Вечером, сдав скот владельцам, Ваньо обливался холодной колодезной водой, надевал чистую праздничную рубаху, вышитую красными крестиками по вороту и рукавам, и шел к месту сбора всех селян, к харчевне, стоящей на выезде из села. В ней всегда останавливались проезжающие через село купцы, потому что пиво у них тут варилось вкусное – это из-за воды, наверное – и еще потому что это была самая последняя «сельская» харчевня. Дальше начинались места, которые уже относились к городу, и там почему-то точно такая же еда и точно такая же постель стоили уже гораздо дороже.

У харчевни Ваньо снимал рубаху и похаживал по вытоптанному до каменной твердости двору, пошевеливая плечами, красиво напрягая руки и покрикивая, что готов сразиться на поясах с любым желающим, обещая щедро напоить пивом того, кто его победит. Пиво в селе любили. И развлечение такое – тоже. Потому каждый вечер Ваньо боролся. Он уже не раз кидал через себя или аккуратно укладывал перед собой всех сельских силачей. И даже кузнец признал, поборовшись два раза, что, хотя на руках он бы Ваньо быстро обставил, но вот спина у Ваньо крепче, потому на поясах тот и выигрывает.

Долго ли, коротко, близко ли, далеко, но заехал в село по своим королевским делам и какой-то случайный королевский гвардеец. Он пил пиво, сдувая пену с длинных черных усов, касающихся его мощной груди, если он чуть наклонял голову, смотрел рассеянно в окно на закат, думал о чем-то своем, гвардейском. А Ваньо опять похаживал по двору и звал селян сразиться с ним на поясах. И клал одного за другим всех, кто выходил против него под общий смех и крики.

Заинтересовался гвардеец, потом подозвал хозяина, переговорил с ним негромко, узнал имя борца, а утром, молча и неспешно собравшись, легкой рысью ускакал на своем невысоком коньке дальше. Наверное, в саму столицу.

А еще через месяц староста получил извещение, что сам принц Аджах заедет в его село на пути из столицы к границе.

После этого письма сразу наехали столичные. Они бродили везде, все трогали, все измеряли и все время что-то морщились недовольно. Потом потянулись подводы. На них везли разобранный по бревнышку походный дворец принца. На каждом бревне был написан свой номер, поэтому молчаливые опытные рабочие быстро собрали на луговине, где всегда пасли коров, высокий с острой крышей, похожей на наконечник гигантского копья, дворец.

Подводы приходили и уходили.

Были заполнены все кладовые дворца – вино, еда, всякие редкости для будущего пира, как поняли селяне, наблюдающие всю эту суету.

Наводнившие село и окрестности рабочие быстро вырубили лес на сто шагов в каждую сторону, чтобы подлый враг не мог подползти и коварно ужалить непобедимого принца.

Потом рабочих увели, а вместо них пришел полк солдат, быстро раскинувший походные шатры на тех местах, где раньше был лес. Часовые встали цепочкой, перекрикиваясь днем и ночью и сменяясь каждые четыре часа. С этого дня сельский скот остался взаперти. Даже накосить травы, чтобы покормить скотину, не удавалось. Сначала скармливали старое сено, потом даже солому давали, тягая по пучку с крыш, а потом уже начали резать жалобно блеющую и мычащую скотину.

На дворе стояло лето, было жарко, а соли, как обычно, не было. Чтобы не пропало мясо, его варили, жарили и ели, давясь и уже даже ругаясь втихую. Отец старосты и вовсе помер от переедания. Еще несколько селян были при смерти от того же.

Наконец, дошло дело и до Ваньо.

Он проснулся от того, что на него утренних сумерках кто-то внимательно смотрел. Попытался вскочить, но крепкие умелые руки тут же бросили его обратно на жесткий травяной матрац, прижали, полезли под подушку, приподняли лоскутное одеяло, потом держали за плечи и за ноги. Люди в черном – Тайная стража королевства – стояли вокруг Ваньо и смотрели на него холодными змеиными глазами.

– Ты будешь Ваньо-пастух?

– Я, – попытался кивнуть Ваньо.

– Не дергайся, а слушай внимательно и исполняй в точности. Завтра приедет наш непобедимый принц Аджах. Он будет бороться с тобой, пастухом. Времени у него мало. Значит, будет так: сначала ты встанешь на колени на счет раз-два-три, а потом он положит тебя, не кидая через голову. На счет раз-два-три-четыре. Понял?

– Нет, – честно сказал Ваньо. – Не понял. Я сильный, я хочу побороть принца Аджаха.

– Запомни, пастух: принц Аджах есть всемирно известный непобедимый борец на поясах и символ нашей армии, непобедимой в боях. Никто и никогда не может его побороть…

– А если я смогу?

– А если ты сможешь, то все жители твоего села будут убиты, дома их сожжены, дорога перенесена в сторону, и принц все равно останется непобедимым. Ты все понял? Ты завтра борешься не за свою победу, а за жизнь всего села. И жизнь село получит только в том случае, если ты, пастух Ваньо, на счет раз-два-три упадешь на колени, а на счет раз-два-три-четыре ляжешь под ноги принца.

Сказали и исчезли, как будто и не было черных воинов Тайной стражи королевства. Но они были, потому что Ваньо очень хорошо запомнил этот серый и сухой голос, монотонно заученно твердящий ему «раз-два-три» и «раз-два-три-четыре».

На другой день к обеду приехал с небольшой свитой принц Аджах.

На вытоптанную луговину перед походным дворцом принца вывели умытого и побрызганного цветочными водами Ваньо, и поставили напротив принца. За принцем стояли двое в черном, внимательно смотря на Ваньо.

Принц и пастух сошлись, взялись крепко за пояса друг друга.

Ваньо посмотрел в глаза принца и увидел там скуку и лень. И ему тоже стало скучно.

На счет раз-два-три он рухнул на колени. А на счет раз-два-три-четыре – упал на спину.

– А говорили, силач, – лениво процедил принц, отряхивая ладони. – В пехоту его, рядовым.

Подскочившие тут же сержанты с цветными нашивками на кожаных шапках дубинками подняли на ноги Ваньо и погнали к шатрам охранного полка.

– Все парень, ты свое дело сделал. Теперь будешь в королевской армии служить!

Сзади уже скрипели подводы, на которые клали бревна от разбираемого дворца. На бывшую луговину выставили столы. Еды было по счету – ровно по числу живущих в селе. Только никто не толкался и не рвался к дармовому угощению: все и так объелись мяса. Потому сидели тихо, пили легкое городское пиво и покачивали головами в неспешном разговоре:

– А силен наш принц-то! Как он Ваньо грянул о землю… А ведь мог и через себя кинуть, поломал бы тогда парня. Силен и добр наш принц. Слава ему, значит.

В армии Ваньо научили ходить строем, крепко держать тяжелое копье и тяжелый щит, колоть снизу мечом, бить сверху двуручной секирой. Бойцы вокруг него все были крепкие, как на подбор, перевитые сухими жесткими мышцами, как канатами. По вечерам они боролись на поясах. А по ночам переговаривались почти неслышно у своих костров.

Ваньо с ужасом узнал, что все его товарищи тоже легли на счет раз-два-три-четыре…

– Но как же так? Тогда наш принц, выходит, не самый сильный в мире? Но ведь тогда его победит любой принц с другой стороны, и мы проиграем войну?

– Ну, ты даешь, паря… Точно, пастух. Думаешь, их принцы по-другому борются? И потом, есть же еще мы, армия. И чужому-то принцу объяснили, небось, что если на счет раз-два-три-четыре не ляжет он под нашего, то мы сожжем и сотрем с лица земли его королевство, и убьем всех жителей, и перенесем границы… А так, все же – по мирному почти. Ну, посчитает – раз-два-три-четыре – ляжет под нашего-то. И мирно-спокойно вольется в наше великое королевство. Будет даже в друзьях у принца. В ближних, может, даже. И будет всем потом рассказывать, какой он непобедимый, наш принц. Так что спи, деревня! Спи и славь даже во сне непобедимого принца Аджаха!

Неправильно все было. Очень неправильно. Засыпал в своей постели под пышным пуховым одеялом в тишине и довольстве. А сейчас чувствуется под спиной холодное жесткое дерево. И еще ремни. Много ремней. Попробовал слегка шевельнуться – сразу вспыхнул яркий свет, заставивший еще плотнее сомкнуть веки, и раздался голос: