Сянчжи был вполне грамотным хирургом, с европейским дипломом, но, как он сам объяснял, основы медицины были нужны ему для того, чтобы лучше разобраться в тонкостях восточной, как он любил говорить, «народной» медицины. Несколько лет он работал в обычной больнице в Шанхае, затем уехал в отдаленный горный край — поселился в провинции Цинхай, в отдаленном монастыре в Наныпане. Чем он там занимался несколько лет — неизвестно, об этом он не любит рассказывать, но Отто предполагает, что именно в это время он и увлекся нетрадиционной медициной. Мануальная терапия, остеопатия куда более увлекли Сянчжи, чем обычная хирургия.

Отто шутил, что в его лице мир потерял великого хирурга, зато приобрел великого авантюриста. Но на эти шутки мудрый китаец не обижался, а лишь улыбался чуть хитроватой восточной улыбкой. Однако когда он пару раз сделал Отто свой «фирменный» точечный массаж, после которого не юный уже Шайн почувствовал легкость в теле необыкновенную, шутить доктор перестал. Руки у Сянчжи действительно были волшебными.

Удивительно, но за несколько недель пребывания в «Финстераархорнской обители» Фабио стал для Отто, пожалуй, самым главным клиентом. Доктор то и дело ловил себя на мысли, что думает об этом черноглазом пареньке постоянно. Сянчжи, кстати, тоже проводил с ним дни напролет, что очень раздражало Витальку, который мог с ним общаться только по вечерам. Ребята подружились, но график пребывания в клинике у них обоих был очень плотным. Жили на одном этаже, в соседних комнатах, но виделись только по вечерам и находились под неустанным присмотром Отто. Они даже не догадывались, что по его воле стали друзьями, хотя фактически должны быть врагами. Но Отто не спешил раскрывать карты.

Уже за полночь Сянчжи заглянул к нему в кабинет. Тот сидел над медкартой Фабио:

— Удивительный парень, ты не находишь? — спросил его китаец. — Обаятельный невероятно, всему медперсоналу голову вскружил.

— Нахожу, только вот не знаю чем помочь. Отпустить его с тобой в Китай? А вдруг ничего не получится?

— Получится. За месяц я поставлю парня на ноги. Сейчас все зависит от тебя, док. Ты должен решиться. В конце концов, он взрослый человек и сам может принимать решения. А с его отцом я сам поговорю, чтобы снять с тебя этот груз. Завтра же к нему и поеду. Фабио напишет ему записку, и я поеду, так сказать, послом доброй воли…

— Вот он такого посла и пошлет. Анри еще тот типчик. Этот церемониться не станет. Вытолкает тебя взашей из своего «Пристанища Мавра», и останемся мы с тобой в дураках.

— Не вытолкает. Что он, враг своему сыну?

— Да не враг, конечно, просто очень гордый. Они с Фабио попали в непростую ситуацию, могут лишиться крыши над головой. Поэтому отец на все проявления благородства с моей стороны реагирует очень плохо. Если он узнает, что ты, Сянчжи, от меня — тебе тоже достанется.

— Я не поеду к нему в гости, а просто приглашу на встречу на нейтральной территории.

— Утро вечера мудренее. Пойдем лучше спать. Утром я тебе скажу, что думаю по поводу вашего отъезда.

Когда Сянчжи ушел, Отто решил, что обязательно утром дозвонится до Михаила. Сообщит ему о результатах, заодно посоветуется насчет отъезда Фабио. Как ни крути, а Порецкий в их компании главный закоперщик.

За время своего трехнедельного пребывания в Клермон-Ферране на бальнеологическом курорте Руайя, куда его определил Лоран, Алексей Алексеевич Орлов о многом передумал. И, прежде всего о том, как быстро прошла жизнь. Ни жены, ни детей, никого, кроме Анри и Фабио.

Всю жизнь выкручивался, врал, крутил чужими судьбами, в зависимости от своего настроения и симпатий, а теперь вот и сам оказался больным, никому не нужным стариком.

За все время своего «минерализированного» пребывания на курорте он ни с кем не связывался. Порецкий ждал от него действий. Готовился к судебному процессу, которым Полина постоянно пугала Марьяшу, наверняка собирал компромат на Орлова. Уж если он в два счета раскусил Гуляева, то сможет и кое-что неблаговидное из юридической практики Орлова раскопать. А раскопать есть что… Тогда прощай, доброе имя. Пресса будет рада такому подарку.

Анри он тоже не звонил. Просто не знал, что сказать старому другу. За время отсутствия Орлова никто его не потревожит, пусть себе живет спокойно. А вот когда он, отдохнувший, приедет с курорта, они с Анри вдоволь наговорятся. И повоюют. Хотя болезнь странным образом повлияла на Орлова — первоначальное его желание биться насмерть за «Пристанище Мавра» поутихло. Не иначе знаменитая минеральная вода обладала не только общеукрепляющим действием, но и понижающим агрессию.

Он даже стал подумывать, а не бросить ли всю эту возню с порошинским наследством да не прикупить ли небольшой домишко? Можно даже в пригороде Клермон-Феррана, недалеко от курорта. Как здесь спокойно, мило, хотя, наверное, летом народу набирается много. Ну, до лета еще дожить надо… Можно и подальше от города усадьбу купить или ферму, здесь сохранились строения XII-ХIII веков. Будет не хуже, чем в «Пристанище Мавра». Орлов долгими часами прохаживаясь по окрестностям Руайя, удивлялся сам себе — за столько лет жизни во Франции ни разу не побывал в исторической области Овернь, где так красиво!

Алексей Алексеевич ждал приезда Лорана, который все не возвращался. Мысль о том, что у него лейкоз, уже прочно поселилась в голове у адвоката, он даже успел к ней привыкнуть. От лейкоза в одночасье не умирают, поэтому в запасе у него есть несколько месяцев, а может быть и нет. Хоть Лоран так категорично не высказывался, Орлов узнал все о своем диагнозе. А перед тем, как уйти в мир иной, у него оставалось еще много незаконченных дел.

Он за время своего отсутствия даже и представить себе не мог, как страдал от одиночества Анри. После отъезда Фабио он пытался связаться с Орловым, но тот как сквозь землю провалился. Анри уже не знал, что и думать. Фабио раз в неделю обязательно присылал ему письмо, но обратного адреса не указывал. А совсем недавно какой-то иностранец, судя по голосу, японец или китаец, довольно сносно говорящий по-французски, назначил ему встречу и очень просил прийти, так как дело касалось Фабио. Анри готов был немедленно броситься и поехать туда, куда он велит, но тот взял тайм-аут до конца недели. Встреча должна состояться завтра, и ранним утром он планировал выехать в Париж.

Приезд Лорана ничем хорошим не порадовал. Как раз напротив. Церемониться с Орловым он перестал. К тому же просто «добил» его сообщением о том, что Фабио ушел из дома. Анри не стал объяснять Лорану, куда и с кем уехал сын, просто поставил его в известность, что лаборатории больше нет, и Фабио теперь живет в другом месте, и ни о каком совместном «бизнесе» больше и речи быть не может. Этого сообщения было достаточно, чтобы Лоран резко изменил свое отношение к болезни Орлова. Поэтому он так долго не появлялся — без Фабио с его «товаром» Орлов стал малоинтересен расчетливому Лорану.

Новость о поступке Фабио расстроила старика. Едва отделавшись от Лорана, он бросился к телефону. Трубку взяла Эмилия, сказала, что Анри утром выехал в Париж на какую-то важную встречу, касающуюся Фабио. И долго, очень долго плакалась в трубку на жизнь, корила Алексея Алексеевича за то, что в тяжкие для Анри дни он вдруг исчез… А мобильного телефона Анри так и не собрался купить.

Сянчжи уже начал нервничать — Анри опаздывал почти на полчаса. Китаец забеспокоился — неужели не придет? В руках он держал толстую пачку фотографий Фабио — на фоне заснеженных гор, в бассейне, на тренажерах. На всех снимках — счастливый, улыбающийся парнишка. Привез он и письмо от него, в котором Фабио уговаривал отца отпустить его вместе с Сянчжи в Китай.

Взъерошенный Анри показался в дверях кафе с опозданием почти на час. Сразу увидел Сянчжи, сидевшего почти у самого входа, и бросился к нему…

Разговор их был долгим. Одного взгляда на маленького седого мужчину, невероятно худого и осунувшегося, было достаточно, чтобы определить, как тяжело ему было все это время. Сянчжи про себя последними словами ругал и Отто, и Фабио, которые так глупо и опрометчиво устроили этот побег. Анри, несмотря на некую тщедушность и маленький рост, производил впечатление физически здорового мужчины. Но вот его душевное состояние оставляло желать лучшего.