– Дело не в тебе, – сказала Джорджетт, только сейчас осознав, что так оно и было. – Дело во мне.

Она все еще испытывала некоторый внутренний дискомфорт, но настроение у нее поднялось, и чувство неловкости начало отступать. Вне всяких сомнений, эта девушка заслуживала шанс на то, чтобы попытаться стать лучше. И если не Джорджетт предоставит ей этот шанс, то кто еще? Кроме того… Пусть даже от Элси не будет никакого проку, но, будучи живым – и при этом весьма громким и деятельным – щитом между ней и Рандольфом, она верно послужит хозяйке. Оставив Элси здесь, Джорджетт скорее выиграет, чем проиграет. Конечно, при условии, что горничная не будет ходить голая при хозяйке. Откашлявшись, Джорджетт вновь заговорила:

– Дело в том, что я скоро уеду, после чего тебе придется искать новое место. Выходит, с учетом всего сказанного, ты, скорее всего, сама не захочешь у меня работать.

Лицо Элси прояснилось.

– Так вы хотите, чтобы я осталась?

– А ты сама хочешь остаться?

– Ну… даже не знаю. Вообще-то я предпочитаю хозяев немного почище, если вы догадываетесь, о чем я. Так что давайте-ка почистим вам перышки. – Элси шагнула к Джорджетт с явным намерением стянуть с нее платье.

Джорджетт, словно защищаясь, выставила перед собой руку.

– Нет, с этим я сама справлюсь.

Горничная отступила на шаг, и Джорджетт осторожно расстегнула пуговицы на лифе, после чего достала котенка, встревожившего ее своим полным безразличием к происходящему. Протянув животное горничной, она спросила:

– Вы, случайно, не знаете никакого места поблизости, где мы могли бы найти немного молока?

Элси сделала большие глаза. И тотчас же нос ее сморщился, ноздри затрепетали, и она, наконец, расчихалась – да так, что все тело задрожало.

– Что это? – успела спросить она в перерыве между приступами чихания.

– Котенок, – ответила Джорджетт и, спустив свое серое шелковое платье с плеч, свободной рукой придержала его, прижав к груди. Почему-то ей припомнилось, какой стыд она испытывала, надевая это платье утром. И еще она помнила одобрение, промелькнувшее в глазах шотландца, когда он увидел ее в нем.

«По крайней мере он не видел меня голой», – подумала Джорджетт. Но даже если и видел, то она этого не помнила. Впрочем, принимая во внимание то состояние первозданной наготы, в котором она проснулась, следовало предположить, что оно все же не прошло для лежавшего рядом с ней мужчины совсем незамеченным.

– Да вижу я, что это котенок, я же не слепая! – воскликнула горничная и тем самым отвлекла Джорджетт от нескромных дум. – Я спрашиваю, что он тут делает.

Джорджетт несколько удивилась тому негодованию, что вызвал у ее новоиспеченной горничной безобидный котенок.

– Я решила, что со мной ему будет лучше, – сказала Джорджетт, спрашивая себя, не сочтет ли Элси за странность, если она повернется к ней спиной в процессе раздевания. – Меня едва не переехала телега, и я решила, что котенку будет спокойнее у меня на груди, чем на мостовой, где он мог бы оказаться под колесами.

– Если вам платья не жалко, так и держите его хоть за пазухой, хоть под мышкой. Я не про это спрашиваю. – Элси старательно держала котенка подальше от себя. – Что этот дикий зверь делает в вашем доме?

– Вообще-то называть котенка диким зверем не совсем правильно, – не слишком уверенно возразила Джорджетт. – Так же как и называть этот дом моим. – Сбросив платье, она как можно быстрее залезла в ванну, по шею погрузившись в тепловатую, не слишком чистую воду и от души надеясь, что ее горничная не станет смотреть на нее.

Но Элси, похоже, не отличалась большим тактом.

– Я вас ведь спрашивала вчера вечером, держите ли вы у себя кошек, и только после этого согласилась на предложенную вами работу. От них у меня глаза опухают и нос течет. – Элси снова чихнула, и Джорджетт, к ужасу своему, увидела, что глаза девушки и впрямь наполнились слезами, а нос распух. Наклонившись над ванной, Элси со злобным прищуром слезящихся помутневших глаз заявила: – Если хотите, чтобы я осталась, вы должны избавиться от этого зверя.

Джорджетт вздохнула. Она не отпускала от себя котенка всю дорогу из Морега, лелеяла его на груди словно заветное желание. Но Элси была ей очень нужна. В качестве живого щита между ней и Рандольфом. Более того, в этом доме даже блюдца молока нельзя было раздобыть. Так что здесь котенок обречен. Джорджетт понимала, какой выбор должна сделать, но бросить на произвол судьбы крохотный меховой комочек все равно было жалко – она успела к нему привязаться, как ни странно.

– И посмотрите, что он сделал с вами, мисс, – продолжала Элси, указав куда-то в ванну.

Джорджетт опустила глаза. На ее левой груди виднелись красноватые следы. Она в недоумении уставилась на эти подозрительные пятна. Джорджетт не помнила, чтобы за то время, пока котенок спал у нее на груди, она чувствовала какую-то боль.

Элси же брезгливо переложила котенка в другую руку и наклонилась над ванной, чтобы лучше разглядеть красноватые пятна. Нос у бедняжки снова задергался.

– Вот что я вам скажу: этот грех не на совести вашего зверя. – Элси опять чихнула, затем вздохнула. И снова чихнула. – Следы эти и не от корсета, потому что корсета на вас не было, – добавила горничная с усмешкой.

– Но я… – Джорджетт замолчала, неловко заерзав. И действительно, что она могла сказать? «Я оставила свой корсет в незнакомой комнате у незнакомого мужчины»? Это прозвучало бы довольно странно.

Элси же, прищурившись, внимательно посмотрела на хозяйку.

– Эти следы, миледи, очень похожи на любовные укусы, возможно оставленные тем большим славным парнем, за которого вы вчера вышли замуж.

Джорджетт замерла, разом забыв о смущении, вызванном ее наготой. Итак, горничная что-то знала о той ночи, которая каким-то образом стерлась из ее памяти. В груди Джорджетт затеплилась надежда. Возможно, к перстню с гербом прибавится кое-что посущественнее – нечто такое, что поможет найти ее ночного партнера.

– Вы знаете его?

Элси мечтательно вздохнула, закатив глаза.

– О, все дамы в городе его знают… И если Джеймс Маккензи действительно так хорош, как о нем говорят, то могу представить, как славно вы провели с ним время…

– Маккензи… – медленно произнесла Джорджетт, словно пробуя слово на вкус. Но, как она его ни смаковала, никаких воспоминаний это имя у нее не вызвало. Впрочем, не совсем так. Имя это пробуждало в ее теле сладостное тепло и приятную истому внизу живота.

Джорджетт вдруг поймала себя на том, что ей страшно захотелось узнать как можно больше о таинственном незнакомце, который теперь – спасибо Элси! – обрел имя. Какой он, этот Джеймс Маккензи? Добрый или жестокий? Щедрый или прижимистый?

Преданный или вероломный?

Последняя ее мысль пришла непрошеной – откуда-то из глубин подсознания. Джорджетт невольно вздохнула. Ей было всего двадцать два, когда она вышла замуж в первый раз, и ей тогда не пришло в голову задать себе этот вопрос. Муж ее, как оказалось, верностью не отличался. Но какая сейчас разница – чтил ли этот Маккензи данные у алтаря клятвы или же был самым отъявленным распутником в Мореге? Совсем не этот вопрос следовало задавать мужчине, которого она собиралась оставить.

– Ты знаешь что-нибудь о том, что я делала ночью? – спросила Джорджетт, решив пока не расспрашивать о Джеймсе Маккензи.

– О да, мисс, – ответила Элси, взяв в правую руку мочалку. Котенок сидел у нее на левой ладони и мог в любую минуту свалиться в воду. – Вы наняли себе горничную.

Джорджетт выхватила у нее мочалку.

– С этим я и сама справлюсь, – заявила она. Ее желание узнать побольше о событиях минувшей ночи боролось со стыдливостью. Она указала на зачехленный стул, на спинке которого прежде висело полотенце. – Пожалуйста, сядь. И расскажи мне, что я еще, возможно, сделала.

Элси церемонно уселась на краешек стула и бережно расправила свою ветхую юбку. Котенка же положила на колени. Она снова наморщила нос, но на сей раз удержалась, не чихнула. Дождавшись, когда приступ пройдет, со смехом проговорила: