— Почему это?

— Да потому что отбою от разного рода предложений не будет. Мы, как в кино, наутро проснемся знаменитыми. К нам не только немцы, но и австралийцы в очередь встанут.

Я и сама так поверила в то, что говорила Артурчику, что уже не могла остановиться. «Остапа несло». Шеф слушал меня с открытым ртом и, похоже, тоже поверил:

— А точно об этом деле напишут в газетах?

— Еще бы! И не только в газетах, но и по телевидению покажут, и в Интернете, и в…

— Так, может быть, мы и не будем Порецкого увольнять? Оформим просто отпуск без содержания?

— А давайте отправим его, например, в отпуск для работы над диссертацией. Так же, наверное, делается?

— А я знаю? Нашла, кого спросить, звони юристам…

В результате моего эмоционального общения с Артуром Артуровичем Мишаня из подлеца, бросившего родную контору в сложное время, превратился в героя. Заодно и место в фирме сохранил. Если в Париже все печально закончится, ему будет где на кусок хлеба заработать.

Я тут же бросилась звонить Светлане Алексеевне, чтобы сообщить хоть одну приятную новость.

У нее новости были похуже. Миша прислал ей письмо по электронке, где подробно описал свою встречу с Орловым, и просил ее кое-что уточнить.

Алексей Алексеевич заметно волновался перед встречей да и чувствовал себя неважно. «Сегодня наконец-то все решится, — успокаивал он себя, — надеюсь, мы расставим все точки над „i“. Узнаю, что это за таинственные русские, претендующие на часть наследства, объясню Марьяше, что легко могу опротестовать завещание ее милой бабули в пользу Полины, поторгуюсь немного с ней, а затем и за Полину примусь. А то, гляди-ка, разошлась как! Анри звонит без моего ведома, условия выдвигает, глупая. Не понимает, что условия выдвигать в ее непростой ситуации могу только я». Его размышления прервал стук в дверь кабинета.

Орлов сказал: «Войдите!»

На пороге стояла заметно похорошевшая Марьяша в окружении целой делегации незнакомых мужчин.

Молодой парень, сидевший в инвалидном кресле, чем-то напоминал Фабио. Нет, не внешностью — Фабио был невысоким, худеньким юношей, а этот, напротив, крепкий, широкоплечий, но что-то неуловимо общее было в выражении глаз, в посадке головы. На какое-то мгновение он даже проникся к инвалиду симпатией, но тут же постарался прогнать это чувство.

Мужчина, который вкатил коляску в комнату, скорее всего, был отцом инвалида. На вид лет пятидесяти, хорошо сложен, в дорогом костюме. Конечно, морщин на лице многовато, мешки под глазами, но в целом выглядит бодрячком. И руки сильные — рукопожатие у него было ого-го. На деревенского пьющего мужика, каким его описывал Гуляев, совсем не похож. «Да, такой крепкий и, судя по всему, работящий мужик от конюшни не откажется, — подумал Орлов. — И уж во всяком случае, будет в „Пристанище Мавра“ более уместен, чем этот горе-художник Абду».

А вот третий из окружения Марьяши, который слегка поддерживал ее за локоток, судя по всему, орел.

«Видимо, это тот самый Порецкий, — анализировал вошедших Алексей Алексеевич, — с которым мне, возможно, придется биться. Физически я ему, конечно, проигрываю, а вот с профессиональной точки зрения — еще вопрос, кто кого?»

На правах хозяина он любезно предложил им устраиваться поудобнее, так как разговор предстоял долгий.

— Алексей Алексеевич, позвольте представить вам моего друга Михаила Порецкого, — начала Марьяша, — он помогал мне в России. Если вы не возражаете, все остальное он расскажет сам. У него это лучше получится.

— Конечно, не возражаю, тем более что у тебя в последнее время появились от меня секреты. В Россию уехала, не простившись, не посвятив меня в свои планы…

— Она просто выполняла поручение своей покойной бабушки, — деликатно прервал ворчание хозяина Порецкий, — да и докладывать о своих перемещениях ей не было никакой нужды. Вы же все равно все знали о ней.

— Не совсем понимаю, о чем это вы говорите, Михаил?

— Я говорю о подробных отчетах, которые вы получали от Сергея Гуляева.

— Впервые слышу это имя.

— Давайте не будем наше знакомство омрачать препирательствами, — с улыбкой продолжал диалог Миша, — нам доподлинно известно, что вы собирали материал о перемещениях Марьяши по России с помощью этого человека. А также известно о том, как и при каких условиях вы с ним познакомились. Но я расцениваю этот факт, как ваше вполне объяснимое желание обеспечить ее безопасность в незнакомой стране. Я прав?

— О, да. Вы хорошо осведомлены, это радует. Могу ли я теперь задать вам несколько вопросов, ответы на которые господин Гуляев так и не смог получить?

— Конечно, спрашивайте…

Какое-то время Орлов молчал, собираясь с мыслями. Было ясно, что если Порецкий знает что-то о его взаимоотношениях с Гуляевым, который после того, как получил деньги, перестал отвечать на звонки, возможно, он знает и что-то еще. Вот только что? Да, похоже, что этот парень — не промах. Повезло Марьяше с кавалером.

— Какое отношение господа Екшинцевы имеют к графине Порошиной, оставившей этот бренный мир?

— Ответить на ваш вопрос я смогу только после того, как вы пообещаете нам сохранить в тайне все, что услышите.

Как душеприказчик Графини и ее верный поверенный в делах, я пытался при составлении завещания выяснить у нее, кто эти господа. Графиня отказала мне. Вы, видимо, знаете, что завещание вызвало серьезное недовольство у дочери Графини, матери Марьяши, и она намерена опротестовать его. Если я сейчас вам пообещаю хранить в тайне все, что услышу сейчас от вас, это будет бесчестно по отношению к Полине Маккреди. Вы не находите?

— Не нахожу, так как имею письменное пожелание графини Порошиной не разглашать ее тайну. А вы, в свою очередь, имеете все указания вашей покойной клиентки в отношении того, чтобы разделить наследство между Полиной, Марьяшей и господами Екшинцевыми. Поэтому ваше желание поделиться с Полиной информацией, которую вы надеетесь получить от нас, меня несколько удивляет. Вы же, как никто другой, знаете, в каких сложных отношениях состояли Полина и покойная Наталья Александровна и о том, что она большую часть наследства планировала оставить внучке, а не дочке?

— Конечно, я об этом знаю. Но долг честного человека велит мне побеспокоиться также и о дочери, несмотря на то, что я просто обожаю Марьяшу.

— Итак, насколько я понял, вы не хотите держать в секрете тайну графини Порошиной?

— Я просто хочу узнать, какое отношение господа Екшинцевы имеют к покойной Наталье Александровне?

Словесную дуэль двух юристов прервала Марьяша:

— Послушайте, Алексей Алексеевич, у бабушки было определенное положение в обществе, ее уважали и почитали многие. Конечно, я не смогу долго держать в тайне от вас то, что мне не хотелось бы сделать достоянием общественности. Вы хотите знать правду и имеете на это право. Я же в свою очередь хочу, чтобы вы не сделали предметом спекуляции или торга эти сведения. В данном случае я имею в виду свою мать. Она готова пойти на все, чтобы присвоить львиную долю наследства себе. Пройдет немного времени, с ней произойдет несчастный случай, и все состояние перейдет к Абду. Как вам такое развитие сюжета?

— Но Полина еще не вышла за него замуж и, возможно, не выйдет. И вообще, мы не о том говорим. Хорошо, я обещаю о тайне вашей бабушки ничего не говорить Полине. Вы это хотели от меня услышать?

— Я это хотела услышать, потому что я сама ей все расскажу, но только по истечении времени, когда буду готова к этому разговору.

— Договорились. Итак, господа, я слушаю вас…