– Залезай, – приказала она, продолжая разговаривать так, будто Элис еще ребенок. – Ты не можешь просто потому, что твои ноги замерзли. Садись, иначе, если ты будешь ждать, пока вода остынет для ног, она будет слишком холодна для твоего тела, так что поторопись.

Вскоре Элис с закрученными в тяжелый узел на макушке волосами сидела, согнувшись, в ванне, а Джонет поливала горячей водой ее плечи и терла спину жесткой мочалкой, от которой ее кожа скоро стала розовой. Мыло пахло сиренью, и его аромат, смешавшийся с травами, добавленными в воду, быстро наполнил палатку.

Когда Мерион подошел к палатке с тяжелым темным плащом в руке, он не мог не восхититься исходящим от ванны благоуханием.

– Я пришел, чтобы принести вам плащ, – сказал он, – и убедиться, что все в порядке, миледи, но уверен, что теперь останусь, чтобы насладиться вашим великолепным запахом.

При звуке его голоса Элис испуганно вскрикнула, поспешно прикрыв руками свою крепкую, с розовыми сосками, грудь. Когда довольный взгляд сэра Николаса стал смущенным, она с достоинством произнесла:

– Я не привыкла развлекать джентльменов, когда принимаю ванну, сэр.

– Но наверняка в Англии, как и в Уэльсе, существует обычай, что все домочадцы принимают ванну вместе, – ответил он, не отрывая от нее взгляда. – Разве меня ввели в заблуждение?

– Нет, – признала она, еще крепче прижимая руки к груди. – Такое действительно принято в большинстве домов, сэр, но я воспитывалась в доме герцога и герцогини Глостерских, где мне предоставлялось больше уединения. В действительности даже в Драфилде я привыкла купаться вместе только с другими девушками-воспитанницами. И мужчины не входили в нашу комнату, кроме тех, кто приносил воду.

– Даже еще будучи герцогом, ваш повелитель вел себя по-королевски, я думаю, – отметил он, все еще разглядывая ее, – и, кажется, позволял подобное и своим подопечным.

Джонет между тем продолжала тереть ей спину, не обращая внимания на гостя, но Элис боялась, что еще чуть-чуть, и она сотрет ее кожу совсем. Она умоляюще взглянула на валлийца, заметив блеск в его глазах и дрогнувшие в улыбке уголки губ. Его веселила создавшаяся ситуация!

– Было бы очень мило с вашей стороны, сэр, если бы вы проявили доброту и разрешили мне уединиться, – спокойно попросила она. – Ваше присутствие беспокоит меня.

– Неужели? – Его голос звучал ниже, как будто пульсируя. И он так и не отвернулся.

Огонь, появившись на ее щеках, быстро распространился по всему ее телу, согревая его так, как не могла согреть вода, вызывая трепетное покалывание под самой кожей. Она чувствовала, как бьется, нет, колотится в груди ее сердце, и когда он прошелся своим взглядом по всему ее телу, ей показалось, будто его большие руки касались ее в тех местах, где даже Джонет никогда раньше не смела дотронуться.

– Пожалуйста, сэр, – прошептала она, не в силах говорить громко. И отвернулась.

– Да, госпожа. – Его голос прозвучал хрипло. – Я ухожу.

Мгновение спустя он вышел, и она облегченно вздохнула. Ни один мужчина не смотрел на ее обнаженное тело с тех пор, как она девять лет назад покинула Вулвестон. Фактически она вообще не могла припомнить ни одного такого момента, но в чем она абсолютно уверена, так в том, что ни один взгляд не вызывал в ней такого вихря чувств, как сейчас. Даже теперь, когда он ушел, напряжение сохранилось. Она съежилась в ванне.

– Выпрямитесь-ка теперь, мисс Элис, – скомандовала Джонет, – чтобы я могла намыливать дальше.

– Я сама, – быстро ответила Элис и, схватив мочалку, стала поспешно намыливать грудь и живот, а потом смыла пену. – Вода становится холодной, Джонет. Принеси мне полотенце. И перестань разговаривать со мной так, будто мне четыре года.

– Да, госпожа.

Джонет поспешила выполнить просьбу, а Элис стояла, настороженно глядя на дверь, в страхе, что сэр Николас или кто-то из его людей может войти. Но никто не вошел, и вскоре она уже завернулась в большое мохнатое полотенце. По ее приказу Джонет отыскала в одном из сундуков французскую накидку, и в ней, надетой поверх льняной сорочки и шерстяного платья, ей стало почти так же тепло, как в ее собственном плаще или плаще Мериона, все еще лежащем грудой на полу, там, где он его уронил.

– Я позову кого-нибудь, чтобы вылили бадью, миледи?

– Да, – согласилась Элис, – и мы пойдем к огню. – Приподняв спереди подол юбки, достаточно длинной, чтобы согласно моде ложиться складками у ног, она повернулась, отбросила назад шлейф свободной рукой и вышла из палатки.

Она почти ждала, что Мерион не разрешит им присоединиться к остальным, особенно после того, как отказалась надеть принесенный им плащ, но он только улыбнулся ей. Она радовалась сгущающимся сумеркам, потому что ее щеки вновь запылали, как только он взглянул на нее, а она не могла думать ни о чем, кроме того момента в палатке, когда он стоял и смотрел на ее обнаженное тело, как собака смотрит на любимую кость.

Наблюдая за ним из-под ресниц, она снова отметила, что он красив и силен. Таких широких плеч она не видела со дня смерти короля Эдуарда, а ростом он, пожалуй, мог и превзойти его. Действительно, если темные волосы Мериона заменить на золотистые, его легко можно принять за Плантагенета. Она вспомнила, что Дикон Анны был брюнетом, но он и ростом не походил на Плантагенета.

– Ваш ужин готов, – сообщил сэр Николас, прерывая ее мысли. – Поскольку дождь, кажется, обошел нас стороной, будете ли вы есть здесь, у костра, или вы и за трапезой предпочитаете уединение?

В его голосе не слышалось насмешки, и она улыбнулась ему.

– Вы, должно быть, считаете меня дурочкой, сэр. Честно говоря, я не могу понять, почему ваш приход привел меня в такое замешательство. Тратить зря горячую воду, когда есть другие, кто мог бы ею воспользоваться, – действительно глупый обычай. Нет сомнения, привычки в Миддлхэме можно назвать весьма экстравагантными.

– Несомненно, – согласился он, улыбаясь в ответ. – Ручаюсь, что там не спят все вместе в одной комнате.

– Господи, неужели подобный старый обычай все еще действует в Уэльсе?

Он усмехнулся:

– Да, и во многих домах, так же как и во многих английских, я уверен. Но если вы действительно хотите знать, бытует ли он во всех без исключения уэльских домах, то должен признать, что нет. Мои родители потребовали для себя некоторого уединения еще до того, как оно вошло в моду, а поскольку дом наш большой, у матери и отца существовала возможность иметь еще и свои личные спальни.

– Так же, как у милорда Ричарда, – произнесла она, вновь охваченная печалью.

– И как у ваших родителей, судя по тому, что я видел.

– Думаю, да, – согласилась она, – но теперь это стало обычным для всех дворянских домов Англии.

– Да. – Он немного помолчал. Увидев, что юный Том стоит рядом с парой грубых деревянных подносов в руках, он сделал знак парню прислуживать Элис и Джонет.

Один из солдат принес для них два табурета, Элис села и стянула перчатки, чтобы есть. Жидковатое мясное рагу с несколькими кусками черствого хлеба показалось ей необыкновенно вкусным. Она ела с удовольствием, облизывая пальцы и макая хлеб в соус. Закончив есть, она вымыла руки в ведре, которое принес Том, вытерла и снова натянула перчатки.

Сэр Николас подождал, пока она расправит их, и подал ей кружку эля.

– Выпейте, госпожа. Эль вас согреет.

– Да, конечно, – согласилась она, осторожно отхлебывая. Напиток оказался крепкий, так что она не торопилась и, наслаждаясь теплом костра, решила не пить много, а то станет сонной. Однако скоро поняла, что ее глаза слипаются, и она не могла подавить зевоту.

Стемнело, и один из солдат стал настраивать лютню. Ветерок с реки добавлял странную гармонию в звуки лютни, и позади круга света у костра, сквозь туман, все еще окружающий лагерь, Элис видела серебряное мерцание ущербной луны над темной тенью замка. Зловещий лунный свет слабо освещал пейзаж, но делал людей, двигающихся вне круга света, похожими на призраки. Хорошо, подумала Элис, что она не из пугливых.