться до Ньюарка несколько дней.

– Он далеко? – спросила Элис, пытаясь вспомнить, сколько времени они ехали в прошлый раз.